с арахисовой пастой, пьяные и под кайфом. Я не скучал по тому времени.
Я не скучал по тому холодному чувству отчаяния, по той пустоте.
Даже в те моменты я чувствовал себя одиноким. Может быть, одиночество Моники заставляло меня чувствовать себя еще более потерянным.
– Это было из-за меня? – спросила она.
– Что именно?
– Драка с Реджи. Ты подрался с ним из-за меня?
Это был тяжелый вопрос, а отчаяние в ее глазах говорило само за себя. Она хотела, чтобы мы дрались из-за нее. Она хотела сводить мужчин с ума. Я никогда не встречал женщину, которая так жаждала быть желанной. Это грустное зрелище. Я не ответил ей по двум причинам. Во-первых, честно сказав «нет», я бы ранил ее и без того разбитое сердце, а во-вторых, я знал, что само мое молчание будет исчерпывающим ответом.
На долю секунды в ее глазах сверкнули слезы, после чего она снова вернулась к своему привычно-злобному выражению лица. Время от времени в Монике проскальзывал образ той израненной девушки, которой она являлась. Его можно было разглядеть в ее глазах, но она так тщательно это скрывала, что никто из окружающих ни о чем не догадывался.
– Ты это сделал? – спросила она.
– Сделал что?
– Показал ей свои шрамы.
– Мы говорим о другом.
Она хихикнула, качая головой.
– Это потому, что она никогда тебя не примет. Она никогда не примет твои шрамы. Она никогда не полюбит тебя таким, какой ты есть на самом деле, Лэндон. Она никогда не полюбит…
– Прекрати, – прошептал я, ударив рукой по столу.
Она сделала то же самое.
– Нет. Нет, нет, нет!
– Моника!
– Лэндон!
– Тебе нужно…
– Почему она?! – закричала она, в отчаянии вскинув руки.
– Что?
– Почему… – ее голос дрогнул, – она?
Слезы текли из ее глаз, ее тело тряслось, и я знал, что на этот раз дело не в наркотиках. Ее эмоции взяли верх, переполнив ее до такой степени, что у них не было иного выхода, кроме слез.
– Почему не я? Почему ты не мог влюбиться в меня?
– Моника, прекрати. Ты знаешь, почему мы никогда не сможем стать парой. Наши отношения токсичны.
– Да, как в «Ромео и Джульетте». Разве ты не видишь? Я хочу быть твоей Джульеттой. Я должна быть твоей Джульеттой, а не она. Она не заслуживает тебя.
Ложь.
Это я не заслуживал Шей. Я не заслуживал ее, и все же я не мог перестать ее желать.
Я не ответил Монике, потому что она была в истерике. Наш разговор не имел смысла. Я просто хотел, чтобы она доела свой сэндвич и отправилась домой. Я устал от американских горок, в которые Моника втягивала меня последние несколько лет. Это вызывало у меня тошноту.
– Вот как, да? Ты просто собираешься молчать? – прошипела она. – Будешь просто меня игнорировать? Ну и черт с тобой, Харрисон!
Она схватила тарелку и швырнула через всю комнату, разбив ее о стену.
Вот она, злая Моника. Сенсация.
– Хорошо, – пробормотал я, вставая со стула. – Тебе пора идти.
Я подошел, чтобы помочь ей встать, но она оттолкнула мою руку.
– Мне не нужна твоя помощь, – шипела она, вставая и едва удерживаясь на ногах. – Мне не нужна ничья помощь.
Она направилась к входной двери, и я последовал за ней, сохраняя небольшую дистанцию.
Оказавшись на крыльце, она повернулась ко мне.
– Просто для ясности, Лэндон, – это не я тебя отравила. Я не была твоим ядом. Ты родился больным, как и твой полоумный дядя, и любой, кто к тебе приближается, заражается твоей болезнью. Так что, иди к черту за то, что осуждаешь меня, потому что именно ты сделал меня такой! – воскликнула она.
Я не сказал ни слова. Она зашла слишком далеко.
Она толкнула меня в грудь.
– В конце концов ты сломаешься. Ты покажешь свое истинное лицо. Ты будешь в ярости, и я надеюсь, что твоя дурацкая Джульетта все это увидит – увидит тебя в твоих худших проявлениях, увидит тебя таким, какой ты сделал меня, придурок. Ваше время почти истекло. Тик-так, козел.
Она снова толкнула меня, и я ей позволил. Ей было больно, она была зла и потеряна – я все это понимал. Если бы меня заставили быть ее боксерской грушей, я бы принял каждый ее удар.
– Дай мне отпор, – требовала она, продолжая бить меня, толкать меня, умолять меня. Она просила меня сдаться, просила упасть вместе с ней во тьму, разделить с ней ее демонов, но я больше не мог этого делать. Я не мог танцевать наш старый танец, не мог быть тем, кем она хотела меня видеть. Я менялся, потому что Шей верила в то, что я могу стать лучше. Она верила в меня.
И я тоже начал в себя верить.
– Дерись, Лэндон!
– Нет.
Мой голос был спокойным и твердым.
Она ударила меня еще несколько раз, но я не сдался. Я не сопротивлялся. Я не ударил ее в ответ.
– Отлично! – наконец она отступила и начала спускаться по ступенькам. – Развлекайся со своим глупым пари и своей чертовой Джульеттой, верь в свою идиотскую выдуманную сказку. Спойлер, Ромео! – закричала она, драматично жестикулируя руками. – В конце вы оба, черт возьми, умрете!
Она устремилась прочь, в свой огромный дом, проклиная меня и пылая от гнева.
Я постоял на крыльце, дожидаясь, пока она благополучно зайдет внутрь.
Этим же вечером я увидел, как мама Моники паркуется у их дома, и подошел к ней. Миссис Коул не очень меня жаловала, и, честно говоря, я тоже был от нее не в восторге. Она была противной женщиной, которая, как мне приходилось слышать, постоянно критиковала внешность Моники. Каждая экстремальная диета, которую Моника испытывала на себе, была связана с комментариями ее матери. Должно быть, миссис Коул было легко судить о телах других людей, поскольку ее собственное тело было стопроцентным продуктом пластической хирургии.
– Миссис Коул, могу я с вами поговорить? – спросил я.
Она посмотрела на меня, по-видимому, обеспокоенная тем фактом, что я вообще с ней заговорил. Она судорожно изучала меня взглядом. Ее глаза метнулись вверх.
– Что такое, молодой человек?
Она знала мое имя. Она просто предпочитала его не использовать.
– Я хотел сообщить вам о том, что, по моему мнению, вашей дочери нужна помощь. Она попала в неприятности, и она страдает. Я просто хотел предупредить вас, чтобы…
– Разве не ты курил и напивался с моей Моникой? – рявкнула она, крепко прижимая к себе сумочку.
– Да, но…
– Не нужно никаких «но». С моей дочерью все хорошо,