Читать интересную книгу О, этот вьюноша летучий! - Василий Аксенов

В это время на пустынном морском берегу колдует у костра Витя Сорокин.

Блики огня мелькают на песке, на воде, на прибрежных камнях. Темным силуэтом обозначен на фоне звездной ночи неподвижный буксир «Ватерпас».

Витя ползает от словаря к словарю, листает толстые философские книги. Он сочиняет письмо своей возлюбленной.

– В настоящий момент, Бригиточка, – шепчет он, – я много думаю над идеей объективного принципа. Можно ли назвать его приказом разума, а формулу приказа императивом? Как ты думаешь?..

Задумчиво и мечтательно уставился Витя в темную ночь, потом встал с книгой руках, поборолся с зевотой, сказал с лукавостью:

– Хочу тебе напомнить, Бригиточка, одну идею Гегеля. Разум, записал он в своей книжонке, есть осознанная достоверность бытия всего реального. У-а-а-вв-а…

Витя Сорокин, как подкошенный, упал на песок возле костра и захрапел.

Поднимается тихий ветер, усиливается; бурно трепещет пламя костра; на море заплясали небольшие волны, вода все ближе подступает к костру.

Боцман Витя Сорокин сладко спит.

В это время Бесо и Шота сидят на дереве, горящими глазами смотрят в освещенные окна операционной местной больницы, где идет операция, иногда переглядываются, тычут пальцами в окна, молча ругаются, показывают друг другу кулаки.

В станичном клубе закончился киносеанс. Распахнулись двери, вывалила толпа хохочущих людей, бросилась к своим велосипедам, мотопедам и мотоциклам.

Вышли бешено хохочущие «трюмные черти», безучастный ко всему Толя Маков.

– Ну, ты! Понял, как етта баба в воду шасть!.. мать честна! – гогочут «трюмные черти». – Ну, ты! а ети, кобели, шпионы, что ль?.. а?.. Ну, ты! Во, дали! Вообще, картина богатая… Житуха сладкая, чего и говорить…

– Ой, братцы, пузо болит от смеху, – задыхается Сидор.

Под фонарем стоят и, набычившись, смотрят друг на друга Бесо и Шота. Молчат, покачиваясь.

– Опять ребята жрать хотят, – говорит Сидор.

– Не выйдет из тебя хирурга, Шота, – говорит Бесо. – Не умеешь самостоятельно мыслить.

– Я тебя убью, Бесо! – кричит Шота и бросается с поднятыми руками на друга.

Заметив товарищей, останавливается, бормочет смущенно:

– Хорошо бы сейчас покушать, Бесо…

Из клуба выбежал взволнованный, с нервическими движениями капитан.

– Друзья, вы не поверите: я сейчас связался с Портофлотом, и диспетчер меня так отругал, так отругал… Как-то странно, неинтеллигентно… Впрочем, «Голиаф» уже выходит к нам. Пойдемте на берег и будем ждать спасателей.

Экипаж «Ватерпаса» походит к месту высадки. У костра сладко спит Витя Сорокин. Костер пожирает философские справочники и словари. Вода подступила почти к самым боцманским ногам. Море залито огромным лунным светом. Буксира в море нет.

– Странно, а где же «Ватерпас»? – удивляется капитан. – Где дорогое мое суденышко?

– Я так думаю, Бронислав Иванович, что вода поднялась, – рассуждает Сидор, покуривая. – Вода, стало быть, поднялась, и буксирчик наш, того-этого, уплыл…

– Боцман! – кричит Зуппе. – Встать, будьте любезны! – Витя Сорокин обалдело вскакивает.

– Где «Ватерпас», Витя? – спрашивает капитан.

– В камнях сидит, Бронислав Иванович. Куда он денется, – зевает боцман.

– Посмотрите вокруг себя, Витя, и вы придете в ужас.

Боцман смотрит на море, зевает, смотрит себе под ноги, видит догорающие книги, испускает вопль ужаса.

– Книги! – кричит он, воздев руки к небу. – Сгорела моя любовь!

Утро настало. Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос. Встал Гелиос над бескрайним, сияющим морем.

В бескрайнем сияющем море покачивается на ласковой волне буксир «Ватерпас». Не видно на нем капитана, команды не видно на нем.

Пусто в машинном отделении, пусто в кубрике. Лишь висит над рундуком форма несчастного Эдика Евсеева, да белеет приколотая к брючкам его прощальная записка.

Вдруг крышка рундука поднимается, и из него выглядывает блудливая физиономия Эдика Евсеева.

Эдик осматривает кубрик – пусто. Вылезает из рундука.

– Хи-хи, – говорит он и вдруг начинает дико хохотать. – А Толик-то как рыдал! А капитан-то говорит – прощай! Ой, умру! Кому ботинки починить?

Быстро одевается, крадется по кубрику, поднимается по трапу, кричит в машинное отделение:

– Сидор, ку-ку!

– Ку! – доносится из пустого машинного отделения.

Эдик вылезает на верхнюю палубу, идет, пританцовывая, на бак, рассчитывая, что сейчас товарищи увидят его и ахнут.

– Ку-ку!

Тихо плещут о борт буксира волны, тихо звенит провод антенны. На палубе никого нет. Лишь одинокий голубь-сизарь бродит по крыше рубки.

