Читать интересную книгу Счастливица - Сергей Сергеев-Ценский

- Вот тема: "Прямизна хвойных деревьев как великий фактор прогресса"... А?.. Не правда ли, тема?

- Да-а!.. Да, да... Это - тема! - сразу воодушевился задумчивый. - Что бы делали люди, если бы все деревья были, как, скажем, приполярная кривая береза или же... или же, как саксаул в Туркестане?

- Та-бу-рет-ки даже не могли бы сделать, не то что кораблей-гигантов или вот подобного этому дома!.. И как бы возможен был тогда прогресс? - с напускным жаром поддерживал доктор, наблюдая собеседника белесыми глазками, притаившимися лукаво в узеньких щелях тяжелых век.

Однажды утром он подсунул Ландышевой меню:

- Прочитайте-ка!

- Да я уж читала, - отозвалась та.

- И?.. Что вы там такое нашли?

- Например?.. В каком именно смысле?

- Что на обед на второе?

- Кажется, беф-строганов.

- Напрасно вам это кажется!.. Прочитайте-ка вы! - сунул он листок Алянчиковой.

- Конечно, беф-строганов, - сказала и та, едва скользнув по листу глазами.

Потом листок обошел весь стол, и все подняли непонимающие глаза на Вознесенского, но он казался тоже весьма изумленным и сказал уныло:

- На листочке написало "бевстрогов", и никто не видит в этом ошибки... Теперь и я буду писать вместо oleum ricini* оподельдок!

______________

* Касторового масла (лат.).

Часто из дома отдыха в Москву ходил грузовик полуторатонка и привозил оттуда мясные туши, мешки с мукою и прочее, что нужно было для кухни, а раз в неделю ездили за постоянным врачом на станцию, для чего впрягали рыжего рослого коня в коляску. Впрочем, болели отдыхающие только ангиной, и врачу приходилось прописывать им только полоскания.

Телеграммы сюда передавались с слободской почтовой конторы по телефону, и однажды таким образом передана была телеграмма Вознесенскому, что он экстренно вызывается в Москву, в ту больницу, где работал и жил.

- Что за спешка, когда я числюсь ведь в отпуску?.. И почему именно телеграмма, когда можно было позвонить из Москвы по телефону и объяснить, что такое? - удивленно и рассерженно даже спрашивал доктор того, кто был ближе к нему в эту минуту, - монтера Костю, чинившего раковину умывальника и проходившего мимо него с инструментами. Костя только пожал плечами и улыбнулся.

На отходившем как раз в это время грузовике доктор поехал в Москву и не приезжал два дня.

IV

День был дождливый, но теплый, а к вечеру перестал и дождь, разошлись тучи, - вечер выдался мягкий и тихий. Из дома отдыха все отдыхающие высыпали на свежий воздух, и многие видели, как старуха Уточкина гуляла с высоким, даже повыше ее, но сутулым человеком, старым на вид, таким же, как она, большелобым, скуластым. Гуляли они и по аллеям парка и вдоль берега реки, а кое-кто заметил, что больше говорила старуха, чем ее посетитель, который почтительно к ней нагибался и часто кивал головою, как кивают, желая показать, что поняли и совершенно согласны.

Проводив его, когда уже стемнело, Уточкина с несколько даже как бы любопытствующим видом прошлась по общим залам внизу. Посмотрела, как двое из молодежи играли в пинг-понг, поставив посередине стола кисейный голубой барьер; послушала, как за другим столом играющие в "викторину" оглашали списки в тридцать имен на букву "б", написанные за пять минут, и как одна, совсем еще девочка на вид, возмущалась, что в один ряд с Бакуниным, Бебелем, Байроном попали у иных Багратион и Барклай; зашла в гостиную, постояла за спинами шахматистов, усевшихся за двумя досками; даже попробовала кружева, которые штопала здесь одна из отдыхающих, усевшись в мягком кресле под лампочкой с желтым абажуром.

- Нет, это не брюссельские! - решительно сказала о кружевах Уточкина своим тяжелым шмелиным басом.

- Я ведь вам и не говорила, что они брюссельские! - удивилась и обиделась владелица кружев; но старуха, пожевав губами, отозвалась без тени заносчивости:

- Может, кто вам их продавал, уверял, что брюссельские... Нет, это наши, старой работы...

Говорить вслух в той гостиной, где многие читали книги, было не принято, и на Уточкину поднялось сразу несколько голов. Она заметила это и вышла, но заглянула потом и в читальню, где однообразно шелестели газетами, и даже в бильярдную, где было очень накурено и в толпе игроков щуплый, тонкошеий юноша в очках, прицеливаясь то к тому, то к другому шару кием, стремился удивить каким-то необыкновенным ударом.

