Приняв решение, она обратила лицо к северу, поблагодарила Карлетона и родителей и пустилась в долгое путешествие.
Когда сгустились сумерки, впереди появилось некое темное, косматое существо. Чена приготовила лук и наложила стрелу на тетиву. Животное — оно походило на бандикота, опасный гибрид кота с бандитом, — заколебалось, но все же бросилось в атаку. Чена спустила тетиву, однако чудовище с кошачьей ловкостью увернулось, и стрела угодила не в сердце, а в бок. Впрочем, хищник проявил свойственную многим бандитам осмотрительность и, решив, что кентаврица не столь легкая добыча, какой казалась, умчался прочь. К сожалению, он унес с собой стрелу. Чена терпеть не могла терять стрелы, но это было лучше, чем лишиться жизни.
Отыскав неглубокую пещеру, Чена поместила туда свой лошадиный корпус (человеческий торс внутрь не влез), положила лук и колчан перед собой и улеглась. Таким образом никто не мог подобраться к ней сзади, а нападавший спереди рисковал получить стрелу, а то и две. Дремала кентаврица чутко, держа ушки на макушке, но, к счастью, ночью никаких хищников не появлялось.
Зато пришло понимание: Карлетон тоже обладал магическим талантом. Он умел находить то, что искал, и потому точно знал, где она прячется. Проявив свой талант открыто, он неизбежно разделил бы участь сестры, однако брат пошел на риск и использовал магию, чтобы помочь ей. А по существу спасти ее, ибо, как понимала теперь Чена, без оружия ей едва ли удалось бы выжить. Она была благодарна ему и намеревалась свято хранить его тайну.
Следующие дни убедили ее, что невооруженной кентаврице в джунглях делать нечего. На нее попытался напасть небольшой дракон, и лишь две стрелы убедили его в ошибочности этого намерения. Правда, она лишилась еще двух стрел, но тут уж ничего нельзя было поделать.
Путь к замку Доброго Волшебника оказался долгим, ведь о местонахождении его Чена не имела ни малейшего представления. Разумеется, порой ей удавалось кое-кого расспросить, и шла она не наугад, но время шло, и по мере того как оно шло, запас драгоценных стрел сокращался.
Чена отчаянно тосковала: одиночество томило, ей очень недоставало спутника. Однако встречавшиеся по пути гарпии, огры, гоблины и прочие не слишком приятные существа в спутники не годились. Из всех встречных более-менее приятное впечатление на нее произвел человекоподобный мальчик примерно ее лет, с медным загаром, медового оттенка волосами и серыми глазами.
— Привет, — промолвила Чена, остановившись и (на всякий случай, ибо мальчик не выглядел опасным) держа руку поближе к ножу. — Я кентаврица Чена, мне одиннадцать лет. А ты кто?
— Огронимф Медякатор, — ответил он. — Мне тоже одиннадцать. Папа мой полу огр, а мама чистокровная медяшка. Вот почему я такой красивый.
— Конечно, — согласилась Чена, сообразив, что он, как гибрид, является единственным в своем роде, а стало быть, и самым красивым. — Но я и не подозревала, что огры скрещиваются с медяшками.
— Все началось с моего дедули, знаменитого огра Загремела, — горделиво промолвил мальчуган. — Он познакомился с моей бабулей, медяшкой, и они хорошо поладили.
— Ага, значит они поженились и…
— Нет. Дед женился на нимфе Танди, а бабуля вышла замуж за своего земляка-медяка.
— Но как же тогда…
— У Загремела и Танди родился огр Эск, а у бабули с ее мужем — медяшка Блянтик. Они поженились, и я их старший сын.
— О! — Чена чувствовала себя не по-кентаврски растерянной. — Выходит, ты наполовину медяк, и…
— На четверть человек, если считать донных прокляторов за людей, на одну восьмую огр, и на одну восьмую нимф, звучит глупо, но я ведь не девочка и не могу называться нимфой. Я гибрид гибридов. А мой талант состоит в том, чтобы делать вещи твердыми и тяжелыми или мягкими и легкими.
Чена просто не знала, что на это сказать, а потому сменила ему.
— Не найдется ли близ твоего дома места для ссыльной кентаврицы? — робко поинтересовалась она.
— Мы живем в Долине Прокопиев, — ответил он. — и кентавров поблизости нет. Правда, папа дружит с одной кентаврицей, но она обзавелась семьей и с тех пор редко наведывается в гости.
— Да, семья требует внимания, — сказала Чена, вспомнив собственных родных. — А не слышал ли ты о каком-нибудь поселении кентавров, терпимо относящихся к магии?
— Конечно, таких навалом. Кентавры, живущие близ замка Ругна, практикуют магию. А еще возле Северной Деревни, это около…— он осекся, услышав звон медных цимбал.
— Прости, меня мама зовет. Пора домой. Приятно было познакомиться. Пока.
— Пока, — эхом отозвалась она, сожалея, что так и не узнала, где находится Северная Деревня. Впрочем, логика подсказывала, что, коль скоро она Северная, надо просто двигаться на север, куда Чена шла так или иначе. На сердце у нее малость полегчало, ведь, если некоторые кентавры ничего не имеют против магии, они могут принять ее в свое сообщество и ей не потребуется задавать Вопрос Доброму Волшебнику.
Несколько дней Чена брела по глухомани. Впрочем, голодать не приходилось: ей удалось наловить в речке рогатых, с прямыми, как оси, хребтами лососей, которых она подкоптила с помощью дымчатого топаза, а предусмотрительно прихваченные расстегаи помогли ей расстегнуть наглухо застегнутые раковины-жемчужницы и пополнить коллекцию ручным жемчугом. Однако по мере удаления на север растительность становилась все более скудной, дичь попадалась все реже, и возникла необходимость экономить припасы.
Скудное питание, усталость и одиночество не улучшали настроения, и скоро ее оптимистические надежды на новую жизнь в племени магически одаренных кентавров или даже на год спокойной и безопасной службы Доброму Волшебнику стали таять, сменяясь отчаянием. Она почувствовала, как нелегко жить на лоне дикой природы. В довершение ко всему, отгоняя чудовищ, проявлявших слишком живой интерес к ее юной плоти, кентаврица израсходовала все стрелы. У нее даже возникло искушение прикончить все припасы и хоть раз наесться до отвала, не думая о завтрашнем дне.
— Лучше быть съеденной чудовищем, чем так мучиться! — в отчаянии простонала она и тут же услышала зловещий шорох, а потом громкий рев.
— Нет! Я беру свои слова обратно! — испуганно вскричала Чена, но тут появился хищник, огромное существо кошачьего рода, втрое превышавшее размером саму кентаврицу. То был самый настоящий скот — самый грубый, злобный и невоспитанный из котов. Судя по безумному взгляду, котелок у скота совершенно не варил, что роднило его с такими чудовищами, как кота пульта, швырявшая кого попало куда ни попадя, или котильон, готовый затанцевать любого до смерти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});