— Пожалуйста, Ястреб…
— Эрик, — сказал он.
Ему хотелось — было необходимо — услышать, как она произносит его имя. Их глаза встретились. Он ощутил это странное стеснение в груди и снова произнес:
— Эрик.
— Эрик, — тихо повторила она. Улыбка, мелькнувшая на ее губах и засиявшая в глазах, разрушила напряжение, нараставшее у него внутри. — Прошу тебя, пожалуйста, я хочу этого.
У него закружилась голова. Ее мольба почти лишила его рассудка. Он знал, какое наслаждение это сулит. Какая она узкая и тесная. Как восхитительно ее тело будет сжимать его.
Его сжигало единственное желание — овладеть ею. Ни о чем другом он не мог думать. Только это имело значение. Только это казалось правильным. Только это могло успокоить бешеное биение его сердца и положить конец нестерпимой, сводящей с ума жажде.
Положив ладони ей на плечи, он опустился на нее, расположившись между ее ног. Их глаза встретились. Ни один из них не произнес ни слова. В словах не было надобности. Он предоставил ей последний шанс. Она прочла вопрос в его глазах и молча кивнула.
Он больше не колебался. Его тело больше не слушало доводов рассудка, а действовало по собственному разумению, устремившись вперед с единственной целью: сделать ее своей.
«Моя». Это первобытное изначальное чувство было ведущим и неодолимым.
Элли понимала, что должна остановить его. Она знала, что, несмотря на туман страсти, окутавший их обоих, он подчинится.
Но она не захотела.
Она любила его — Эрика. Он назвал ей свое имя.
Любила его дерзкую самоуверенность. Его озорную улыбку. Его благородство и врожденное чувство чести, которые он прятал за внешней беспечностью. Любила его сердечность, его доброту, его внимательность. Любила чувство свободы, которое она обрела рядом с ним. Любила приключения. Возбуждение. Любила просто сидеть рядом с ним на склоне холма, наблюдая, как волны разбиваются о скалы.
Единение с ним казалось ей совершенным — и единственно возможным — выражением этой любви.
Элли знала, что это очень важно. Он ее любит. Не может не любить. Когда он опустился на нее, у него был такой взгляд, что у нее перехватило дыхание. Горячий и страстный. Собственнический. Настойчивый. Словно он предъявил на нее свои права и не потерпит отказа.
Она принадлежала ему, а он ей. Судьба свела их в этом месте. Так было предопределено. Он был предназначен ей Богом.
Элли вцепилась ему в плечи, чувствуя, как шелковистая головка его жезла проникает в чувствительные складки между ее ног, вызвав новый прилив влаги и невообразимых ощущений.
Она не была уверена, что все получится хорошо. Он был слишком велик. Но все же она поверила, что тело ее сумеет как-нибудь приспособиться.
Пронизывающий взгляд голубых глаз не отпускал ее, исполненный большей страсти, чем она видела прежде. Лицо Эрика было напряжено. Челюсти плотно сжаты. Она чувствовала, как его мускулы отвердели под ее пальцами. Казалось, он борется с невидимым врагом.
Он слегка двинулся вперед, раздвигая нежные складки.
Элли ахнула, ощутив вторжение. Затем еще раз, когда он проник немного глубже.
Это были странные, но приятные ощущения. Тепло. Соединение. Ее тело растягивалось. Он заполнял ее.
Элли чувствовала, как ее лоно поддается, принимая его внутрь.
Возможно, в конце концов, все получится.
Когда она подумала, что он уже проник насколько возможно, Эрик поймал ее взгляд и сделал последний энергичный рывок.
— Прости, — процедил он сквозь стиснутые зубы.
Элли ощутила острую боль и вскрикнула. Тело ее напряглось от неожиданности. Но он успокоил ее, завладев ее губами, и целовал до тех пор, пока она не расслабилась и снова беззаветно не отдалась страсти.
Погруженная в сладостную истому, пережив самый изумительный момент своей жизни, Элли была страшно удивлена, когда он внезапно скатился с нее, Не ощущая больше тяжести его тела, отделенная от него, она вдруг почувствовала себя неловко и одиноко.
Элли украдкой взглянула на него из-под полуопущенных ресниц. Тело его было невообразимо прекрасно. Без одежды он выглядел даже более внушительно.
Почему он ничего не говорит? Хотя прошло всего несколько секунд, молчание казалось ей невыносимым.
«Скажи что-нибудь».
— Извини.
У нее замерло сердце. «Только не это».
Лицо его окаменело. Он даже не смотрел на нее.
— Этого не должно было случиться.
Сожаление в его голосе было подобно удару ножа в грудь. Если она тайно надеялась, что он объяснится ей в любви, то сейчас стало ясно, что ее ждет горькое разочарование.
У нее болезненно сжалось сердце. Она поставила на кон свою невинность и проиграла. Ей удалось доказать только, что он испытывает к ней похоть. Но похоть — это не любовь. Наверное, она не сумела разглядеть разницу.
Он был мужчиной, любящим состязания, обожающим поединки, и она свой поединок проиграла.
Господи, что же она натворила?!
Какого черта он это сделал?!
Истина поразила Эрика прямым попаданием в грудь: он потерял голову, нарушил свою клятву и взял ее девственность.
Он вовсе не намеревался зайти так далеко. Он оказался самоуверенным болваном, полагая, что может играть с огнем и не обжечься.
Что же теперь ему делать?
Он не мог жениться на этой девушке. У него, как у вождя, были обязательства перед своим кланом. Он должен был жениться на ком-то, кто добавит могущества и престижа его клану. Кроме того, он был еще слишком молод, чтобы связать себя с одной женщиной.
Осознав, что Элли ничего не сказала в ответ на его «извини», он посмотрел на нее. Выражение ее лица поразило его в самое сердце. Ее подбородок дрожал, щеки были бледны, а в ее глазах он прочел не просто разочарование, а полное крушение иллюзий.
Вот дьявольщина! Он повел себя как последний негодяй. Поглощенный сознанием собственной вины, он не подумал, как трудно, должно быть, сейчас приходится ей.
Для мужчины, известного своим умением всегда найти нужные слова, все, что он сказал, было совершенно неприемлемо. И это в тот момент, когда ей особенно нужна была поддержка. Вместо того чтобы извиняться, ему следовало обнять ее и ободрить — сказать, как восхитительно все было и как она прекрасна.
Но он никогда прежде не был так потрясен, овладев женщиной. Никогда еще он не испытывал подобных, незнакомых ему эмоций.
Он потянулся к Элли, но она отвернулась, схватив свою рубашку.
— Вам не за что было извиняться, — сухо сказала она. — Я знала, что делаю. Я сама этого хотела. — Она натянула рубашку через голову, а затем ухитрилась улыбнуться: — Благодарю вас. Это было довольно мило.