Со стороны могло показаться, что старуха как будто искала кого-то и не находила.

Доктор Вознесенский и в этот день пропустил чай и явился только к ужину, но почему-то за ужином был он молчалив, а после ужина на веранде, где имела обыкновение, закутавшись, сидеть и курить старуха, их увидели вдвоем: доктор был в пальто и кепке, тоже курил и очень внимательно слушал, потому что однообразно и немолчно жужжала теперь Уточкина:

- Сына-то моего видели?.. Это ведь сын меня проведать приезжал, не нужно ли мне чего... Он у меня самый старший и самый заботливый... Правда, у меня и другие, - плохого о них ничего не скажешь, - все меня поддерживают, только все они сейчас кто где - в разбросе, а у этого я на квартире в Москве живу... Он в кино у меня, и он же изобретатель; ему, как он изобретатель, большая жилплощадь полагается, - отдельная комната девяти метров, - вот я в ней и живу... И уж что насчет еды, что насчет теплоты - это у меня всегда есть... Я ведь и паровым отоплением у себя не нуждаюсь... Призвала печника, так он мне такую печку сложил и трубы пропустил, - у меня, когда захочу, всегда баня... Прямо всем на удивление у меня теплынь... А парового - жди там его, когда затопят!.. Так же и с маслом я устроилась через знакомство: мне из Самарской губернии, где я прежде жила, и маслица пришлют - и уж действительно масла настоящего - и яичек свежих, так что могу я по очередям не очень-то толкаться... А касается если удовольствий, у меня всегда в театры билеты есть, - то сын какой пришлет, то дочь... Дочь у меня математичка страшная, а сыновья - еще трое, кроме этого, - те все инженеры... Теперь они разъехались, кто куда: один в Узбекистане, один в Сибири - на строительстве они оба, - а третий за границу командировку получил... Он сначала в Германию было, а там заводы эти стали - работы нет, так он в Норвегию переехал... Хоть город маленький, где он живет, зато завод там работает полным ходом... Жена у него умная, еврейка, и дочка растет, до чего же красавица!.. И тоже умница замечательная: "Что же вы меня, говорит, все Галочкой зовете, когда я уж большая?.. Как мне шесть уж лет, так меня уж надо Наташей звать!.." Это, который в загранице, такую мне красивую шаль прислал, по шерсти шелком вышитую, да теплую замечательно... Как же можно, он мне часто всего посылает... Один раз я за посылку одну сорок два рубля пошлины заплатила, так уж было за что и платить такие деньги! Двадцать четыре фунта весила посылка, а уж вещи какие!.. Не-ет, мне теперь только жить да жи-ить!.. Уж правда, много я с детями муки приняла смолоду: их ведь у меня всех-то двенадцать было!.. Шесть тех, шесть других, что мальчиков, что девочек - поровну... Ну, от девочек только одна эта, математичка, осталась, а мальчиков четверо уцелело... Их ведь образовать всех, а достатки у нас какие же особенные были?.. Муж мой учитель был, - правда, он все по большим селам, - а я работу брала, на попов шила... Или же я с хозяйством вожусь - свиней кормлю... У меня ведь так бывало: что ни пятимесячный поросенок - в нем пять пудов, а семимесячный - семь, это как уж закон: давай прибавки в месяц пуд, - таких я свиней держала... А коров, одной породы своей, - двадцать восемь лет с нею возилась, - старше пяти телков не держала, как она уж после пяти телков и с тела спадает и с молока тоже... Все расчесть надо было - семейство ведь большое... Тот там учится, этот там учится... математичка моя - эта в Томск поступила, там училась, - все посылать надо было, а с чего, откуда взять?.. Вот и пускалась на всякие хитрости, включая и поповскую одежу сюда. Да ведь чем шила-то? Ру-ка-ми! Машинку уж когда купила! Когда Зингер везде начал ездить, в рассрочку продавать... А то раз нам подвезло избу свою - у нас пятистенка была малярам питерским сдать, они у нас в селе церковь раскрашивали, а жить в селе им негде было, - я их по два рубля в неделю и харчевать взялась... А тогда, конечно, цены на мясо были дешевые: баран семь гривен стоил, яйца пятак десяток... Если мало, бывало, едят, еще их и уговариваешь: "Что же вы так неприлежно? А то мне с вас стыдно и деньги брать!" Это по два рубля-то в неделю!.. Ну, да тогда-то эти деньги большие