Крайненкова, на фильмах «Дайте жалобную книгу», «Берегись автомобиля» и «Зигзаг удачи» — сооператором (в первых двух случаях — вместе с Анатолием Мукасеем, в третьем — совместно с Тимуром Зельмой). «Иронию судьбы», «Служебный роман», «Гараж» и «О бедном гусаре замолвите слово» Нахабцев снял самостоятельно.
«Ирония судьбы» — первый в Советском Союзе фильм, целиком снятый с помощью последнего достижения тогдашней кинотехники — трехкамерной системы «Электроник-КАМ». Суть ее в том, что каждая сцена снимается с разных точек тремя камерами: одна отвечает только за общие планы, вторая — за средние, третья — за крупные. Этот метод, во-первых, позволяет втрое сократить непосредственный процесс съемки; во-вторых, крайне облегчает монтаж фильма. С другой стороны, как отмечал Рязанов при подробном рассказе о достоинствах этой системы, «Электроник-КАМ» возлагает и тройную нагрузку на плечи актеров и оператора. Артисты вынуждены играть в полную силу на протяжении всего времени, что идет съемка, причем даже более энергично, чем в театре, ибо одна из камер беспрерывно запечатлевает лицо актера крупным планом. Оператору же необходимо так расставить три камеры в трех разных точках, чтобы ни одна из них не попадала в кадр; а самому ему приходится обращаться в Змея Горыныча — существо о трех головах (хотя частично функции последних выполняют ассистенты-камерамены). Кроме того, оператору-художнику (а Нахабцев, несомненно, был художником своего дела), снимающему тремя камерами сразу, волей-неволей приходится заглушать свою творческую индивидуальность: при столь технически сложной работе уже не до самовыражения. Тем не менее с помощью системы «Электроник-КАМ» были сняты и два следующих фильма Рязанова — Нахабцева — «Служебный роман» и «Гараж».
Композитору будущей картины тоже предстояло раздвоиться или даже растроиться, то есть написать и комедийную музыку, и драматическую, и праздничную, и неброскую. А главное — предстояло сочинить целых восемь песен: четыре женских и четыре мужских, каждая — на непростое, как правило, поэтическое произведение. Бóльшая часть этих стихов — «Никого не будет в доме…» Бориса Пастернака, «На Тихорецкую состав отправится…» Михаила Львовского, «Хочу у зеркала, где муть…» и «Мне нравится, что вы больны не мной» Марины Цветаевой, «Я спросил у ясеня» Владимира Киршона — уже присутствовала в тексте пьесы. Рязанов увеличил их число — и призвал композитора все восемь стихотворений превратить в песенные шлягеры.
Композитором «Иронии судьбы», несомненно, стал бы великолепный Петров, кабы только именно тогда он не приступил к сочинению музыки для престижнейшего советско-американского кинопроекта «Синяя птица», что еще и совпало с плотным погружением в работу над дебютной оперой «Петр I». Тогда Рязанов обратился к Микаэлу Таривердиеву, чьи мелодии и песни, написанные для телесериала Татьяны Лиозновой «Семнадцать мгновений весны», были тогда у всех на слуху.
Эльдар Александрович, однако, сомневался, что Таривердиев в одиночку напишет восемь шлягеров, и решился на беспрецедентный шаг: обратился к четырем разным композиторам, с тем чтобы каждый написал по две песни. Рязанов выбрал самых, по его мнению, лучших советских кинокомпозиторов тех лет: конечно, Андрея Петрова как своего старого соратника и Микаэла Таривердиева как нового, а также Исаака Шварца и Яна Френкеля. Все четверо согласились, но впоследствии все, кроме Таривердиева, ответили отказом, сославшись на острую нехватку времени.
Вот Микаэлу Леоновичу и пришлось в одиночку писать как всю инструментальную музыку, так и каждую из восьми песен, с чем он справился блестяще. Впоследствии композитор вспоминал, что когда он получил сценарий «Иронии судьбы…» и прочел его, то «очень удивился»: «Я читал разные сценарии, самые разные… Сценарии ведь, как правило, как-то классифицируются. Это может быть психологическая драма, комедия, детектив, историческая картина и так далее. Здесь же жанр ни под какое определение не подходил. В этом была его прелесть. Жанр как бы менялся по ходу развития событий.
Начало. Женщина настойчиво и непреклонно пытается женить на себе мягкого и интеллигентного героя — вроде бы сатирическая комедия. Потом герой попадает в баню — это уже буффонада, а значит, другой жанр. Дальше — героя ошибочно отправляют в Ленинград — это уже комедия положений. Еще дальше — у героя и героини возникают взаимная симпатия, нежные чувства: это уже лирическая комедия. Потом герой возвращается в Москву, летит в самолете, и над ним реет музыка, звучат стихи „С любимыми не расставайтесь“ — это уже кинопоэтика. Наконец, герой прилетает в Москву, и героиня появляется у него в квартире с веником под мышкой: он забыл его в Ленинграде — опять буффонада.
Что же делать композитору? Самое простое — там, где буффонада, писать буффонную музыку, цирковую, в других местах — то таинственную, то лирическую. Но это будет каша. Я стал думать. Думал, думал. И придумал. О чем фильм? Какова его концепция? Для меня этот фильм — рождественская сказка. Сказка о том, что все мы — независимо от возраста — ждем, когда с неба (без всяких наших на то усилий) свалится на голову принц или принцесса. Прекрасные, очаровательные, любящие, которые нас поймут, как никто до этого не понимал. Это — сказка (у кого-то, быть может, она сбывается, но, думаю, мало у кого!). О ней мечтают все и всегда с особым теплом и доброй иронией об этом думают.
Фильм о сказке. А тогда о чем музыка? Зачем и о чем она? И вот вместе с Рязановым мы выстраиваем восемь романсов на замечательные стихи лучших поэтов.
Они выстраиваются ведь так по смыслу: о любви, о счастье, о ревности, о доброте, о желании быть понятым. А картина развивается сама по себе. Музыка сначала звучит резким контрапунктом с тем, что происходит на экране, даже вступает в противоречие. На фоне преследования жесткой дамой скромного интеллигентного врача звучит: „Никого не будет в доме, кроме сумерек…“ Нежные стихи Бориса Пастернака. Но дальше эти ножницы между звуковым рядом фильма и изобразительным сближаются. Наивысшей точки единства они достигают в эпизодах „Хочу у зеркала, где муть…“ и „Мне нравится, что вы больны не мной“. Так постепенно мы сближаем эти противоположные токи. Вот такая в музыке получается драматургия — иная, чем в сценарии. Как только стала ясна конструкция музыкальная, для меня стало все проще.
Многие говорили, что картина делается к Новому году, что это специальный новогодний заказ телевидения, что она пройдет один раз (как это чаще бывает), поэтому должна иметь запоминающиеся песенки — куплетные, с простыми словами. Идеальные авторы текстов — Шаферан, Дербенев… Оркестр Силантьева. Все было бы просто и ясно — это должен быть фильм-шутка. А тут „развели консерваторию, романсы“… Да еще на такую сложную поэзию. Это загубит картину, сразу ее „посадит“.
Эльдар Рязанов оказался прекрасным товарищем. Мы оборонялись спина к спине.