– Эй, вы, ку-ку! – уже сердито кричит Эдик. – Эй, «трюмные черти», ку-ку! – Заметался в безотчетном беспокойстве. – Толик, ку-ку! Бронислав Иванович, ку-ку! Бесо, Шота, ку-ку! Витя Сорокин, ку-ку! дьявол тебя разбери!

Внезапно замечает, как безвольно прокручивается в рубке штурвал, как медленно кружит буксир, смотрит вокруг на горизонт и понимает, что он один в бескрайнем море.

Бросается в рубку, включает рацию – она бездействует. Выбегает на палубу, падает в легком обмороке и тут же вскакивает, обалдело хлопает глазами.

– Йе-йе-йе, хали-гали! – кричит Эдик, чтобы взбодриться. – Где я?

Вокруг тишина, только тихий плеск волн и легкий шепот Эола. Таинственная и бескрайняя морская пустыня.

Эдик бросается вниз, в машинное отделение, открывает заслонки, заглядывает в топку – там чуть тлеют угли. Эдик подбрасывает в топку угля, подшуровывает, открывает наугад какие-то краны.

Машинное отделение наполняется густым белым паром, в котором только блестят сумасшедшие глаза Эдика.

Однако давление поднимается. Из трубы буксира валит дым. Эдик выскакивает наверх, бросается в рубку, встает к штурвалу, ставит судно на какой-то неведомый курс.

Буксир идет вперед навстречу Року.

Песня № 2

Однажды, в незапамятные годы,Костюмчик я построил в ательеПо самой по последней южной моде,По моде академика Селье.

По правилам наукиВолшебный силуэт,Коричневые брюкиИ розовый жилет.

В костюме я гулял по балюстраде,Ботанику прилежно изучал,И на себя вниманье, шутки ради,Всех девушек вниманье обращал.

По правилам наукиВолшебный силуэт,Коричневые брюкиИ розовый жилет.

Но счастье тихо катится к пучине,Страдать и плакать нет уж больше сил,Состарился костюм по той причине,Что очень долго я его носил.

По правилам наукиВолшебный силуэт,Коричневые брюкиИ розовый жилет.

Даже странно…

Эдику нравится вести судно, он приободряется, расчесывает волосы на пробор, агрессивно выпячивает челюсть. Руки его мощно сжимают штурвал, но…

…время идет, а море по-прежнему пустынно, и Эдик скисает, нюнит за штурвалом, ему очень жалко свою молодую жизнь.

На горизонте появляются две скалы. Эдик хватает бинокль, с надеждой всматривается в эти темные точки. Страшные скалы предстают его взору. На одной написано белой краской «Сцилла», на другой «Харибда».

Эдик в ужасе опускает бинокль.

Скалы приближаются. У подножия их кипят бешеные буруны. Скалы с чудовищным грохотом сталкиваются, потом расходятся, потом снова сталкиваются. Буксир идет навстречу гибели.

Следует добавить, что на Сцилле стоят сирены в декольтированных платьях эстрадных певиц, а на Харибде маленький джаз-оркестр.

– Йе-йе-йе, хали-гали! – поют сирены и зовуще тянут к Эдику руки.

Музыканты джаза улыбаются ласково и зловеще.

В довершение неприятностей скала Сцилла раскрывает страшную пасть с огромными белыми клыками.

Эдик выскакивает из рубки, прикручивает себя канатом к мачте. К нему услужливо подлетает голубь-сизарь – не зря он топтался на крыше рубки.

Скалы сближаются. Эдик бросает голубя. Голубь бесстрашно летит в темное ущелье. Скалы сталкиваются с грохотом, начинают удаляться друг от друга.

– О, голубка моя, как тебя я люблю! – поют сирены.

Эдик плачет.

Скалы расходятся.

Буксир входит в ущелье между скал. Сирены тянут к Эдику руки.

– Эдик Евсеев, великий, к нам приближайся скорее, к нам с кораблем подойди, сладкопеньем сирен насладися! Здесь ни один не проходит с своим кораблем мореходец! – взывают сирены, а скалы уже сближаются.

Эдик рвется из своих пут, влекомый сиренами.

– Ну, малыш, ну! – ободряют его сирены.

– Рвани как следует проклятую веревку!

Скалы и сирены уже очень близко. Эдик вырывается из пут, хватает огнетушитель, направляет шипящую струю в сирен.

Сирены в ужасе пытаются закрыться.

«Ватерпас» миновал скалы.

Сирены рыдают.

– Обманщик, трепач! Поматросил и бросил!

– Гуд бай, малышки! – кричит Эдик.

Скалы исчезают.

Песня № 3

Однажды шел я по паркету,Увидел белый чемодан,Я много странствовал по светуИ наблюдал прекрасных дам.Много, ребята, многоОчень прекрасных дам.

В чемодане сидела птица,Приветствовал эту мадам,Ворону или синицу,Во имя прекрасных дам.Во имя, ребята, во имяОчень прекрасных дам.

На философском факультетеМеня спросил профессор Дамм:– Видали ль вы на белом светеКаких-нибудь прекрасных дам?– На свете, – ответил я, – многоОчень прекрасных дам.

Много, ребята, многоОчень прекрасных дам.

Даже странно…