Тужься, дорогая. Тебе нужно тужиться.
- Я хочу поехать в больницу.
- Это не вариант, милая. Ты знаешь, что сделают в больнице. Мы сами о себе заботимся, а теперь мне нужно, чтобы ты послушала меня и тужилась.
- О, Боже! – девушка напряглась.
Ее вопли пронзили его барабанные перепонки. Он почувствовал, как его мозг загрохотал внутри черепа. Показалась головка. Улыбка озарила лицо мужчины. Он подставил руки, пока продолжались роды, и позволил ребенку упасть в них.
Младенец закричал. Он замахал своими маленькими ручками и ножками, когда сделал первый вдох. Девушка подняла голову, отчаянно пытаясь разглядеть ребенка.
- Папа, дай мне посмотреть.
Он проигнорировал ее, потянувшись к ящику с инструментами. Вытащил садовые ножницы и перерезал пуповину.
- Это мальчик. Твой первый ребенок - мальчик, - взволнованно сказал он.
Дочь наклонилась и улыбнулась отцу.
- Ты имеешь в виду - наш ребенок.
- Правильно, детка... наш ребенок.
- Ты можешь сделать это, если хочешь, я знаю, какое удовольствие это тебе приносит.
- Нет, детка, ты должна это сделать, - oн покачал головой. - Это твой первенец. С рождением ребенка приходит большая ответственность.
- Мы должны сделать это вместе.
Его не нужно было больше убеждать и, как ребенок в кондитерской, он кивнул.
- Хорошо, - мужчина встал и отнес ребенка к маленькому стальному столику. Он положил его на холодную поверхность и вернулся к дочери, наклонился и начал разрезать веревки. - Удивительно видеть тебя на этом столе. Твоя мать рожала бесчисленное количество раз именно на этом столе, как и твоя сестра. Теперь ты стала женщиной, моя милая маленькая девочка.
Когда путы исчезли, девушка оторвала свое измученное тело от стола. Она нетерпеливо подошла босыми ногами к металлическому столику. Папа был прямо позади, обнимая ее. Она протянула руку назад и потерла его лицо, когда он поцеловал ее в шею. Оба посмотрели на маленького плачущего младенца.
- Он такой красивый, - oна попыталась сдержать слезы.
- Так и есть.
Он взял ее руку в свою, медленно потянув ее через стол. Ладони легли на металлический молоток. Девушка улыбнулась, проводя пальцами по маленькому металлическому предмету. По всему ее телу прошла волна возбуждения, похожего на сексуальное.
- Я мокрая, – прошептала она.
A он выдохнул ей в ухо:
- Это твой первый раз. Ты запомнишь это навсегда.
Девушка обхватила ладонью рукоять молотка, поднимая его. Она почувствовала, как рука отца все еще сжимает ее. Вместе они подняли молоток высоко в воздух над плачущим младенцем.
- Я люблю тебя, Папочка.
- Я люблю тебя, детка.
И с этими словами они вдвоем обрушили молоток на ребенка. Его крики мгновенно прекратились, когда череп раскололся. Кровь и мозговое вещество вылились из отверстия на стол. Они снова подняли молоток, и когда он опустился, животик лопнул, как пиньята[2]. Кровь брызнула по всему ее обнаженному телу, когда она истерически рассмеялась. Они еще несколько раз опустили молоток, прежде чем бросить орудие. Девушка повернулась в объятиях отца и взволнованно посмотрела ему в глаза.
- Я сделала это.
- Ты сделала. И в следующий раз ты сможешь сделать это сама.
- Я не могу дождаться своего следующего ребенка.
Он держал ее в темном подвале, целуя под светом настольной лампы.
Наверху, на кухне, мать тихонько напевала какую-то мелодию. Она мыла посуду, когда взволнованно повернулась к двери в подвал.
- Готово. Моя маленькая девочка теперь совсем взрослая.
Перевод: Виталий Бусловских
"Колотушка"
В каждом городе есть такой, отсталый жирный ублюдок, которому уже за сорок, но у которого мозги как у ребенка. В Баннер-Крик жил Альфред Симмонс, но никто его так не называл. Его прозвище было "Колотушка", присвоенное ему за то, что, как и большинство помешанных на сексе дебилоидов, он любил шлепать по своему причиндалу на публике.
У этого жалкого мешка с дерьмом была своего рода шайка. Его единственными друзьями были Клайд и Таннер, пара молодых нариков, которые вертелись вокруг этой бочки с салом, потому что могли им манипулировать, заставляя творить всякую унизительную, но угарную херню, когда им заблагорассудится. Два торчка проводили весь день, разрабатывая новые и нестандартные способы мучить Колотушку. Прошлой ночью в бильярдном клубе у старика Брэдшоу чуть не случился сердечный приступ, когда Таннер убедил Колотушку засунуть самому себе в зад бильярдный кий. Когда старик отправился разобраться в происходящем переполохе, он обнаружил Колотушку со спущенными до лодыжек штанами и половиной бильярдной палки, засевшей в его волосатой бледной заднице.
Мне трудно сочувствовать этому человеку, потому что было ясно, что Колотушка приветствовал жестокое обращение. Конечно, можно привести аргумент, что его интеллект был слишком низок, чтобы понять, что именно он делал, но я еще не встречал ребенка настолько глупого, чтобы засунуть что-то размером с бильярдный кий в прямую кишку на публике. Два наркомана были единственными друзьями, которых когда-либо знал этот тупица, и он боялся, что если не заставит их смеяться, они перестанут с ним водиться. В конце концов, Колотушка начал придумывать свои собственные трюки, например, когда он поджег свои яйца возле детского сада во время перемены, на прошлой неделе.
Сегодня вечером все трое оказались в "Круглосуточной вафельной лавке Доуна" - заведении, которое было оживленным весь день, но пустующим ночью. Единственными людьми, которые приходили в это время, были местные извращенцы, желавшие взглянуть на массивные буфера Рэйчел Белл, и вечные тусовщики, которые проводят всю ночь, потягивая стакан "Kока-Kолы" и болтая, как сумасшедшие. Рэйчел ненавидела ночную смену, но это было все, что она смогла найти после потери работы в аптеке. Если бы она не тырила болеутоляющие, отпускаемые по рецепту, чтобы удовлетворить собственные потребности, она, вероятно, никогда бы не оказалась в этой забегаловке. Сумасшедшая любительница окси должна была считать, что ей повезло, что Митч Уильямс не стал сообщать о ней властям. Тогда она оказалась бы в мире настоящего дерьма. Она не должна была быть так строга к мистеру Уинтропу. Он смог дать ей шанс, и хотя она презирала старикашек, которые мысленно трахали ее во всех мыслимых позах, чаевые они оставляли очень приличные.
- Если он снова вытащит свой член, я вызову законников.
Две ночи назад трио устроило настоящий ад, когда Колотушка залез на столешницу и начал дрочить. Все это время Джаред Глосслоу тупо пялился на эту сцену со своей глупой ухмылкой извращенца. Даже ночной повар Кевин закатил истерику из-за этого трюка, пригрозив разрядить свой