Подсчет «навара» велся здесь же в рыдване при свете фонаря и во время качки.
– Я представляю зверскую рожу Дармаглота, это же надо столько собрать, ну бессовестный ты вымогатель.
Картуш стал досчитывать золотое содержимое кошеля.
– А это герцог Орлеанский выложил? В Версале узнают какой он мот, так Монтемон к себе близко не подпустит…
– … Значит как договорились, пять тысяч мне, остальное вам.
В ответ недовольное молчание.. – Не страдайте, так уж и быть по пятьсот получите.
Громоздкий экипаж, ведомый Дармаглотом, в прошлом уличным гаменом, а потому досконально разбиравшемуся в пути, уверенно ехал по темным улицам.
Доехав по улице до дома называемого «Паламбула» Картуш слез, отправив Саидку и Дармаглота на место, откуда они приехали.
Улица, на которой он остался совсем один, была в традициях таких улиц полностью затемнена, так как почти не имела постоянных жителей, но будучи заставленной все больше отличными домами и домиками, отнюдь не была заброшенной. К публичным домам, которые располагались в одной стороне этой улицы, никогда не забывалась дорога.
В одном конце тихая (в котором и находилась Паламбула), в другом конце улица была более чем многолюдна от стоящих в выжидании размалеванных красоток, проходя возле которых Картуш вряд ли мог не обратить на них внимание. Шел самый гнусный торг и выбор.
В одном из темных углов на заднем плане стоял господин, торговал еще молоденькими дочерьми. Интересней было даже глянуть на самого господина, чем на девушек в неброских легких платьицах. Все отвратительное привлекает: мелкое живое лицо с прямыми грязно-желтыми волосами, зачесанными назад, представляло собой лицо обыкновенного мерзавца, гадкого на словах и отвратительного в делах.
Стоящие на бульваре девицы, выразительно глядели на Картуша, вызывающе старались преградить ему дорогу, но уличным девкам, он предпочитал знакомых жриц из храма, именуемого «Паламбула», куда сейчас и направлялся.
Наконец пробравшись, вошел в двери при помощи собственного ключа; поднялся по лестнице к настоятельнице публичных домов, уже упоминавшейся Карконте – мощной грузной старухе, от вида которой веяло силой и напором.
Та ужинала и никак не ожидала вторичного, столь позднего визита. Свою неподготовленность решила исправить тем большим гостеприимством, подогреваемым еще и тем, что очень много задолжала.
Усаженный Картуш, почти тут же получил приборы, а затем и присоединился к ужину.
– Как поживаешь? – услышала настоятельница вопрос, не предвещающий ничего хорошего.
– Да, что уж там… расхворалась.
– Я не об этом, доходы какие?
– Какие доходы, одни убытки.
– Ты, надеюсь, не забыла, сколько мне должна? Тысячу восемьсот только по набежавшим процентам за этот месяц и плюс за девчонку сто.
– У меня нет таких денег… А девчонку твою так и некуда пристроить, живет и объедает только. Свободных номеров нет для нее. Вот покупай скорее дом…
– Ты еще протянешь немного, и тебе этот дом мне продать придеться. Ты думай, дура, какие проценты набегают. А я шутить не буду, быстро всего лишишься… Небось припрятала тысчонку-другую на черный день.
…Так, повытряхивай свои кубышки…
– Кого там, какие кубышки? Неужто я не понимаю… Что было, все тебе в долг ушло. Все выбрал. Лучше бы я и не брала твои дома, слишком от них я мало получаю. Только этим домом и держусь. Сейчас ни су.
– Ну, да! Такая тишина и у нее вдруг навара нет. Смотри же, я предупреждаю тебя по Гомеру: «Грядет возмездие, настанет час расплаты».
– Ох, не пугай, милый! Пуганая я. Вон девки какой мне скандал устроили. Взбунтоваться дуры решили всем скопом. Так живо всех разогнала.
– Ты сыкономить на них решила? Смотри как бы больше не потеряла. Не оберешься неприятностей от их цеха. Разбегутся, потом не соберешь.
– Ох, заткнулся бы ты. Без тебя тошно.
После установившегося на минуту затишья в прениях, Картуш спросил:
– Что ты мне скажешь на счет дома?
– Что я могу сказать, как было четыре двести, так и осталось.
– Прошлый раз ты мне меньшую сумму называла. Ну, так что: даешь три тысячи в год?
– Восемьдесят процентов? Даже и не думай. Устала я уже от этих домов. С него хлопот не оберешься. Хватит меня как липку обдирать!
