могли работать.
На нашей улице только несколько мужчин вернулись целыми. Среди них был мой дед, отец мамы. Четыре года он был водителем полуторки. Летом сорок пятого, уже в Германии, их посадили в составы и отправили на восток, воевать с Японией. Пока добирались, стало ясно, что обойдутся без них. Эшелон развернули на Москву.
Потом дед работал слесарем на заводе. Потом вышел на пенсию. Но продолжал трудиться, трудиться, трудиться. Десяток яблонь, кусты крыжовника, смородины — семье столько не нужно было. Яблоки, ягоды он в большом железном коробке, водружённом на коляску собственного изготовления, отвозил на рынок — его пенсия не была нищенской, но и нормально прожить на неё было непросто. На рынок он ездил один. В саду и на огороде мы с братом работали, это не обсуждалось. Но тащить детей интеллигентов стоять за прилавком, торговать никому в голову не приходило.
Вечером, когда начинало смеркаться, дед в алюминиевом анодированном стаканчике наводил пену из кусочка мыла и принимался бриться трофейной золингеновской бритвой. Вытерев полотенцем лицо и освежившись Шипром, он одевался и шёл играть в домино.
Старики садились вокруг стола, который сами же и сделали. Когда у забора дяди Кости спилили огромный тополь, ствол оставили лежать вдоль штакетника, он на много лет стал скамьёй. А на пень набили круглую самодельную крышку, обтянутую линолеумом и аккуратно обитую по торцу латунной лентой. Получился дивный стол для домино. Старики не умели ничего делать плохо.
И так они играли тёмными летними вечерами в кругу жёлтого света от жестяного абажура, радуясь выигрышу, сетуя на бестолковость партнёра, споря. Только осенние холода заставляли их оставить этот бесконечный турнир. Кто-то из них на зиму возвращался в Москву, а несколько семей с улицы жили в посёлке постоянно.
Кстати, странное дело. Их жёны общались друг с другом, делились новостями из радио и телевизора, сплетничали. Но в гости друг к другу семьями никто не ходил, и на участках мужчины друг другу никто не помогали. Дружбы не было. Звали друг друга на «ты», но по имени-отчеству. Вместе их сводило только домино. За игрой они никогда не сквернословили, не вспоминали о войне и почти никто, я говорил, не курил.
А потом они стали умирать. Первым — мой дед, самый сильный и здоровый из них. Ему было шестьдесят шесть. Он умер на майские праздники. Встал утром вместе с солнцем, вышел в сад, чтобы делать парник, постоял с лопатой в руках и упал.
А потом стали уходить один за другим остальные, за несколько лет не осталось никого. Только вдовы, дети, внуки. Старики ушли. Потом не стало и вдов. Да и детей многих уже нет.
Постепенно сгнила крышка стола для домино. Развалился трухлявый пень. Не стало тополиного ствола. На нашей улице теперь живут новые люди, только в нескольких домах остались правнуки стариков.
Но эти партии в домино помню только я.
ПОЖИЗНЕННАЯ РЕНТА
Андрей сидел на лавочке у подъезда и курил. Он бросил курить лет десять назад, когда влетел на своей машине в аварию, попал в больницу и там у него нашли мерцательную аритмию. Много лет не прикасался к сигаретам и только недавно опять сорвался. Хотя ни один здравомыслящий человек не стал бы его упрекать. Даже жена не сказала ему ни слова.
Перед лавочкой остановилась Полина Сергеевна, старушка с ясным взглядом и белой кожей здорового и бодрого человека.
— Володенька, вам молочка купить?
Андрей молча смотрел на соседку. Сигарета тлела в его руке…
Всё началось примерно год назад. Андрей работал торговым представителем в средних размеров фирме. На его зарплату они вполне сносно существовали, но купить квартиру взрослеющей дочери нельзя было ни при каких обстоятельствах. И тогда жене Андрея пришла в голову мысль практического порядка. Однажды за ужином она деловито спросила:
— Соседку Полину Сергеевну знаешь?
Умотанный после трудного дня Андрей вяло качнул головой.
— Нет.
— В нашем подъезде, на восьмом живёт. Правда, она давно не выходит.
— Надо тимуровцам сказать.
Андрей попытался встать из-за стола.
— Сядь. Сейчас объясню. Сядь, говорю.
Андрей послушно сел.
— Знаешь, что такое пожизненная рента? Не принципиально, сейчас расскажу. Вот, смотри, есть старик…
— Старик Полина Сергеевна?
— Не перебивай. Я в общем плане. Старик или старушка. Одинокие. Болеющие. Дома сидят, даже в магазин сами не выходят. Может быть даже парализованные.
— Господи, давай не к ночи, а?
Жена молча встала и принялась с грохотом мыть тарелки. Андрей привычно заскулил.
— Ну, хорошо, я не буду перебивать. Просто пойми, тяжёлый день…
Но жена уже с готовностью бросила тарелки, вернулась за стол и наклонилась к Андрею.
— Значит, ты заключаешь с такой старушкой договор пожизненной ренты. Она тебе отписывает квартиру, причём собственником ты становишься сразу, как только подписали этот договор.
— Мы тут же мочим старуху, и — оба-на, квартира наша?
Жена молча смотрела на Андрея. Поёрзав, он поднял руки.
— Всё, ни слова. Итак, у нас на руках беспомощная бабка …
— Не у нас — у тебя.
— Прости?
Жена терпеливо пустилась в объяснения.
— Я всё узнала. Такой договор мы не можем подписывать вместе. Либо ты, либо я. У тебя зарплата больше. И стабильней. Значит, ты подписываешь договор. По договору она тебе квартиру, а ты ей — еду, лекарства, заботишься по-всякому, следишь за ней, ну, и так далее.
— И сколько этот праздник жизни будет тянуться?
— Пока она не умрёт.
— Господи Иисусе!
— Учти, она очень больная.
Андрей поёжился. Жена приблизила к нему своё лицо.
— Нет, дай ей, конечно, Бог здоровья. Но сам подумай — сейчас она никому не нужна. А так ты… мы о ней заботиться будем. Она хоть последние дни или там, месяцы, поживёт как человек.
— Ладно, давай к финалу нашей беседы. Что я должен делать?
— Что значит — «что делать»? Иди к ней и договаривайся. Ты мужчина, она тебе скорей поверит.
Андрей не очень понимал, отчего стоящая одной ногой в могиле бабка станет верить именно ему, а не его жене, но задание выполнил. Полина Сергеевна согласилась с предложением на удивление легко. Как оказалось, она прекрасно помнила Андрея ещё мальчишкой, и ему пришлось выслушать долгий умилительный рассказ о том, как в возрасте десяти лет он измазал собачьим дерьмом дверь одного из жильцов дома. Надо отдать ему должное, жилец был большой сволочью, он порезал ножом подаренный Андрею родителями футбольный мяч, который случайно угодил ему в машину, не причинив ровного никакого вреда. Кто изгадил ему дверь, жилец знал точно, но доказать