на брата, алчный сиротскую полоску норовил оттягать и припахать к своему полю. А где неправда да слёзы, не может быть счастья. И стал править страной злой король По́пель.
— Батюшки! — запищала Кася. — Попель!
— Ты что? Никогда не слыхала? — одернул её Стах. — Его ещё мыши съели!
— Ага! — поддакнул Юзек.
Чудило-Мудрило, затянувшись трубочкой, продолжал:
— Про мышей этих разные толки ходят. Одни говорят одно, другие — другое. Времена-то давние, поди, разберись теперь, как оно на самом деле было. В наших книгах написано, что это не мыши были, а гномы в мышиных шубках, — тогда ведь зима стояла. Мочи не стало смотреть, как Попель свирепствует, вот они и высыпали из нор всем скопом, накинулись на него и растерзали.
Так в наших книгах написано. Правда это или нет — трудно теперь сказать. Прапрадедушка говорил мне, что сам видел, пока ещё не ослеп от старости, это страшное озеро и башню, где всё случилось. Башня до сих пор называется Мышиной, а озеро — Гопло.
Так-то вот!
Но тут у него погасла трубочка. Он разгрёб золу, нашёл уголёк, потянул несколько раз, выпустил клуб дыма и снова заговорил:
— С этими древними книгами тоже беда. Или нескольких страниц не хватает, или выцвели и пожелтели так, что слова не разберёшь, или чёрное пятно во всю страницу. Не очень-то и прочтёшь, что написал кто-то много веков назад.
Но зато сразу можно понять, хорошие были времена или плохие. Если хорошие — от страниц, самых ветхих, такое сияние идёт, словно солнышко выглянуло. А плохие — потемнеет всё, точно ночь настала и ни луны, ни звёздочки…
Вот какие у нас, у гномов, летописи!
V
— Хотите узнать, что было дальше? — спросил Чудило-Мудрило, раскурив трубку.
— Хотим, хотим! — запищали девочки.
— Ну так слушайте. После страшных страниц о Попеле — их откроешь, и тьма сразу кругом, — идут ясные, светлые про Пяста. О нём я хоть целый час рассказывать готов.
У Юзека загорелись глаза.
— Расскажи, гномик, пожалуйста!
— Расскажи, расскажи нам всё! — наперебой закричали дети.
Чудило-Мудрило сдвинул колпак, почесал свой лысый затылок и начал рассказ:
— Сам-то я этого не видел, меня тогда ещё на свете не было. Но старичку гному, который записал эту историю, рассказал её старый дуб, а он хорошо помнил те времена. Голос у дуба был уже слабый от старости, но только он зашелестит, в лесу сразу тихо-тихо сделается — слышно, как муха пролетит. Сосны, ели, буки, грабы, берёзы, даже трава, мхи и папоротники слушают затаив дыхание — ни один стебелёк не дрогнет, ни один листок не шелохнётся.
А старый дуб шелестит себе потихоньку, ведя неторопливый рассказ про времена своей молодости. И вот этот гном — а он в ту пору ещё мальчонкой был, ростом с синичку, — придёт к своему знакомому грибу в гости, сядет под шляпку и слушает. Он слово в слово запомнил рассказ старого дуба и потом записал в книгу.
А дело было так.
Рос этот дуб, тогда ещё молодой дубок, в тихой дубраве, а неподалеку, в тени лип, вокруг которых гудели пчёлы, стояла избушка из белых лиственничных брёвен.
В избушке жили трое: Пяст, Репиха и сынок их, по прозванию Землян. Прозвали его так за любовь к родной земле — как выйдет, бывало, на порог, непременно скажет: «Здравствуй, земля родная!»
Изо дня в день глядел старый дуб на этих троих людей добрых, трудолюбивых. Сердца у них были верные; души, как белый голубь, чистые.
Жили у них в избушке и гномики, жили не тужили: отец, мать и сын никогда не забывали поделиться с ними и золотистым мёдом, и белоснежным творогом, и лепёшками. Даже в королевском дворце не жилось бы гномам лучше, чем в этой тихой, светлой, пахнущей смолой избушке.
Вот подрос Землян, и настало время в первый раз остричь ему золотые волосы. Стали собираться на праздник соседи — кто пешком, кто на телеге, кто верхом. Шумно во дворе у Пяста. Хлопочет хозяин, хлопочет хозяйка — всех надо угостить, всем угодить.
Немало дел и у гномиков.
И вдруг, когда солнце уже клонилось к закату, раздалось чудесное пение. Все подняли глаза к небу, казалось, песнь льётся оттуда.
А гномы побледнели и задрожали, будто холодом дохнуло, хотя был тёплый майский день.
Бросив свои дела, замерли они на месте, объятые дрожью и лязгая зубами.
Тут на фоне алой зари показались два странника: они направлялись к хате Пяста и пели.
Сладкозвучное пение плыло над землёй и казалось, будто соловьи защёлкали в саду, и росинки зазвенели колокольчиками на каждой былинке, на каждом цветочке, и липы на пасеке зашелестели листочками, и все злаки, все растения подали свой звонкий, серебристый голосок.
Пели странники о том, что грядут новые времена. Что старые боги — обитатели священных рощ — исчезнут, рассыплются в прах, и придёт единый властелин земли и неба.
Люди с просветлёнными лицами внимали их пению. А гномы, немного придя в себя, забились в чулан, в самый тёмный угол, и дрожали, съёжившись, как осенние листочки. Давным-давно ещё было им предсказано, что когда-нибудь услышат они чудесное пение и тогда покинут человеческое жильё и