Виола секунду смотрит на меня, потом кладет одну руку на плечо Ли, а другую на мое, и с трудом поднимается на ноги. Я вижу, как ее всю передергивает от боли, но Ли наложил ей тугие повязки, такшто она может секунду-другую постоять.
— Я с тобой, — говорит она.
— Нет, — отрезаю я.
— Ни за что! — вопит Ли.
Она поджимает губы:
— И с каких это пор вы решаете за меня, что делать?
— Ты не можешь ходить, — говорю я.
— У тебя есть лошадь.
— Это ваш шанс выбраться отсюдова!
— Он ждет нас обоих, Тодд. Если ты войдешь один, твой план рухнет — и рта не успеешь раскрыть. — Я подбочениваюсь.
— Ты же сама говорила, что мэр снова попытается использовать тебя против меня!
Она шипит от боли, пытаясь переступить с ноги на ногу.
— Тогда твоему плану лучше сбыться, так?
— Виола… — начинает Ли, но тут же умолкает под ее строгим взглядом.
— Найди «Ответ», Ли. Предупреди их. Времени совсем мало.
— Но…
— Иди, — повторяет она уже тверже.
И мы оба видим, как всколыхивается его Шум, как не хочется ему бросать Виолу. Чувство настолько сильное, что я отворачиваюсь.
И еще мне хочется его ударить.
— Я не брошу Тодда, — говорит она. — Я нашла его и больше никогда не брошу. Прости, Ли, но ничего не поделаешь.
Ли пятится, не в силах скрыть в Шуме обиду. Виола смягчается.
— Прости, — повторяет она.
— Виола… — говорит Ли.
Но она только качает головой:
— Мэр считает себя всезнайкой. Думает, что знает будущее. Он сидит там и ждет нас с Тоддом — что мы придем и попытаемся его остановить…
Ли хочет ее перебить, но она ему не позволяет:
— Но коечего он не знает. Мы с Тоддом пробежали вместе полсвета… сами. Мы убили сумасшедшего проповедника. Мы обогнали целую армию, выжили, несмотря на погони, избиения и смертельные раны, нас взрывали, пытали, морили голодом, мучили как могли…
Виола убирает руку с плеча Ли и стоит, держась только за меня.
— Мы с Тоддом? Против мэра? — Она улыбается. — Да у него нет ни единого шанса!
38
МАРШ К СОБОРУ
[Виола]
— Ты это серьезно сказала? — спрашивает Тодд, затягивая седельные ремни. Он говорит очень тихо и смотрит только на свои руки. — Про то, что у мэра нет ни единого шанса?
Я пожимаю плечами:
— Но ведь помогло же.
Он улыбается:
— Мне надо поговорить со стражниками. — Он кивает на Ли, который стоит в сторонке и, сунув руки в карманы, с недовольным видом наблюдает за нами. — Ты с ним полегче, ладно?
Он машет Ли рукой и направляется к нашему конвою из семерых солдат, столпившихся у ворот. Ли подходит ко мне.
— Ты точно знаешь, что делаешь? — спрашивает он.
— Нет. Но я верю Тодду.
Он громко выдыхает воздух через нос, опускает голову и пытается выровнять свой Шум.
— Ты его любишь, — говорит он. Не вопросительно, а констатируя факт.
— Люблю, — отвечаю я. Тоже констатируя факт.
— Как друга… или?..
Мы оба смотрим на Тодда. Размахивая руками, он объясняет солдатам наш план и их дальнейшие действия.
Он выглядит как настоящий вожак.
— Виола?
Я оборачиваюсь:
— Ли, ты должен как можно скорее найти «Ответ».
Он хмурится:
— Они могут не поверить мне насчет госпожи Койл. Люди возлагают на нее большие надежды.
— А ты думай об этом так, — говорю я, осторожно берясь за поводья лошади. Жеребенок? спрашивает она, тоже не сводя глаз с Тодда. — Если ты сможешь их найти, а мы схватим мэра, сегодня весь этот ужас закончится.
Ли щурится на солнце:
— А если не схватите?
Я пытаюсь улыбнуться:
— Ну, тогда тебе придется нас спасать!
Он тоже кое-как выдавливает улыбку.
— Мы готовы, — объявляет Тодд, возвращаясь к нам.
— Ну, вперед, — говорю я.
Тодд протягивает руку Ли:
— Удачи.
— И вам, — говорит Ли, пожимая ему руку.
Но смотрит лишь на меня.
Как только Ли скрывается в лесу — он должен будет срезать путь через холмы и первым добраться до «Ответа», — мы отправляемся в путь — к собору. Тодд ведет за поводья Ангаррад, которая без конца твердит жеребенок жеребенок, беспокоясь из-за нового наездника. Тодд бормочет что-то ласковое и успокаивающее ей на ухо, гладит ее по носу и гриве.
