на которых висели веревки разных размеров и цветов.
– Подойди сюда, – позвал я и указал ей место, куда нужно стать – аккурат под крюками в потолке.
Как только Ника заняла нужное место, я подошел к стереосистеме и негромко включил музыку. Чувственную, довольно глубокую. Пока подбирал веревки, в голове на повторе стояли слова Аланы: «Вот увидите, Мастер, я не вернусь. Не потому что не хочу, а потому что она заняла места всех рабынь в вашем сердце». Я не хотел верить в правдивость ее слов, но что-то подсказывало мне, что столкновение с реальностью будет больнее, чем мне казалось в тот момент.
– Заведи руки за спину, – скомандовал я, глядя на Нику.
Как только она это сделала, я развязал узел на веревке, распустив ее, и начал делать то, что неимоверно сильно успокаивало меня. Шибари позволяло расслабиться и отвлечься, очистить мысли. И тогда, завязывая каждый из узлов, искусно оплетая нежное тело, врезаясь в кожу веревками, я как будто заново рождался. Мысли действительно упорядочивались, а решение само по себе зрело в голове.
Я периодически поглядывал на Нику, и меня заводил ее заинтересованный взгляд, но еще больше – оплетенное веревками тело. Нет, взгляд все же был более притягательным. Мне хотелось открыть рот и начать рассказывать ей об искусстве Шибари. Его историю, техники, предназначение. Но еще я осознавал, что как только сделаю это, вся магия исчезнет, и я не смогу сделать то, что запланировал.
Как только последний узел был завязан, а Ника лежала на полу с крепко зафиксированными за спиной руками и согнутыми в коленях ногами, оплетенными веревками, я выпрямился и удовлетворенно осмотрел ее.
– Готова?
– Наверное, – дрожащим голосом произнесла она.
– Полетаем, девочка, – хрипло произнес я, поднимая с пола длинные петли.
Я подошел к стене и опустил рычаг, наблюдая за тем, как пневматический подъемник опускает крюки, которые практически касались тела Ники. Зацепив петли за крюки, я вернулся к стене и поднял рычаг. Теперь крюки двигались не так бодро, потому что поднимали груз. Ника бросила на меня испуганный взгляд, но не произнесла ни слова. Я зафиксировал рычаг, оставляя тело Ники висеть примерно на уровне моей талии. От натяжения веревок ее ноги сами раскрылись, являя мне обнаженную промежность.
Сняв с себя футболку, я отбросил ее в сторону и взял в руки вибратор. Сам не понимая зачем, накануне я обновил все игрушки в этой комнате. Хотя… наверняка знал, просто не хотел признаваться в этом сам себе. Ника пропитала меня собой полностью, не оставляя мне шанса на отступление. И я хотел видеть ее в этой комнате. Связанной, беззащитной, отчаянно нуждающейся в ласке. И все ради того, чтобы вернуть себе контроль. Доказать самому себе, что все еще держу его в своих руках.
Поднеся игрушку к попке Ники, я включил ее, и она вздрогнула. Я медленно провел по коже, наблюдая за тем, как ее покрывают мурашки. Спустился ниже, прижав головку вибратора к промежности Ники. Я был доволен тем, как она реагировала на ласку. Как пыталась извиваться, но у нее не получалось из-за ограниченности движений, как негромко стонала. Но мне не хватало этого. Я должен был видеть ее взгляд в этот момент, чтобы быть уверенным в том, что это не только физиологическая реакция. Мне нужно было убедиться, что там, внутри этой красивой головки мысли только обо мне. Что в глазах желание, жажда получить удовольствие сполна.
Я оторвал игрушку от тела Ники и обошел ее. Присел, заглядывая в лицо. Она посмотрела на меня с отчаянием, и это было самое лучшее, что я видел за всю жизнь. Когда женщина нуждается в тебе и твоих прикосновениях – это триумф. Но когда ты испытываешь чувства к этой женщине… непередаваемое ощущение. Пугающее, даже немного отталкивающее, но невероятно притягательное. Я выпрямился, расстегнул ширинку, освободил член и приблизил его к лицу Ники. План был повторить то, что я делал с Аланой, но как только губы Вероники сомкнулись вокруг головки, я понял, что так, как с рабыней, с ней не будет. Потому что чем глубже она вбирала член, тем сильнее у меня кружилась голова. Было такое ощущение, что это совсем не Ника здесь в положении сабы. Она не брала глубоко, а я и не пытался достать до горла. Парадоксально, но с ней мне было приятно даже так – просто чувствовать влажность ее рта и желание сделать мне приятно. Я отступил на шаг в тот момент, когда понял, что долго не выдержу, и Ника со шлепком выпустила член изо рта. С ее губы потянулась тонкая нить слюны, и даже это завораживало.
Я обошел ее и медленно спустил вниз, снова уложив на пол. Как только крюки были подняты к потолку, я подхватил Нику на руки и перенес на кровать. Уложил, и игра началась. Наклонившись к ее груди, я поочередно терзал ртом и руками соски. Кусал, облизывал, с силой всасывал, жадно поглощая стоны Ники. Я пробрался рукой ей между ног и позволил пальцам кружить по клитору, сходя с ума от реакции Ники. То, как она пыталась извиваться в путах, как закатывала глаза и непрестанно повторяла мое имя, заставляло забыть обо всем, полностью погружаясь в ее удовольствие. Я как будто плыл в густом тумане, где мне не хватало воздуха, а сердце колотилось так, что, казалось, приложи я руку к груди, почувствую вибрацию. Как же чертовски сладко она кончала в моих руках. Как сильно билась в конвульсиях наслаждения. Ни разу в жизни мне не доставляло такого удовольствия смотреть на оргазм сабы. Я всегда любил это зрелище. Но то, что происходило с Никой, выносило меня на новый уровень удовлетворения.
Слегка крутанув ее на кровати, я распустил веревки с ее ног, а потом широко развел их и вошел на всю длину, заставляя Нику вскрикнуть. Мне пришлось закусить губу, чтобы не повторить ее звук.
– Так горячо, – вырвалось из меня. – Горячо и тесно. Такая нереальная девочка.
Я закрыл глаза и поднял лицо к потолку, не в силах выдерживать вид Ники, корчившейся от удовольствия. Ее темные от собственных укусов губы, раскрасневшуюся грудь с твердыми сосками, молочно-белое тело, покрытое крупными мурашками. Всего этого было так много, что я совсем перестал соображать. Собственного