Стивен спустился по ступенькам, потом вышел на Улицу и пошел по аллее, где остановился, почувствовав холод осеннего дня. И так он постоял несколько секунд в замешательстве, вспомнив, что в детстве, когда он лежал в больнице, здесь не было никаких ступенек. Собственно говоря, тогда его при выпуске вывезли на коляске, посадили с грузовой рампы в автомобиль и с большой помпой доставили домой, и его мать сопровождала его всю эту поездку сзади на своем лимузине.
Теперь же… ничего подобного. Без особой охоты, уже ощущая новый прилив гнева, Стивен шел по улице в направлении все более убогих районов города. Он остановился около телефонной будки, дрожа от холода и не зная, что же ему еще поделать, и, пытаясь совладать с гневом, он поискал в телефонном справочнике адрес бара «На углу».
Октонал стрит, 1643… Где же это, черт побери? Он позвонил в это заведение и объяснил свое затруднение Рихтеру.
— Ну даешь! — с восхищением воскликнул шеф Брема. — Это просто клево: не знать, где работаешь! Ты действительно великолепно играешь свою роль, Марк! Я вышлю тебе кого-нибудь, чтобы он проводил тебя.
Этот «кто-нибудь» оказался младший из двух сыновей Рихтера (которому было семнадцать лет). Он прибыл в дребезжащем фургоне, очевидно, привыкший ездить по всяким поручениям своего отца. Он радостно поклонился Стивену и доставил его в район города, такой же убогий, как и сам бар «На углу», перед входом в который он, с визгом шин и дребезжанием остановился.
3
Стивен работал, как автомат.
Эту психологическую уловку он придумал очень давно и усовершенствовал ее, применяя для того, чтобы быстрее проходило время в моменты скуки: его тело делало работу само по себе, сознание при этом не было задействовано.
Он нес бокалы на подносах, двигаясь, как лунатик, говорил безжизненным, ровным голосом. Принимал заказы и тут же передавал их хозяину-бармену тем же самым монотонным голосом. Отвечал: «Да, сэр!» — словно это была какая-то игра.
К его удивлению, это, похоже, никого не беспокоило. Никто не считал, что он ведет себя не как обычно. Ухмыляющиеся клиенты подтрунивали над ним:
— Ну как, Марк, старик еще не показался на своем «роллс-ройсе»?
— Марк, а может, ты Стивен?
И так далее, до бесконечности.
Стивен просто не позволял значению этих выпадов проникать в его сознание. Он помнил, почему он находится здесь и выполняет эту немыслимую ранее для него работу. На улице было холодно, а здесь, внутри, тепло. И у него действительно не было другого места, куда бы он мог пойти. Он всегда думал, что именно поэтому бедняки и цепляются за свою работу и прекрасно пользовался этим знанием, когда хотел кому-либо досадить. И вот теперь уже в течение нескольких часов он сам стал таким же бедняком и вел себя аналогично. Задерганный мальчик на побегушках!
Время шло, хотя он не замечал этого. Вот уже наступил вечер, а следом и ночь. В два часа ночи выпроводили последнего клиента. Рихтер повозился некоторое время за стойкой, достал деньги из кассы, надел свитер и осеннее пальто. Потом подошел к Стивену и сказал:
— Если ты не помнишь, то знай: ты спишь в задней комнатке.
— Да, — ответил Стивен.
— Ну, пока, — сказал толстяк, выходя на улицу.
На пороге он обернулся.
— Тебе еще нужно все убрать к трем часам. Ты помнишь об этом?
Стивен смотрел, как он уходил. Закрылась дверь. Потом она скрипнула, когда ее дернул Рихтер, чтобы убедиться, что она заперта. Снова тишина. Опустевший бар. Часть освещения была уже отключена, но Стивену и в голову не пришло отключить остальной свет. Он медленно направился в заднюю комнатку, мимо остальных помещений, и вошел в заднюю часть дома, разделенную на две половинки. Слева находился склад, заставленный ящиками со спиртным и жужжащими холодильниками.
А справа он увидел дверь. Стивен открыл дверь, пошарил рукой в темноте в поисках выключателя, нашел его и, Когда вспыхнул ярко свет, увидел в одном углу кровать. Он Начал припоминать ее… Да, это и есть его задняя комнатка.
Стивен несколько секунд постоял в дверях, подсчитывая полученные им чаевые: двадцать восемь долларов и семьдесят центов. Мелькнула мысль, что это большие деньги для официанта в таком баре, как «На углу».
«Итак, этого хватит на билет на автобус до Нью-Йорка», — подумал Стивен. Хотя он не знал точной стоимости проезда. Но, кажется, должно хватить, чтобы убраться отсюда и доехать до его нью-йоркской квартиры.
Стивен лежал на неряшливо убранной постели, раздетый, оскалив зубы, глядя на потолок и чувствуя возвращение гнева на своего отца. Он даже зарычал, когда вспомнил последние слова Рихтера о том, что ему нужно убрать в баре утром.
«И так будет весь день», — подумал Стивен Мастерс, уголком сознания отметив, что потолок в его комнатушке был очень высоким, как и в самом баре, и что была еще одна дверь на улицу и несколько полок, уходивших под самый потолок, и…
В это мгновение кто-то застучал в дверь. Раздался приглушенный женский голос:
— Марк, это я… Лиза. Открой, Марк!
«Ну-ну», — подумал Стивен, вскакивая с кровати, потом бросился к двери и открыл ее. Он отступил в сторону, возбужденный, чтобы пропустить мимо себя изящную молодую женщину с каштановыми волосами, собранными в узелок.
Закрыв дверь, Стивен запер ее, затем повернулся к Лизе.
— Могу поклясться, — сказала молодая женщина, — ты не ожидал увидеть меня снова, после той ссоры.
Теперь, когда он увидел ее, к Стивену стали возвращаться полузабытые ощущения, какие он испытывал раньше, когда попал сюда, в бар, и говорил с Рихтером, его сыном и некоторыми клиентами — чувство чего-то знакомого, но не более. Ему полуприпомнилась та ссора. Она хотела, чтобы он женился на ней. И его ответ… какой же? Он не мог четко вспомнить его, но смутно припоминалось, что Марк когда-то давно был женат, потом бросил ту женщину, даже не побеспокоившись развестись. Так что, естественно, теперь были затруднения с тем, чтобы снова жениться.
Почему она решила вернуться сейчас, после скандала, она сама, несомненно, не понимала. Но вела себя, как любая женщина в подобной ситуации. Она свалилась на него как снег на голову. Стивен должен был подумать, что у Марка должна была быть женщина, но ему в голову не пришла подобная мысль, хотя иногда его действительно посещали мысли, что и другие могут заниматься любовью с другими женщинами, но он не обращал на них особого внимания, и теперь она казалась ему новой — ну, почти новой — мыслью.
У каждого мужчины, кажется, есть своя женщина. И эта худая женщина потрудилась после конца своей работы (закончившейся ночью, поскольку она тоже работала официанткой) проехать несколько миль и прибыть сюда, чтобы очутиться в объятиях Марка Брема.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});