Насколько был прав — не знаю. Да и теперь это не столь важно. — Захар едко усмехнулся. — Как видишь, гений от науки не состоялся, пришлось переквалифицироваться в помощники.
— Ну и зря. Ты ведь ученый, кандидат наук, а рассуждаешь, как промотавшийся Остап Бендер.
— Ерунда! — с раздражением отмахнулся Захар. — Да кто теперь у нас не кандидат! Некоторые на этом «титле» до самой пенсии купоны стригут, а на самом деле иному толковому работяге-слесарю в подметки не годятся. Просто у одного есть мужество вовремя остановиться, а у другого его нет. Я знаю таких людей. Смолоду они еще с претензиями, хорохорятся, а поближе к заслуженному отдыху превращаются в ходячую пародию, в приживалку от науки. Нет уж, надо честно есть свой хлеб, запивая его… — Захар озорно подмигнул, — хотя бы армянским коньяком.
— Но у нас хлеб не легкий… — Семен укоризненно посмотрел на друга. — Береговой послаще будет, он вроде как у мамки из печи. А наш-то, видать, на морской воде замешен — просоленный, похлеще прошлогодней воблы… Или забыл?
— Ничего не забыл. А еще помню, что меня когда-то считали неплохим помощником. Так вот это, на мой взгляд, куда лучше, чем быть никудышным военпредом.
Решили переменить тему разговора. Вспомнили своих друзей-однокашников, родное училище. Лишь от одной темы Захар уклонялся: в этот вечер приятных воспоминаний ему не хотелось говорить о своей жене. Семен это почувствовал.
Пришла пора расставаться. Ледорубов решительно поднялся из-за стола.
Захар не спеша пошел в расположение бригады. Он сознавал, что по-доброму завидует семейному счастью своего товарища. И тем более ему хотелось разобраться в себе самом, в том, что же произошло с ним.
По утвердившемуся мнению, его проступок на прежней работе был не чем иным, как «проявлением личной безответственности, выразившейся в нарушении правил техники безопасности». Захар смирился с этой официальной формулировкой, записанной в его личном деле, принял наказание как должное, но в душе понимал, что не только в этом следовало искать причину всех его ошибок и промахов. Никто не знал и не догадывался, что в последние месяцы творилось на душе у Ледорубова. Свои истинные чувства он скрывать умел, к тому же на старой работе у него не было таких близких друзей, как Семен, кому можно было во всем довериться, не опасаясь скрытой иронии, а то и явного злорадства. Находились и такие, кто завидовал ему. И было отчего: в двадцать семь лет защитил кандидатскую диссертацию, досрочно получил звание капитан-лейтенанта, начальство не без оснований прочило ему высокую должность…
Но как случилось, что в мгновение рухнули все его замыслы и надежды? Почему он перестал быть самим собой, превратившись в мрачного, раздражительного неудачника? На это Захар Ледорубов и сам толком не мог бы ответить, хотя в душе продолжал во всем случившемся обвинять жену. В ней хотелось ему видеть свой злой рок.
А начиналось все как нельзя лучше…
2
Они повстречались на вечеринке, которую по случаю именин своей жены Леночки устроил один из сослуживцев Ледорубова — Владимир Петрович Полоцкий. Захар позвонил в дверь его квартиры, когда веселье было в самом разгаре. Из-за шума голосов и музыки нежный перезвон колокольчика, видимо, не слышали. И Захар хотел уже надавить на кнопку звонка еще раз, как услышал за спиной чей-то решительный женский голос:
— А вы кулаком — так надежнее…
Захар снисходительно обернулся, — мол, кто это советует… Перед ним стояла стройная, молодая женщина в светлом брючном костюме. Грациозным, почти царственным движением руки она, как бы в подтверждение своих слов, повелительно показала на дверь.
Но тут раздались шаги, щелкнул замок. Ледорубов учтиво посторонился, пропуская незнакомку вперед.
— Здравствуй, сестрица, здравствуй, родненькая, — игриво заворковала открывшая дверь невысокая полнеющая женщина со следами косметики на пухлом увядающем лице. — Ты, как всегда, в своем амплуа: являешься как Христос народу. — И, кокетливо стрельнув глазами на Захара, спросила: — Твой рыцарь? Знакомь.
Захар догадался, что это и есть хозяйка дома, жена Полоцкого — Леночка. Он раскрыл было рот, чтобы внести ясность, но сестра хозяйки, лукаво ему улыбнувшись, представила Захара без тени смущения:
— Разумеется, моя дорогая именинница, знакомься. Прошу любить и жаловать. — И смело взяла Захара под руку.
Ледорубов, решив поддержать начатую шутку, назвался и протянул хозяйке букет цветов. Леночка поблагодарила Захара и пригласила пройти в комнаты.
— Так вы знакомы? — крайне удивился Владимир Петрович, вышедший в прихожую встречать новых гостей. — Ай да Тамарочка! И когда ты только успела пленить нашего Захара? С тех пор, как стал кандидатом наук, он и на женщин-то не глядит. И вот на́ тебе… — Он хитровато погрозил пальцем. — Впрочем, понимаю, кто же перед звездой балета устоит…
— А балерина — не женщина, как сказал великий Малларме. Ему нечего меня опасаться.
Все засмеялись и пошли в комнату, откуда уже доносились призывные возгласы гостей.
Ледорубову все больше нравилась эта приятная, легко и свободно державшаяся женщина. Каждое ее движение, каждый жест действительно выдавали в ней балерину.
«И как остроумна, находчива, смела! — восхищенно думал Захар. — Если бы подобным образом вела себя на ее месте другая женщина, это могло бы показаться, пожалуй, вульгарным. А вот она сыграла свою шутку совсем даже не обидно, а легко и просто. И ведь все поверили, что мы и вправду знакомы…»
Как только они появились в комнате, из-за стола поднялся высокий, статный майор в морской парадной форме и услужливо отодвинул рядом с собой пустовавший стул, надеясь, что Тамара направится именно к нему. Это был Альфред Волнянский, сослуживец Захара и Владимира Петровича.
Тамара дразняще улыбнулась Волнянскому и села рядом с Ледорубовым. Майор с деланным трагизмом взялся за сердце и, отчаянно махнув рукой, потянулся к рюмке.
Захар, продолжая разыгрывать роль заботливого кавалера, принялся наполнять тарелку Тамары всевозможными закусками.
— Что вы? Что вы?! — испуганно запротестовала она. — Чуть-чуть салата, ломтик сыра — и все.
— Ах да! Я и забыл, с кем