Кое-как добравшись до облюбованного мной кабинета, я приказал Никифору подать мне к ужину разбавленного вина.
Как ни печально, но думы о словах Меншикова к вечеру не оставили меня, они усилились, с каждым часом становясь осязаемей, словно были вытканы из воздуха. Утолив первый голод, я, отослав стоявших в дверях слуг, принялся за работу, которую сам себе и нашел, не желая терять драгоценного времени. «Что ж, коли у меня осталось два месяца, то, пожалуй, стоит поплотней заняться своей подготовкой. Спасибо князю за предупреждение, а то бы так и опростоволосился перед государем», – хмыкнул я про себя.
У меня самого были планы, так сказать, освоиться постепенно в этом времени, но раз уж обстоятельства вынуждают, то придется нестись на гребне волны, а не под ней.
Не засиживаясь допоздна за потертыми книжицами с очертаниями границ известных в это время земель, я оставил на желтоватых страницах недавно заведенного дневника пару заметок.
– Никифор! – крикнул я в пустоту приоткрытой двери кабинета.
– Да, ваше высочество? – тут же раздалось из темноты.
Следом сразу появился сам камердинер, неся колеблющийся в подсвечнике огонек, едва разгоняющий окружающий его мрак.
– Пригласи ко мне завтра пару мастеров-плотников, – попросил я его, убирая в ящик стола документы вместе с письменными принадлежностями. Что делать, душа требует порядка.
– Как будет угодно вашему высочеству, – поклонился седовласый мужчина.
– Спасибо. Думаю, ты свободен до обеда: кроме плотников, мне никто не потребуется, – немного подумав, сказал я ему, вставая из-за стола и сладко потягиваясь: рутина писанины изматывает не меньше тяжелого физического труда.
– Как будет угодно вашему высочеству, – повторил камердинер, кланяясь вновь.
Не давая никаких новых распоряжений, я пошел к себе в спальню, благо пройти надо всего метров двадцать. Увы, но уже очень давно меня не посещали сновидения, видимо, забыв дорогу к моему разуму. Хотя, может, оно и к лучшему…
Просыпаться на рассвете в этом времени стало для меня таким же нормальным атрибутом, как и чашка огненного чая с утра в том времени. Не откладывая в долгий ящик физнагрузку, сделал легкую разминку, сгоняя дремоту, преследующую любого только что вставшего с постели человека. Уже почти неделя как я тут во вполне вменяемом состоянии, а самому кажется, что происходит что-то не то…
– Чего же мне не хватает-то? – чуть слышно спросил я сам себя, напрягая мозги, но они пока отказывались давать хоть сколько-нибудь приемлемый ответ. – Ну и ладно, пока это дело подождет.
Стараясь не производить много шума, я продолжил свою физзарядку, прерванную из-за непонятной мысли. Но как я ни старался не шуметь, все-таки привлек внимание, наверное, вечно бодрствующего Никифора, который тут же зашел в спальню, неся в руках кувшин с теплой водой и чистое полотенце. В его глазах уже не было того непомерного удивления, которое было в тот момент, когда он увидел меня делающим упражнение на пресс, зажав ступни под первым попавшимся проемом у шкафчика, стоящего возле кровати.
Да, шуму было изрядно, но после того как с камердинером была проведена разъяснительная работа и отосланы все служанки, с прочими «прелестями», полагающимися наследнику престола, я вздохнул свободно, согласившись только на условие, которое в категоричной форме выставил покладистый камердинер: он сам всегда будет прислуживать мне с утра. Благо я таки сумел добиться того, чтобы все «умывания и притирания» были сведены к минимуму – кувшину с теплой водой и одному полотенцу.
– Мастера ожидают вас, ваше высочество, – сказал Никифор, после того как я умылся и вытерся полотенцем.
– Отлично, – улыбнулся я своему отражению в маленьком серебряном тазике, стоящем на треноге, словно языческий жертвенник. – Пусть их проводят в Большой кабинет и принесут что-нибудь перекусить: думаю, они вряд ли успели поесть дома…
– Но, ваше высочество, это же мужики…
Непонимание, смешанное с негодованием, столь явно отразилось на лице камердинера, что я поневоле на мгновение растерялся.
