— Привет, — сказала она.
— Привет, — не ответ, а эхо.
— Он дома?
— Он дома? — повторил мальчик.
Китти закатила глаза. Паренек и это воспроизвел.
Она отступила от двери, сбежала вниз по ступенькам, мимо стайки что-то оравших ей вслед пацанов, на угол, к закусочной Марио. Понедельник, вечер после рабочего дня — там скопилась уже изрядная очередь. За прилавком Китти заприметила Арчи — он переворачивал скворчащие бургеры.
— Арчи! — позвала она, прорываясь мимо очереди к стойке.
Он обернулся, глянул на нее уже привычным для Китти взглядом — «постарайся развлечь меня, дорогуша, а я посмеюсь» — и вновь занялся бургерами, примолвив:
— Займите очередь.
— Я не хочу есть, мне нужно просто поговорить.
Она старалась приглушить свой голос, но очередь молчала, и передаваемые по радио новости не помешали всем отчетливо расслышать каждое произнесенное Китти слово. Напарник Арчи сердито на него покосился, Арчи и сам был недоволен: от этой журналистки одни неприятности.
— Ладно, — сдалась она, отступая от прилавка. — Возьму чипсы.
Напарник Арчи кивнул и взялся за дело — опустил проволочную корзинку с чипсами в кипящее масло. У Китти в животе заурчало.
— И чизбургер, — решилась она.
Арчи хлопнул на сковороду еще один чизбургер. Чизбургер громко зашипел.
Через двадцать минут Китти добралась до кассы. Арчи оставил плиту, чтобы лично обслужить ее.
— Я весь день думала о вас, — сказала Китти, и в ней вновь поднялось возбуждение.
— Женщины все время мне это говорят, — усмехнулся он, поливая ее чипсы уксусом и присаливая.
— Вы должны ей помочь, — сказала Китти.
Наконец-то он встретился с ней взглядом.
— Той женщине из кафе. Поговорите с ней. Наверное, вы должны ей помочь. Потому вы и слышите ее молитвы.
Арчи покосился на людей в очереди, опасаясь, не подслушивает ли кто.
— Пять восемьдесят, — сказал он.
Китти неспешно рылась в карманах, выгадывая время:
— Приходите завтра утром в кафе. Она ведь там будет?
Арчи сцепил зубы, обдумывая предложение, потом коротко кивнул: «О’кей», и с тем Китти отошла от прилавка, открыла дверь.
— Думаете, тогда это прекратится? — крикнул он ей вслед.
— А вы хотите, чтобы прекратилось?
Она оставила его поразмыслить над этим вопросом, а сама побрела в ночь, глотая слюнки от запаха чипсов в уксусе. Проходя мимо дома Арчи, она заметила мальчика на очень знакомом ей велосипеде. Китти остановилась, поглядела по сторонам, проверяя, нет ли поблизости дружков этого парня. Но толпа, недавно вопившая ей вслед, рассосалась, то ли чем-то еще занялась, то ли по домам пора — или они таятся в потемках?
— Эй! — окликнула она парня.
— Эй! — передразнил ее голос с четвертого этажа.
Они оба, и Китти, и мальчик, подняли головы, высматривая эхо, а потом уставились друг на друга.
— Это мой велосипед, — сказала она.
— Это мой велосипед.
Мальчик съехал с тротуара на велосипедную дорожку, закружил вокруг Китти. На вид не старше тринадцати, и все же она опасалась его.
— Если ваш, почему же я на нем катаюсь?
— Потому что ты его украл.
— Я ничего не крал. — Он все описывал круги.
— В субботу я оставила велосипед здесь, пристегнула замком к перилам. Кто-то его забрал. — Каждое слово, едва Китти успевала его произнести, немедленно повторял мальчишка, сидевший на баскетбольном мяче. Он перекрикивал Китти, и она сама себя плохо слышала.
— Значит, дерьмовый замок.
— Верно.
— Верно.
Мальчик выехал на проезжую часть, привстал на педали и резко затормозил, заднее колесо взвилось в воздух. Велосипедист продолжал выделывать курбеты, поглядывая на Китти.
— Вам нужен ваш велосипед?
— Ясное дело, нужен.
— Ясное дело, нужен, — откликнулось эхо.
Парень вдруг затормозил и спрыгнул с велосипеда. Он стоял перед Китти, подняв велосипед дыбом и придерживая за руль.
— Только и надо было — попросить.
Китти оглянулась, опасаясь подставы — сейчас как выскочит из засады вся стая.
Осторожно сделала шаг к мальчику. В одной руке зажат бургер и пакетик с чипсами, от уличного фонаря растекается оранжевый свет. Вот Китти дошла до велосипеда и остановилась, гадая, что сейчас произойдет. Ничего не произошло. Она перехватила руль, мальчик отпустил его и пошел себе прочь.
— Спасибо! — удивленно крикнула она ему вслед.
— Спасибо! — продублировал подголосок.
Только и надо было — попросить.
Китти хотела было сесть на велосипед, но вдруг ее одолело повелительное желание. Надо еще кое-что сделать.
— Эй! — крикнула она своему эху.
— Эй! — ответило оно.
— Ты, там, на мяче! — сказала она, и на этот раз эхо промолчало, а над стеной появилась растрепанная голова. — Хочешь сыграть? — предложила Китти.
И вновь эхо промолчало. Голова исчезла, и послышались бегущие по ступенькам шаги.
На баскетбольной площадке за многоквартирным домом Китти вернулась в детство, перебрасываясь в темноте мячом с мальчишкой, чьего имени она не знала, с которым не обменялась больше ни словом.
Возвратившись домой, Китти потащила велосипед вверх по ступенькам и так сосредоточилась на этом занятии, что выступившая из темноты на верхней площадке фигура застала ее врасплох и напугала.
— Господи! — Она выронила велосипед в уверенности, что явились сторонники Колина Мерфи и сейчас примутся уже не за ее дверь, но за нее саму. Впрочем, и физическую расправу она бы предпочла встрече с Ричи, тем негодяем из таблоида. Она уже занесла руку, чтобы влепить ему пощечину, однако вовремя разглядела, что лицо его цветом напоминает спелую и даже перезрелую сливу, а губа рассечена. И вот как с таким быть? Непонятно. Заготовленные злобные слова вылетели из головы. — Что с тобой стряслось?
— Не притворяйся, будто не знаешь, — с горечью ответил он. — Отдай мне пиджак, и я пошел.
Кровь застучала в висках:
— Что-о?
— Пиджак отдай. Я пришел за пиджаком. Тот китаец внизу сказал, пиджак у тебя.
— Пиджак, — повторила она. — А как насчет извиниться? Привет, Китти, мне так жаль. Жаль, что я — лживая, подлая, тупоголовая крыса! — Китти уже не сдерживала гнев, слова так и выплескивались из нее.
— Полно, что ты разошлась! — Он приподнял руки. — Ты знаешь правила игры, знаешь, что к чему. Мне поручили добыть твою историю, и я сделал свою работу.
— Свою работу? А спать со мной — тоже часть работы? — Упершись руками в бока, Китти приблизила лицо вплотную к его лицу, обрызгав Ричи яростной слюной. А он еще и передернулся, гад, словно ему это неприятно.