Сжав в злости губы, Картуш оглушающим ударом заехал Карконте по уху.
– Хватит препираться, сиплая карга! Как говорю, так и будет! Будешь дергаться – сейчас же по векселям платить заставлю.
– Не стану я платить, и судом не вытянешь.
– У меня свой есть суд, быстрый! Прирежу! – проговорил Картуш со скрежетом зубов, поднося к ее горлу неизвестно откуда взявшийся нож. Своевременная угроза успокоила старуху и она решила далее не препираться.
– Дура, ты на этом доме чистоганом получать будешь. Я даю тебе возможность из долгов вылезти. Сколько пар мучается, что встретиться негде! Запомни, отсталая: начинается эра рогоносцев. Да, тебе только так отваливать будут. В таком тихом месте такой домик, как картиночка.
– Ладно, будет тебе на мозги капать. Заливать ты умеешь. …Только шестьсот.
Картуш уставился на нее, долго думая к чему может относиться эта цифра? Когда же ему дошло, что – к четверти года, хотел было набавить, но затем решил, что и остальная часть дохода пойдет к нему в карман…
– Хотя, даже нет… Смотрителю3 платить.
– Его я приструню, тем более ты дом арендуешь! Мне из-за твоей скаредности за базу следующий пай вносить нечем! Ты, я вижу, в конец меня извести хочешь?! Я чувствую, ты с такими взглядами на жизнь донос фараонам на меня накатаешь! Стерва подколодная… Так!!?
– Ты не ори! Не ори. С гонором нашелся. Видали таких, брось глотку драть. Давай обсудим по хорошему, выпей, – наливала Карконта вина в стакан, глядя на молодчика. Лицо Картуша приняло совсем другие черты: нос и подбородок обвисли и стали, как картошка. Изменять выражение лица до неузнаваемости, так же является необходимым мастерством для преступника.
– Ты смотри мне, – продолжал горячиться Картуш, – Если что, я и тебя с собой потяну!
– Не бойся. Я своя. Что ты выдумал? Ты мне как сын родной теперь стал. Разве ты забыл, сколько ночей у нас с приятностью провел?
Картуш чокнулся с ней стаканом…
К ним вошла заспанная Николь.
– Я побежал, а утром зайди, я поговорю с тобой на счет одного открывшегося дела. Сразу говорю двадцать процентов мои.
Дармаглот, очень уставший за этот день, решил сократить дорогу до базы тем, что выбрал путь не в объезд, а с улицы, да и погнал к тому же быстрее, иначе без встряски так бы и заснул на ходу с возжами в руках.
Подъехав к воротам, ссадил Саидку, чтобы тот открыл их ему для дальнейшего проезда, что тот и сделал, далее устремившись к дверям дома.
Рыдван же, ведомый Дармаглотом, проехав перед фасадом, свернул налево в проход и еще левее к конюшне, ворота которой так и оставались открытыми.
Рыдван медленно стал въезжать во внутрь. С его высокой крыши из углубления для вещей встал во весь рост темный силуэт человека и по ходу осторожно залез на крышу сарая.
Глава III. База
Светлое утро и чистый лазурный небосвод указывали на то, что день будет очень и очень приятным, даже жарким, что очень желательно после затянувшихся дождей. Помимо этого, яркий солнечный день стимулирует к росту молодую растительность, которая во время интенсивного роста своей свежей яркой зеленью, так радует глаза.
Однако же пока такой день еще только начинался, к началу которого, если трава уже и была в полной силе, то кусты еще не оделись, а порою стояли просто-напросто голыми.
Меж стен: цельных и двупольных по горизонтали составленных из плит или же меж каменных оград, коими были иссечены многие места той местности, повсюду заключенные в какие-либо рамки, находились либо пустыри, заросшие сухостойной травой, но чаще всего запущенные сады, отчего и сами стены приобретали запущенный вид.
Особенно много всего напутанного, в том числе и полностью запущенная усадьба, находилось возле огороженной от этого ровным зеленым пространством называемой «базы». От узкого прохода меж стен в бурелом заросшего сада, по которому все-таки проходила дорожка, и от ворот отходило множество дряблых стен, отделявших друг от друга никому не нужные труднопроходимые участки, отлично маскировавшие то, что за ними находилось.
Поэтому не удивительно, что в дебрях этой запущенной местности, соседи друг друга не знали в лицо, потому как тут никто и не жил, за исключением того домика, где с недавнего времени проживала молодая хозяйка и старая служанка. Но то всегда явление временное и непостоянное.