слышно приближение наших машин, по нам начали открывать огонь. Вокруг нас была кромешная тьма, но мы слышали, как приближаются эти длинные очереди огня. «Брррззззз! Брррззззз! Брррззззз!» Кто бы ни пытался поразить нас, они стреляли из автоматического оружия, и, судя по звуку стрельбы, она доносилась с расстояния в добрых полкилометра.
Горячие зеленые трассы трассирующих пуль описывали дугу в наших приборах ночного видения, уходя высоко над нами в небо. Нападавшие явно не могли видеть наши фургоны, в которые можно было бы целиться. Мы не открывали огонь. Если бы мы открыли огонь по источнику этих трассирующих пуль, это лишь выдало бы нашу позицию. Мы тренируемся, тренируемся и тренируемся под огнем. Мы делаем это в машинах, проезжая под стационарными огневыми позициями, которые выпускают пули над нашими головами. Мы делаем это ползя по-пластунски, проползая под колючей проволокой, по которой пулеметы выпускают пули. Это помогает вам привыкнуть к ужасающему шуму и ощущению того, что по вам стреляют.
Естественная реакция человека на то, что в него стреляют, — это либо сражаться, либо замереть на месте, либо бежать. Мы научились игнорировать такие инстинктивные реакции, поэтому могли оценить, как лучше поступить в любой боевой ситуации, как сейчас, когда мы с Трикки не отвечали на огонь, а Стив проехал дальше. В Следопытах запаниковать было смертным грехом. Нам нужно было уметь мыслить спокойно и ясно, находясь под сильным давлением и опасностью. Любой, склонный к панике, был бы отстранен на ранней стадии, скорее всего, когда готовился спрыгнуть с хвостового трапа C130 «Геркулес». Но все тренировки в мире не делают тебя менее напуганным.
Теперь с восточной стороны дороги доносилось еще больше огня. Там было, наверное, с полдюжины автоматов АК-47, выпускавших бешеные очереди, плюс открыл огонь более тяжелый пулемет. Но они никак не могли нас увидеть. Они целились в несущуюся химеру, в призраков.
По мере того как мы приближались к центру поселения, огонь становился все более и более концентрированным. Я услышал безошибочно узнаваемое «тзззинннгггтзззин-ннгггтзззинннгггг!» от пуль, рассекающих воздух всего в нескольких ярдах от нашей машины. Кто-то должен был заметить наше продвижение и сообщить нашу позицию стрелкам, чтобы они лучше прицелились.
Хотя у немногих иракских бойцов были ПНВ, для обнаружения потребовался бы только один командир с таким прибором. Он сообщал по радио о наших передвижениях на свои передовые позиции: машины противника сейчас проезжают мимо зеленой мечети. Это дало бы им достаточно конкретную привязку, куда можно было целиться.
Пара более крупных пулеметов, типа наших единых, вступила в перестрелку на выезде. Я мог слышать их гортанное рычание, эхом разносящееся по темному склону холма, среди более резкого треска автоматов. Скорее всего, это были ПКМ, пулеметы Калашникова, оружие калибра 7,62-мм, советской эпохи, с ленточным питанием, установленные на сошках, с точностью стрельбы до 1000 метров и более.
Как и в случае с едиными пулеметами GPMG, ПКМ это оружие, ведущее огонь по площадям, и чтобы сразить противника из одного из них, не требуется высокой точности. Это было ужасное чувство — знать, что ПКМ будет выплевывать около 650 выстрелов в минуту, и что каждая из этих пуль пыталась найти нас и уничтожить. Стандартная процедура при засаде заключается в том, чтобы всегда продолжать движение. Гораздо лучше было просто проскочить дальше. Если бы вы попытаетесь остановиться, вступить в бой или развернуть свои машины, вы превратитесь в сидячую мишень и, скорее всего, будете убиты. Но все же я не мог не задаться вопросом, как дела у других парней впереди.
Как раз в тот момент, когда мы почти миновали поселение, я увидел огненный след от РПГ (реактивной противотанковой гранаты), вылетающий из-за гребня холма. Хотя я не мог разглядеть боеголовку в свете ПНВ, выхлопной след казался похожим на массивную зеленую комету, с ревом несущуюся по небу. Это случилось. Она направлялась прямо к нам. Судя по траектории пылающего зеленого следа ракеты, казалось, что она была нацелена прямо в мою и Стива головы. Я инстинктивно пригнулся, и боеголовка с грохотом ударилась перед капотом нашего Пинки, промахнувшись всего на пару футов.
Прицелиться в быстро движущийся ночью автомобиль без огней чрезвычайно сложно даже с помощью пулемета. Сделать это из РПГ с расстояния более 500 метров было практически невозможно. Но эта ракета была ужасно близко, один выстрел на миллион. Мы с грохотом понеслись вперед и покинули застроенную территорию, Стив как сумасшедший гнал Пинки в гостеприимные объятия ночи. Постепенно огонь начал угасать у нас за спиной. Позади нас раздался треск выстрелов и странный звук мощного взрыва, но они стреляли в пространство, которое мы только что покинули.
Я всматривался в темноту впереди с единым пулеметом, проверяя свои сектора, наполовину ожидая последующей атаки или, возможно, блокирующей группы, размещенной на шоссе. Но все, что там, казалось, было, это открытая, пустынная дорога, простиравшаяся насколько хватало глаз. Стив повернулся ко мне. Я готовился к очередной остроте о женщинах или пикантной реплике из «Шрека».
— Стрелковое оружие, тяжелые пулеметы, РПГ, — прокричал он, перекрывая шум дороги. — Это становится все ближе. Лучше всего нам съехать с дороги и оценить ситуацию.
Стандартной процедурой работы Следопытов было то, что если какой-либо человек видел что-то крайне важное, он имел право остановить патруль. Это было то же самое, что когда вы были в контакте и называли место для отступления. Стив сказал, что мы должны остановиться и переговорить, чтобы попытаться оценить состояние дел и понять, что именно происходит.
Быть в Следопытах было все равно что быть в футбольной команде: любой, кто видел брейк или возможность забить, мог сделать это, и выбор Стива был правильным. Я почувствовал, как Трикки наклонился вперед из задней части фургона. Он стоял за турелью крупнокалиберного пулемета, и у него был бы лучший обзор со всех сторон.
— Дэйв, они выстрелили по нам из миномета, — крикнул он. — Они подбираются все ближе, пока нам не удалось оторваться от этих ублюдков.
Я кивнул в знак согласия. Я даже не подозревал, что нас обстреливают. Эти минометы, должно быть, были вызваны вражеским корректировщиком — тем, кто мог видеть нас и следил за нами, когда мы продвигались на север. У меня было ужасное чувство, что сеть надвигается на нас по-крупному. Нам нужен был план — что-то, что позволило бы нам вырваться из любой расставленной для нас ловушки.
Мой разум искал какое-нибудь вдохновение. Я был руководителем этой миссии, заместителем командира взвода Следопытов. Если кто-то и должен был вызывать мозговые волны