Еврейский вопрос в эмиграции подогревался не только трагедией революции и Гражданской войны, но и сугубо бытовыми проблемами, в первую очередь — социальным расслоением русской диаспоры.
Евреи составляли почти четверть всех беженцев первой волны и среди них помимо деятелей различной политической ориентации — от монархистов до левых эсеров и меньшевиков, находилось немало представителей торгово-промышленной элиты, сумевших сохранить свои капиталы и деловые связи на Западе. Большая часть коммерческих предприятий «русского» бизнеса, особенно в финансовой, ювелирной, медицинской, издательской и юридической областях принадлежала эмигрантам еврейского происхождения. Как комментировал высказывание одного эмигранта первой волны А. Солженицын:
В сравнении с остальными эмигрантами из России эмигранты-евреи испытывали меньшую трудность акклиматизации в диаспоре, им жилось уверенней. Еврейская эмиграция проявила себя деятельней русской, эмигранты-евреи, как правило, избегли унизительных служб. Тот командир Корниловского полка Михаил Левитов, испытавший в эмиграции все черные работы, сказал мне: «А у кого мы в Париже имели приличный кусок хлеба? у евреев. А русские сверхмиллионеры скупились для своих37
В эмиграции даже некоторые евреи-социалисты весьма преуспели в бизнесе. Так один из бывших активных членов БУНДа — Френк Атран (о нем см. ниже в разделе И. Троцкий и Бунин), занимавшийся производством и сбытом текстиля, впоследствии стал владельцем фирмы «Etan», владевшей сетью из 50 магазинов женской одежды во Франции и Бельгии.
Весьма состоятельными людьми были бывшие эсеры Мария Самойловна и Михаил Осипович Цетлины — одни из самых видных деятелей культуры эмиграции (о них см. ниже в разделах, посвященных Ивану Бунину).
Вполне преуспевал в материальном отношении и другой эмигрант-еврей из славной когорты революционеров — Илья Исидорович Фондаминский-Бунаков. Хотя прямых свидетельств, характеризующих отношения двух «Илюш» — И. Фондаминского и И. Троцкого, найти не удалось, они относились к одному и тому же «кругу общения», а потому нет никаких сомнений в том, что были достаточно хорошо знакомы друг с другом. На фоне довоенного русского Зарубежья, столь богатого выдающимися личностями, Фондаминский — фигура воистину уникальная.
Как один из руководителей партии эсеров, до революции он лично курировал работу боевой группы Б. Савинкова. В Февральскую революцию Фондаминский-Бунаков, проявив себя как пламенный оратор и неординарный политический мыслитель38, стал комиссаром Временного правительства и депутатом Учредительного собрания от Черноморского флота. Эмигрировав в апреле 1919 г. из Одессы (где он подружился с Буниными) во Францию, Илья Фондаминский с начала 1920-х развил в Париже бурную деятельность, играя
большую роль в общественно-культурной жизни русской эмиграции. Он был одним из редакторов ведущего журнала эмиграции «Современные записки» (1920-1940). Благодаря Фондаминскому журнал был открыт для авторов различных направлений общественно-политической мысли и различных литературных течений. Так, в журнале публиковались работы Л. Шестова, С. Франка, Г. Флоровского, Д. Мережковского; художественные произведения И. Бунина, В. Набокова, А. Ремизова, М. Алданова. Фондаминский оказывал большую помощь деятелям русской культуры. Так, он оплатил издание книг (восемнадцать тысяч франков) тех авторов, чьи работы были напечатаны в журнале, помогал начинающим писателям, занимался организацией различных литературных вечеров, в том числе В. Набокова. По инициативе Фондаминского и во многом на его средства был создан Русский театр в Париже. В эмиграции Фондаминский постепенно стал консервативно-христианским мыслителем. В журнале «Современные записки» (с 1920 по 1940 г.) публиковалась серия из 17-ти статей Фондаминского под общим названием «Пути России», где, в частности, самодержавие названо «политической верой русского народа», а Московское царство — «высшим раскрытием русской идеи в прошлом». Фондаминский видел спасение России в своеобразном синтезе идей христианства, социализма, самодержавия и свободы. Он считал, что небольшая группа его единомышленников может изменить судьбу России, и мечтал о создании своеобразного «ордена» для осуществления этого. Фондаминский был инициатором и редактором журнала «Круг», объединившего молодых русских литераторов, многие из которых находились под влиянием идей Фондаминском, в том числе герой Сопротивления во Франции Б. Вильде, писатель Ю. Фельзен <...>, поэт Ю. Мандельштам <...>. Фондаминский был также редактором христианских религиознофилософских журналов «Путь» и «Новый град» и оказывал им финансовое содействие39.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
По воле судьбы в эмиграции из пламенного социалиста-революционера Фондаминский с годами превратился в глубоко верующего православного христианина. Большую роль здесь сыграло его тесное дружеское общение с однопартийкой, поэтом и общественным деятелем Елизаветой Юрьевной Кузьминой-Караваевой40. После оккупации Франции немецкими войсками и Фондаминский, и мать Мария были отправлены нацистами в концлагеря, где и погибли41. Вспоминая Илью Исидоровича Фондаминского-Бунакова, даже скептичный, несклонный курить кому бы то ни было фимиам В. Набоков-Сирин, в своей книге «Память, говори» изобразил его как «святого, героического человека, сделавшего для русской эмигрантской литературы больше, чем кто бы то ни было»42. Вполне возможно, что именно к нему обращалась мать Мария в одном из своих стихотворений страшного 1942-го:
Два треугольника — звезда,
Щит праотца, отца Давида,
Избрание — а не обида,
Великий дар — а не беда.
Израиль, ты опять гоним, -
Но что людская воля злая,
Когда тебе в грозе Синая
Вновь отвечает Элогим!
Пускай же те, на ком печать,
Печать звезды шестиугольной,
Научатся душою вольной
На знак неволи отвечать.
В большинстве своем крупные русские литераторы неизменно выступали против антисемитской риторики — как до революции, так и в изгнании43. Вплоть до начала Второй мировой войны в Париже продолжало свою деятельность «Общество борьбы с антисемитизмом в России» (ОБАР), объединявшее в своих рядах практически всех эмигрантов из числа литераторов и общественных деятелей либерально-демократического направления. О нем мы еще скажем.
Однако на интеллектуальном поле политики и публицисты правоконсервативного толка инициировали различного рода публичные дискурсы, так или иначе затрагивающие «еврейский вопрос». Наиболее известным из них является обсуждение «роли евреев в русской революции».
Первая серьезная дискуссия такого рода, происходившая в Берлине в 1922-1924 гг., завершилась выходом сборника «Россия и евреи» (Берлин, 1924). Книга вызвала громкий скандал, поскольку ее авторы — так называемые «кающиеся евреи», и в их числе хороший знакомый Ильи Марковича публицист и философ Г.А. Ландау, часть ответственности за революцию возлагали на еврейское население погибшей Российской империи.
Сам же И.М. Троцкий, активно участвуя в полемике с «кающимися евреями», считал необоснованными обвинения евреев в целом, как народа и религиозной общности, в гибели империи и поражении белого движения44, возлагая ответственность прежде всего на реакционно-консервативную часть белого движения:
По словам журналиста И.М. Троцкого <...> группа «кающихся» противопоставила себя еврейской общественности. «Будет ли власть в будущей России у Милюкова или Керенского, — говорил он, — неизвестно, но у Маркова или Масленникова45 она, безусловно, не будет и тем более постыдно быть у них на узде. Лишь 1917 год вывел евреев из их бесправного положения. Отрицание этого обрекает «кающихся» на полное одиночество.