— Как самочувствие? — спрашивает он, когда мы подходим к первым женским общежитиям.
— Ноги болят, — говорю я. — И голова. — Потираю ладонью рукав, под которым прячется железный обруч. — И рука тоже.
— А в остальном? — улыбается Тодд.
Я поглядываю на стражников, марширующих вокруг нас, как настоящий конвой: Иван впереди, двое сзади, двое слева и двое справа.
— Ты в самом деле веришь, что мы его схватим? — спрашиваю я Тодда.
Он смеется:
— Все равно мы уже идем, так?
Да, мы идем.
По дороге, ведущей прямо в сердце Нью-Прентисстауна.
— Давайте быстрее, — уже громче говорит Тодд.
Стражники прибавляют шагу.
— Все ушли, — шепчет один из солдат с огненно-рыжими волосами, когда мы проходим по густо застроенным кварталам.
Зданий вокруг становится все больше и больше. Зданий, но не людей.
— Не ушли, — отвечает рыжему другой, с большим животом. — Прячутся.
— Без армии как-то жутко, — продолжает рыжий. — Без солдат, марширующих по улицам…
— Теперь мы тут маршируем, рядовой, — говорит Иван. — Мы — тоже солдаты.
Мы проходим мимо домов с закрытыми ставнями и лавок с занавешенными витринами, мимо безлюдных улиц — ни пешеходов, ни мопедов, ни телег. Из-за закрытых дверей вырывается Шум, но он вполовину тише обычного.
И пропитан страхом.
— Они знают, что дело неладно, — говорит Тодд. — Почуяли приближение войны, которой так давно ждали.
Я оглядываюсь по сторонам. Окна вокруг темные, нигде ни единого любопытного лица — никому не интересно, что это за девчонку с переломанными ногами везут на лошади в центр города.
А потом дорога поворачивает, и впереди возникает собор.
— Ох ты надо ж! — охает рыжий, и все резко останавливаются.
— Вы умудрились выжить после такого?! — спрашивает пузатый Тодда. — Похоже, на вас и впрямь Божье благословение.
Колокольня уцелела, но едва балансирует на вершине шаткой лестницы из кирпичей. Две стены главного здания тоже стоят нетронутые, включая ту, в которой было круглое витражное окно.
Но все остальное…
Все остальное превратилось в груду камней и пыли.
Даже сзади видно, что большая часть крыши провалилась внутрь, а остальные две стены вышибло на дорогу и площадь перед собором. Арки опасно накренились, двери сорвало с петель, внутреннее убранство лежит на виду у всех, сверкая в последних лучах заходящего солнца.
И нигде ни одного солдата.
— Его что, никто не охраняет? — спрашивает рыжий.
— Очень на него похоже, — отвечает Тодд, разглядывая собор и словно надеясь увидеть внутри мэра.
— Если он вообще там, — добавляет Иван.
— Там, — кивает Тодд. — Поверьте мне на слово.
Рыжий начинает пятиться.
— Нет уж, я туда не пойду, — бормочет он. — Это самоубийство. Я не пойду.
Бросив на собор последний перепуганный взгляд, он кидается наутек по улице, которой мы пришли.
Тодд вздыхает:
— Кто еще?
Солдаты переглядываются, гадая, зачем вообще сюда пришли.
— Он и вас заклеймит, — говорит Иван, кивая на меня.
Я задираю рукав и показываю всем железный браслет. Кожа вокруг все еще красная и горячая. Похоже, инфекция попала, и целебные кремы с ней не справляются.
— А потом превратит вас в рабов! — продолжает Иван. — Не знаю, как вы, а я не за этим пошел в солдаты.
— И зачем же? — спрашивает его один из стражников, хотя ответа явно слышать не хочет.
— Мы его схватим и станем героями, — говорит Иван.
— Героями с лекарством, — кивает пузатый. — А тот, кто распоряжается лекарством…
— Хватит разговоров, — перебивает его Тодд, и я слышу в его Шуме неловкость и недовольство словами пузатого. — Вы готовы помочь или нет?
Солдаты переглядываются.
И вдруг Тодд повышает голос.
Повышает так, что его вопрос звучит как приказ.
Повышает так, что даже я вскидываю голову.
— Я спросил: вы готовы?
— Да, сэр! — хором выкрикивают стражники и удивленно переглядываются, как будто сами не ожидали от себя такого ответа.
— Тогда вперед!
И солдаты снова начинают печатать шаг по мелкому гравию — вниз по небольшому склону, к собору, который становится все ближе и больше.
За деревьями слева от нас возникают холмы на южном горизонте.