Читать интересную книгу Мираж - Владимир Рынкевич

   — А вы знаете, где готовят к этим самым свободам? — ехидно парировал коммерсант. — Может быть, есть где-нибудь такой университет? Нет, уважаемый студент. Народ всегда готов к свободе. Говорить, что страна не готова к свободе — это, извините, то же самое, что объяснять 14-летнему влюблённому подростку, будто он ещё не готов к любовным отношениям.

Так и ехали под политические разговоры. Леонтий с грустью вспоминал прежние поезда с вагоном-рестораном, преферансом, одинокими дамами-попутчицами. Теперь же это не вагон, а глухой подвал, гремящий и движущийся куда-то в зловещую ночь. Из него не убежишь, когда загрохочут по коридору матросские ботинки. О том, что возможны обыски и проверка документов, проводник уже шепнул. На рассвете он разбудил выкриком: «Тве-ерь!.. Стоянка 10 минут!»

Кутепов, по-видимому, всю ночь не сомкнувший глаз, предложил выйти на перрон, где не было ничего, кроме торговок с мешками семечек. Прошли вдоль поезда и уже возвращались к своему вагону, когда впереди появились солдаты и матрос. Дымников мгновенно узнал в солдате того, зверски улыбавшегося, с Литейного. Он, указывая на Кутепова, что-то доказывал матросу, опоясанному патронной лентой.

«Тикать», — вспомнил Леонтий солдатское словечко, шарахнулся к своему вагону и услышал крик матроса: «Проверь у него документы, Клинцов!» К Кутепову подскочили двое с револьверами. Полковник вёл себя достойно.

   — У меня нет оружия, — сказал он, — и руки поднимать мне незачем. Я полагаю, сейчас ни у одного офицера нет оружия.

Тем временем ударил станционный колокол, извещающий об отправке поезда. Матрос крикнул своим: «Всем в вагон! Этого в поезде проверим!»

Кутепов и Дымников вскочили в свой вагон, добежали до купе и, не сговариваясь, схватили свои вещи, успев спрыгнуть на перрон, когда поезд уже набирал скорость.

Через несколько часов в Твери сели в скорый поезд, в прямой вагон «Петроград—Москва—Воронеж». В купе оказались вдвоём. После хорошего обеда прилегли отдохнуть, и Кутепов рассказывал о себе, о своём родном городе Череповце, укрытом со всех сторон Вологодскими сырыми лесами, грибными и ягодными, об отце-лесничем, о братьях и сёстрах. Вспоминал детскую обиду на отца — на самом деле, на отчима, который не отдал его в кадетский корпус, из-за чего пришлось учиться в гимназии, в далёком Архангельске, а в юнкерское училище в Петербург поступать только после службы вольноопределяющимся. Из училища он, подпоручик, сразу направился на Русско-японскую войну. Как о самом ужасном в жизни и в то же время как о чуде, вспоминал Кутепов о роковой маньчжурской скале, на которую взбирался под огнём японцев. Их было много — взвод или даже рота — они били и чудом не попали.

   — С тех пор, — говорил Кутепов, — я всегда стараюсь встретить опасность грудью и при этом не испытываю страха. Поэтому в любом бою предпочитаю наступать. Наш командующий армией генерал Корнилов[7] тоже всегда идёт вперёд. Вы знаете, что он бежал из плена?..

Слушая полковника, Дымников понимал, что перед ним настоящий геройский русский офицер — один из тех многих, которые создали военную славу России, и поэтому готов был понять и оправдать карательную акцию на Литейном, убийство Васьки — тот ведь нацепил по наивности красный бант...

   — А вы запомнили, поручик, фамилию того унтера с Литейного? Я вам приказывал запомнить. Его фамилия Кирпичников. А запомнили, как зовут вчерашнего попутчика, коммерсанта? Хорошо. Вы не понимаете, зачем это надо помнить? Это надо потому, что мы должны обязательно найти их и расстрелять!

1917. АПРЕЛЬ

Приказом Верховного главнокомандующего Алексеева от 2 апреля 1917 года гвардии полковник Кутепов был назначен командиром лейб-гвардии Преображенского полка.

