Читать интересную книгу Сталин и бомба: Советский Союз и атомная энергия. 1939-1956 - Дэвид Холловэй

Организация физико-механического факультета — хороший пример умения Иоффе создавать условия, в которых его физическая школа могла бы плодотворно развиваться. Его институт, в соответствии с принятыми в 1921 г. установками, должен был проводить исследования в области рентгеновских лучей, электронных и магнитных явлений, структуры материи, а также содействовать применению технических результатов этих работ на практике{39}. Одной из главных задач, стоявших перед Иоффе, было обеспечение финансовой и материальной поддержки проводимых в институте работ. Народный комиссариат просвещения, которому подчинялся институт, делал все, что от него зависело, чтобы поддержать эти работы необходимыми фондами. Луначарский стремился поощрять развитие науки в России и обеспечивать взаимодействие ученых с молодым Советским государством. Но ресурсы, которыми располагал Наркомпрос, были ограничены, и финансовые проблемы оставались очень тяжелыми. Институт добывал какие-то средства за счет производства и продажи рентгеновских трубок и другого оборудования, но этого было совсем недостаточно для того, чтобы обеспечить ему необходимую поддержку{40}. В 1924 г. Иоффе обратился в Научно-технический отдел ВСНХ (который был ответственным за исследования, проводившиеся для нужд промышленности) с предложением основать новую лабораторию. В ней должны были быть сконцентрированы прикладные исследования. Предложение Иоффе было принято; работы новой лаборатории, которую он возглавил, в значительной степени пересекались с исследованиями, проводившимися в институте{41}. Решение о такого рода концентрации было правильным в плане оказания возрастающей поддержки исследованиям. Эта реализованная инициатива Иоффе явила собой еще один пример его организаторских способностей.

В течение 20-х годов институт был сосредоточен на исследованиях в области механических свойств кристаллов, физики диэлектриков и их электрического пробоя, физики металлов, технической термодинамики и теоретической физики. Многие из этих работ могли найти применение в электроэнергетике и металлургической промышленности, с наркоматами которых институт установил тесные связи. К концу десятилетия институт и лаборатория выросли в большое и сложное исследовательское учреждение, где постоянно работало более сотни физиков, причем за спиной у многих из них были учеба и работа на Западе{42}. Институт стал одним из ведущих центров европейской физики как раз в те годы, когда квантовая механика вызвала революцию в физике. Некоторые работники института получили международную известность. Так, Яков Френкель возглавил теоретический отдел, где в то время работали еще не известные тогда молодые теоретики: Дмитрий Иваненко, Владимир Фок, Лев Ландау; Семенов начал свои исследования, результаты которых были опубликованы в 1934 г. в его книге; за работы по цепным реакциям в 1956 г. он получил Нобелевскую премию по химии{43}.

В начале 30-х годов институт Иоффе был реорганизован. Лаборатория и институт были объединены также и формально, а в 1931 г. это целое распалось на три отдельных института: Ленинградский институт химической физики (директор Н.Н. Семенов), Ленинградский физико-технический институт — ЛФТИ (директор А.Ф. Иоффе) — и Ленинградский электрофизический институт (директор А.А. Чернышев). Иоффе также выступил инициатором создания физико-технических институтов в «провинциальных» городах, с тем чтобы образовать сеть таких институтов вне Ленинграда и Москвы, в новых индустриальных центрах страны, которые создавались в рамках первого пятилетнего плана. Четыре таких института были организованы в Харькове, Свердловске, Днепропетровске и Томске. Большая часть штатов этих институтов состояла из бывших сотрудников ленинградского Физтеха, как называли институт Иоффе. Эти ответвления Физтеха с течением времени стали самостоятельными научно-исследовательскими институтами{44}.

IV

Реорганизация института Иоффе была задумана в целях поддержания технического прогресса в промышленности. Она пришлась на время, когда Советская власть оказывала возрастающее давление на ученых для усиления их вклада в набиравшую темпы индустриализацию страны. Сталин выдвинул задачу «догнать и перегнать передовую технику развитых капиталистических стран»{45}. Нетерпение, с которым большевики подгоняли темпы индустриализации, не позволяло опираться только на собственные исследования. XV съезд партии (1927 г.) призвал к «широчайшему использованию западноевропейского и американского научного и научно-промышленного опыта»{46}. В течение первой пятилетки (1928–1932) Советский Союз импортировал большое количество иностранного оборудования и целые заводы{47}. Но во втором пятилетнем плане (1932–1937 гг.) больше внимания было уделено развитию собственной техники. XVII съезд партии (1934 г.) декларировал, что к концу пятилетки Советский Союз превратится в «технически и экономически независимую страну и в техническом отношении самое передовое государство в Европе»{48}.

