В 1937 году ему исполняется 60 лет и, естественно, хочется провести этот день на родине, у себя дома, в кругу родных и близких, в обществе друзей-соотечественников. Он приезжает в Рим, где у него дом и семья. Но репрессии не заставляют себя ждать. У него сразу же отбирают паспорт, а 16 октября он арестован. Его обвиняют в том, что он плохо отзывался о существующем режиме, и препровождают в печальной славы тюрьму Реджина Чели. Процедура, предшествующая водворению в камеру, проводится по ритуалу, принятому в фашистской практике. С певцом, блестяще пронесшим искусство своей родины по всем странам мира, обращаются, как с первым попавшимся негодяем. У него берут отпечатки пальцев, чтобы внести снимки в тюремный архив уголовных преступников; забирают деньги и ценные личные вещи, заодно прихватив и дорогие запонки. Затем отбирают подтяжки, подвязки и даже шнурки от башмаков. «Я очутился в растерзанном виде,— говорит Титта Руффо,— одной рукой я придерживал спадавшие брюки, а воротничок не держался на шее из-за отсутствия запонок». Мало того: ему приказывают снять с себя всю одежду и подвергают самому унизительному осмотру. На его возмущенный протест ему отвечают, что и другим, «почище него» — министрам и депутатам — также пришлось подчиниться приказу. Трудно сказать, чем могло окончиться для Титта Руффо тюремное заключение. Если, с одной стороны, принять во внимание его строптивый характер и всегдашний, почти инстинктивный протест против насилия, а с другой — тот факт, что фашистское правительство давно затаило против него злобу, вполне допустимо, что дело его могло кончиться катастрофой — гибелью певца под ударами дубинок чернорубашечников. Но недаром Титта Руффо любил повторять, что судьба была всегда к нему милостива. Иностранные журналисты, аккредитованные в Риме, узнав об аресте и заключении в тюрьму Титта Руффо, известили об этом все культурные центры Европы и Америки. Сообщение это произвело сенсацию и вызвало всеобщее негодование. Это возымело свое действие. Фашистское правительство еще считалось с общественным мнением Европы и Америки и находило подчас необходимым с фиглярской ловкостью становиться перед этим общественным мнением в «красивые» позы. Титта Руффо продержали в тюрьме недолго, а затем решили применить к нему иные методы воздействия. Певцу (он переехал к тому времени к себе на виллу во Флоренцию) были обещаны сказочные условия в случае, если он согласится признать существующий режим и выступить в кинофильме, посвященном событиям 28 октября 1922 года (так называемому «походу на Рим», захвату власти Муссолини и провозглашению фашистской диктатуры). Сценарий фильма принадлежал Джоваккино Форцано, самому популярному в то время драматургу Италии, либреттисту, оперному и кинорежиссеру, редактору газеты «Национе», сотруднику «Джорнале д'Италия», автору и организатору массовых зрелищ и драматических представлений, прославляющих фашистский режим. Но Титта Руффо был непоколебим и категорически отказывался от какой бы то ни было формы сотрудничества с фашистами. Им так и не удалось добиться, чтобы голос знаменитого певца хотя бы один раз зазвучал по их просьбе в фашистской Италии. Зато 26 июля 1943 года, когда по стране разнеслась весть об аресте Муссолини и взволнованные жители Флоренции толпами высыпали на улицы, Титта Руффо вышел на балкон своей виллы и во весь голос запел ставший международным гимн освобождения, запел «Марсельезу», тотчас подхваченную сотнями голосов.
Но недолго радовался итальянский народ улыбнувшейся ему свободе. 8 сентября войска гитлеровской Германии вторглись в Италию; 10-го был занят Рим, и в несколько дней оказалась захваченной вся территория страны от Альп до Неаполя. Для Титта Руффо наступили черные дни. На прославленного певца опять начинается наступление. Немецко-фашистские власти решили добиться от него согласия выступить по радио. Одно предложение следует за другим с немецкой методичностью и в самой лестной форме до тех пор, пока выведенный из терпения певец со свойственной ему прямотой, резко, громогласно и публично не заявляет о своем отказе. Это происходит в зале ресторана Сабатини во Флоренции в присутствии многих посетителей, и простить Титта Руффо этого заявления фашисты не могут. Теперь жизнь его в опасности. Ему советуют скрываться. Он ночует то в одном месте, то в другом, и даже проводит некоторое время в клинике профессора Пьераччини, который с радостью принимает его и держит у себя в клинике как тяжелобольного, со дня на день ожидающего операции.
Приказ немецкого командования немедленно освободить все дома по набережной реки Арно лишает Титта Руффо последнего жилища. Он спешно складывает в чемоданчик кое-какие драгоценности и выходит на улицу. Куда деваться? К счастью навстречу ему попадается знакомый ювелир, также вынужденный покинуть свой дом. Тот уходит, погрузив кое-что из своего добра на ручную тележку. Титта Руффо присоединяется к нему и вдруг вспоминает, что отдал на хранение профессору Ваннони на улице деи Барди свой большой, написанный маслом портрет в роли Гамлета, вещь, по его словам, «самую для него дорогую». Он спешит туда, вынимает портрет из драгоценной рамы и, взвалив холст на плечо, чуть не бегом возвращается на площадь дель Пеше, где ждет его ювелир. Они вместе отправляются в путь, по очереди толкая перед собой тележку, причем знаменитый певец всячески старается довезти в сохранности свой портрет, а это оказывается не так-то просто. Холст, натянутый на подрамник, то и дело норовит соскользнуть на землю, так как в спешке не удалось как следует привязать его. Через час изгнанники, наконец, добираются до далекой окраины Флоренции, до последнего дома вблизи так называемого Марсова Поля (Кампо ди Марте). Титта Руффо находит приют у доброго друга, каких у него везде множество. Всемирно прославленному певцу — шестьдесят шесть лет. Нелегко в эти годы лишиться крыши над головой. Но и в доме преданного ему Маццоли он не может считать себя в безопасности. Жители города и партизаны то и дело бесшумно «снимают» фашистских часовых, по одному уничтожая врагов, нагло топчущих их родную землю. И фашисты мстят. Темнота грохочет взрывами. Ночи раскалываются огненными вспышками. Гармоничные архитектурные сооружения, изящные постройки превращаются в груды обломков. В огне и под камнями гибнут люди.
Наконец, в июле 1944 года Флоренция и вся Тоскана избавлены от кровавого фашистского режима. Титта Руффо возвращается на набережную Арно. От его дома остались одни развалины. Безжалостно обошлись немецкие фашисты с городом цветка* — красавицей Флоренцией. Нет итальянского сердца, которое не содрогнулось бы при виде тяжких ран, нанесенных любимому городу. Содрогается и Титта Руффо. Но главное все же в том, что страна свободна от захватчиков. И теперь Титта Руффо отдает все свои силы борьбе за Республику, за демократию, за мир. Среди бумаг, сохранившихся у последнего его секретаря, несколько весьма интересных документов: протокол об избрании Титта Руффо кандидатом Народного фронта, текст речи, произнесенной им по радио, в которой он выступает против монархии, за установление Республики, и наконец членский билет делегата на Первый конгресс сторонников мира. Тут же и полный текст речи, произнесенной им на конгрессе. Речь эта от начала до конца написана от руки самим Руффо, и вот какими словами он ее заканчивает: «Для достижения идеала мира необходимо прежде всего, чтобы реакционные силы были лишены возможности одержать верх в своих империалистических планах подстрекателей войны между народами. С этой целью мы и собрались здесь на этот Первый великий всемирный конгресс сторонников мира, как
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});