Недаром говорят, что самые сокровенные мечты сбываются, но... Но не совсем так, как представлялось в фантазиях, Даже совсем не так. Ещё в Петербургском пехотном училище юнкер Саша Кутепов вообразил себя командиром знаменитого полка, придумал, как он будет встречать шефа Преображенцев, самого Государя, как будет побеждать сражениях. А когда после Русско-японской войны и революции в одной роте Преображенского полка произошло неслыханное — солдаты выразили недовольство, что их не в очередь посылают в караул, и эту роту расформировали, произошло событие, пробудившее веру в судьбу, веру в мечту: вместо непослушной роты было приказано ввести в полк лучшую из армейских рот, а лучшей оказалась рота Выборгского полка, которой командовал поручик Кутепов. Так он стал преображенцем.

Тогда, в 1907-м, это был первый полк Великой Российской империи. Была Россия, император, армия, дисциплина, присяга... А теперь, когда мечта сбылась...

Ранняя украинская весна гонит в приоткрытое окно штаба раздражающий ветерок, тоже, наверное, революционный, разбрасывающий бумаги на столе.

«Приказ №1

от 1 марта 1917 года

По гарнизону Петроградского округа всем солдатам гвардии, армии, артиллерии и флота для немедленного и точного исполнения, а рабочим Петрограда для сведения.

Совет рабочих и солдатских депутатов постановил:

1. Во всех ротах, батальонах, полках, парках, батареях, эскадронах и отдельных службах разного рода военных управлений и на судах военного флота немедленно выбрать комитеты из выборных представителей от нижних чинов вышеуказанных воинских частей.

   2. Во всех воинских частях» которые ещё не выбрали своих представителей в Совет рабочих депутатов, выбрать по одному представителю от рот, которым и явиться с письменными удостоверениями в здание Государственной думы к 10 часам утра 2 сего марта.

   3. Во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется Совету рабочих и солдатских депутатов и своим комитетам.

   4. Приказы Военной комиссии Государственной думы следует исполнять, за исключением тех случаев, когда они противоречат приказам и постановлениям Совета рабочих и солдатских депутатов.

5. Всякого рода оружие, как то: винтовки, пулемёты, бронированные автомобили и прочее — должно находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов и ни в коем случае не выдаваться офицерам, даже по их требованиям.

   6. В строю и при отправлении служебных обязанностей солдаты должны соблюдать строжайшую воинскую дисциплину, но вне службы и строя в своей политической, общегражданской и частной жизни солдаты ни в чём не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все граждане.

В частности, вставание во фронт и обязательное отдание чести вне службы отменяется.

   7. Равным образом отменяется титулование офицеров: ваше превосходительство, благородие и т.п. и заменяется обращением: господин генерал, господин полковник и т.д.

Грубое обращение с солдатами всяких воинских чинов и, в частности, обращение к ним на «ты» воспрещается, и о всяком нарушении сего, равно как и о всяких недоразумениях между офицерами и солдатами, последние обязаны доводить до сведения ротных комитетов.

Настоящий приказ прочесть во всех ротах, батальонах, полках, экипажах, батареях и прочих строевых и нестроевых командах.

Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов».

Сатанинская гениальность — одной бумажкой разрушить десятимиллионную Русскую армию. Испоганили всё. Быть командиром полка в такой армии? Повиноваться сборищу невежественной завистливой черни? Выпрашивать у них разрешение на выдачу оружия офицерам? Или лучше умереть, уснуть, как сказано в великой трагедии? Застрелиться? Великая трагедия теперь здесь, в России.

Преображенский полк, гвардия, офицерский корпус — последние непрочные стены. Он, командир полка, должен укреплять эти стены, а не уходить трусливо. В штабе — порядок. Лучший дом в посёлке, никаких хозяев, никаких штатских. В батальонах нормальные занятия, подготовка к выходу на позиции, вечерние поверки, регулярные строевые смотры. Солдаты спокойны и пока молчат, но... у многих взгляд изменился — в глаза не смотрят. А вокруг, в армейских полках вовсю орудуют предатели, там митинги, перевыборы командиров, аресты офицеров, дезертирство. Чуть-чуть посильнее рванёт красный ветерок, и последние «стены» не устоят.

В дверь постучали размеренно чётко. Вошёл подтянутый полковой адъютант капитан Малевский-Малевич. К столу он прошагал почти как на параде — воплощение настоящего гвардейского порядка. Такие офицеры — это и есть стена, защищающая то, что осталось от России, от армии, думал Кутепов, глядя на стройного капитана. Однако выяснилось, что и эта «стена» зашаталась.