считались... Месяцев пять они у нас пробыли, а было их порядочно - человек пятнадцать, артель... Этим мы тогда очень поддержались! Конечно, сами-то мы при них сыты были, а весь труд - он им шел, детям, на их обученье... Вот они это теперь и помнят - не забывают... Вы меня грибам-то учили, а я с грибами вот уж никак семьдесят лет воюю... Что солить их, что сушить, что жарить. Ну да, с пятилетнего, должно, возрасту помню я, как моя мать мне об мухоморах сказала: "Хоть они и красивые, а самые вредные!" Я их и ну ножками топтать... Мы с мужем как одного сынка трехлетнего потеряли, - я-то ничего, терплю, а муж как по нем убивался! Сидит и плачет... Я ему говорю: "У нас же их еще шестеро, да и сами мы пока люди не старые". А он, знай, плачет... И чем же он утешился? Был у нас самый младшенький, восьми месяцев, - теперь в Бухаре инженером, и сын уж у него тоже женатый, и вот раз приходит мой муж домой, этого не находит. "Где, где?" - у меня спрашивает, а я тоже не знаю: мало ли хлопот по хозяйству?.. А он что же, этот маленький самый?.. У меня они все, как им восемь месяцев, ходить начинали, - он пошел, пошел себе по стеночке да в сенцы, да в кладовую, да там занавески и мешки старые лежали, он в них зарылся и уснул там... Насилу его нашли!.. Так муж как нашел его, так целый день с рук его не спускал, только тем и утешился. А дочка одна у меня с открытыми глазками родилась, и вот, правду ведь говорят, что это к несчастью... И я-то знала ведь это, только ей, конечно, не говорила. Спать ляжет, так с открытыми глазами и спит, как заяц!.. Ну что ж, и несчастная вышла действительно ее жизнь... Мужа она себе не нашла, а как германская война началась, поехала она на фронт сестрой милосердия... Там, конечно, многие себе мужей понаходили, да она поехала-то поздно: приказ скоро вышел, чтобы всех дам с фронта долой, ну, она и вернулась обратно... Приехала к нам: "Вот, говорит, ужасы какие! В какой вагон ни войдешь, все через мертвых шагать приходилось - сыпняк!" Я ей, конечно, сейчас баню домашнюю, голову горячей водой выпарила, тремя полотенцами вытерла. Нет, уж поздно оказалось мое старание: через два дня, как приехала, заболела она сыпным. Хоть бы уж померла сразу, а то калекой три года мучилась: на почки ей кинулось... Вот что они значили - глаза-то открытые!.. Один сын у меня был в японскую войну убит, а четыре девочки еще - их, конечно, никто не убивал - сами собой поумирали, только вот математическая осталась: оказалась она и умнее всех и здоровьем справнее. А сын этот, какой ко мне приезжал, он и хорошо зарабатывает, а вот семейной жизни не привержен. Вот же отец его как своих детей любил, - пуще меня, а этот нет, не знаю, в кого и вышел. Уж волос весь седой, а больше года женщина у него не держится... И сейчас с одной живет, так себе, прохладно: он на своей квартире, она на своей. Раз в неделю когда зайдет, ночевать у него останется, а потом опять ее нет... Это уж, я считаю, не жизнь, а так себе... Раз в годы ты входишь и уж волос у тебя заседел, ты об настоящей женщине должен думать, какая бы тебе на старость пригодилась, какая б о тебе позаботилась... Кто об настоящем заботится, о будущем думает? Мужчина, что ли?.. Все женщина... Я вот в чем сейчас хожу? Все в своем старом, прибереженном... Этому пальту на мне, ему не меньше как лет тридцать есть... Кастор тогда на него по четыре рубли аршин покупали, считалось куда дорогая цена... Ну, а мы, хоть бедно жили, однако мы дешевых материй не покупали: скупой, говорится, два раза плотит... И что же вы думаете? Тридцать лет ношу, износить никак не могу... И так все у меня еще от старых времен... Да сыновья с дочерью присылают... Да по ордерам это я своим чередом получаю - полный сундук у меня материи собралось, - это уж советской, нынешней, берегу, конечно, а вдруг опять не будет? На будущее легко не загадывай... А вдруг война? Вот и до тех материй черед дойдет... Война живо все подберет... Она в два, в три года все подытожит, а вдруг она и десять лет продлится?.. Тут успевай только солдат обшивать да рабочих, а прочие кое-как, дескать, проходят... Вот поэтому и берегешь... Что бы ни давали по книжкам, по ордерам, - я все беру, при-го-ди-ится!