Постановка этой задачи показывает, какие далеко идущие планы имела советская индустриальная политика. В 1929 г. Сталин, который к этому времени разгромил своих политических противников по партии как «слева», так и «справа», наложил на советскую экономику свой собственный жестокий отпечаток. Он начал принудительную коллективизацию сельского хозяйства, разрушив тем самым экономическую мощь крестьянства. В то же время он решительно увеличил плановые задания по выпуску промышленной продукции. Он оправдывал такую политику необходимостью преодолеть традиционную российскую отсталость и ущербом, нанесенным врагами: «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут»{49}.

Иоффе не жалел сил для того, чтобы внушить руководителям партии и правительства мысль, что физика могла бы обеспечить основу техники будущего[11]. Но в 1931 г. его постиг серьезный удар. Эксперименты, выполненные в его лаборатории, казалось, обещали возможность создания тонких изолирующих пленок, обладающих высокой прочностью по отношению к электрическому пробою, что позволило бы производить хорошие и дешевые изоляторы и тем самым снизило бы стоимость передачи токов на большие расстояния с помощью высоковольтных линий электропередач. Эта идея представляла большой интерес для правительства, которое в октябре 1929 г. решило ассигновать 300 тысяч рублей, а также еще 60 тысяч рублей в твердой валюте для поддержки дальнейших исследований; в дополнение к этому были выделены специальные фонды для закупки приборов за рубежом. Было достигнуто соглашение с американскими фирмами и компанией «Сименс» в Берлине о развитии этих работ{50}.

Результаты первоначальных экспериментов Иоффе получили подтверждение в лаборатории Сименса в Берлине. Эти обнадеживающие результаты побудили Валериана Куйбышева, председателя ВСНХ, в июле 1930 г. заявить в своем докладе на XVI съезде партии: «Работа эта еще не закончена, но академик Иоффе считает, что после года работы он доведет ее до благополучного конца. Результаты этой работы поведут к серьезному перевороту в изоляционном деле и в электротехнике вообще»{51}. Однако дальнейшие опыты, проведенные в Ленинграде, не подтвердили результатов, полученных в Берлине. В 1931 г. Ландау, который работал в теоретическом отделе института Иоффе и как раз вернулся туда после двухлетнего пребывания в Западной Европе, указал, что теоретические основания экспериментов Иоффе были неверны. Новые опыты показали ошибочность первоначальных результатов. Исследования в компании «Сименс» позволили несколько улучшить изоляторы, но надежды, которые Иоффе прежде возлагал на тонкослойную изоляцию, не оправдались, и в январе 1932 г. он должен был признать на XVII партийной конференции, что работы по тонкослойной изоляции не привели к ожидавшемуся успеху{52}. Иоффе был в сильнейшей степени разочарован всем этим и глубоко обижен поведением Ландау, который назвал его неграмотным{53}. Одно дело было утверждать, что физика должна составить основу будущей техники, но совсем другое дело — воплотить содержание этого лозунга в действительность.

Вопросы о взаимоотношениях между физикой и промышленностью оказались в центре внимания собравшейся в марте 1936 г. сессии Академии наук. Советское руководство было обеспокоено тем, что, несмотря на большие средства, выделенные науке, советским физикам не удалось внести достаточный вклад в развитие промышленности. Цель сессии состояла в том, чтобы указать советским физикам, что их основная задача состоит в обеспечении научной основы развития социалистического производства. Это указание должно было внушаться путем «критики и самокритики» Иоффе и его института, олицетворявшего советскую физическую школу, за недостатки в работе по оказанию помощи промышленности. Сессия была тщательно подготовлена в соответствии с инструкциями, исходившими от партийного руководства{54}. В день ее открытия правительственная газета «Известия» поместила на своих страницах статью, в которой с сожалением констатировалась неудача института Иоффе в деле помощи промышленности{55}. Это задало тон всей сессии, в работе которой приняли участие несколько сотен ученых и представителей властей. Она состоялась в Москве, куда двумя годами ранее переехала из Ленинграда Академия наук.