«Блин, забыл совсем, куда я попал, – хлопнул я себя по лбу (мысленно, естественно). – Вот только отступить сейчас – значит признать, что я неправ, а делать этого я ни в коем случае не должен. Пусть уж чудаком меня считают, чем какие-нибудь подозрения появятся».
Вот только мысль о том, что мое поведение изменилось столь разительно в сравнении с поведением настоящего Алексея, что в первую пару дней от меня шарахались, словно от прокаженного, растаяла под напором тех идей, которые громоздились в моей буйной на фантазии голове. Как бы только эти фантазии к худому не привели…
– Мне надо повторить? – слегка приподнял я левую бровь.
– Нет, ваше высочество, – стушевался камердинер, уходя выполнять приказ.
«Надо быть осмотрительнее… и жестче: пусть лучше у них будет страх передо мной, чем скрытая насмешка в глазах», – пришла в голову новая, не совсем приятная мысль, тут же озвученная моими губами. Увы, но я попал в реальность, а не в сказку, с неба здесь ничего не упадет – ну, разве что стая птиц «подарок» пришлет…
Накинув пару петель на камзоле, я пошел к ждавшим меня плотникам, прикидывая в уме, как бы подоходчивей объяснить им, что мне требуется. А именно – нормальный планшет, на котором можно разместить большие карты местности, да и не только карты. И по возможности их должно быть штук пять: по одному в спальне и кабинетах плюс два запасных, припасенных на будущее.
«Думаю, пока этого хватит, а там, в случае чего, придумаем еще что-нибудь», – сказал я сам себе, прицепляя перевязь со шпагой.
Еще одна моя боль… и радость. Да, именно так: фехтование для меня пока только бесполезная наука, которой овладеть нет времени, хотя возможностей хоть отбавляй. Вот только мне почему-то кажется, что скажи я о том, что не умею обращаться со шпагой, меня не поймут: все же владению клинком благородных учат с детства, а тут почти двадцать лет – и такое заявлять…
– Надо придумать какое-нибудь оправдание, иначе век мне быть неучем. Но это дело не сегодняшнее, может потерпеть, сейчас надо думать о другом, – прошептал я себе под нос, спускаясь в приемный зал.
Солнце ярко освещало стоящую напротив окон троицу. Три плотных мужика стояли с неестественно прямыми спинами, чуть в стороне от них замерла пара слуг, готовых по одному моему движению принести ранний завтрак.
– Доброе утро, – поприветствовал я мужиков, смотря, как один из трех мастеров дергает другого за рукав.
– И вам, ваше высочество, утро доброе, – с поклоном ответили мастера.
– Я думаю, не стоит терять времени, так что давайте сразу перейдем к делу, – сказал я сразу же после слов приветствия, глядя на бледные лица мастеров.
«Да, это, кажется, был перебор, все же стоило оставить их где-нибудь внизу, да там и поговорить. Что ж, учтем на будущее», – мысленно продумал я сложившуюся ситуацию.
Взглянув на плотников, я даже засомневался, не тройняшки ли сидят передо мной. Правда, присмотревшись, можно заметить, что отличия все же есть, да и возраст у каждого из сидящих за столом плотников различный.
К слову сказать, разговор о нужных мне планшетах пошел именно так, как я и предполагал. Войдя в привычную для себя стихию, ремесленники немного оттаяли, стали более разговорчивыми и теперь хоть что-то могли сказать. Так как мастера действительно были таковыми, то проблем никаких не возникло, разве что объяснять форму и размеры пришлось минут пятнадцать, плюс ко всему записать все это на бумаге. Так что когда солнце уже вовсю освещало улицы Первопрестольной, трое братьев-мастеров уходили из дворца с лицами, полными благоговения, словно побывали не у наследника престола, а в райских кущах. Да, чужая душа действительно потемки.
Сам же завтрак так и остался остывать в углу зала: за обсуждением дел я совершенно забыл о нем, так что труды слуг оказались напрасными. Хотя почему это? Все-таки я с утра еще ничего не ел. По одному моему слову завтрак перенесли в кабинет, где я попутно изучал книгу «Военное искусство. Кавалерия». Увы, имя автора сего трактата я так и не нашел: оно нигде не было указано.