Лейтенант покраснел ушами и счел нужным улыбнуться над издевкой.
– Не хотите на этот вопрос отвечать, вот вам другой: вы знаете, что такое опий?
– Слышал что-то краем уха… извините. На востоке это, но не знаю…
– Уже и здесь на западе.
– Значит я такой гадостью был усыплен?
– А знаете ли вы из чего делается эта гадость?
– Боюсь ошибиться, ваше сиятельство.
– Из мака, и скорее всего вы были усыплены именно французским маком, я так подозреваю. Так что я ставлю перед вами задачу разыскать плантации мака, раз уж вы заучаствованы в этих делах и сведущи.
– Что могу и не могу, сделаю, ваше сиятельство.
– Мне кажется вам понятно, что разглашать то, что вы ищете не следует. Несколько взмахов косы и лавочка свернута. Сначала следует обыскать окраины Ла-Шапель, Ла-Виллет и Бельвилль, а также сельскую местность близ них. И еще, вы должны иметь ввиду, что все-таки опий может поступать извне, от восточных купцов… хотя не это ваша работа, этим займутся отдельно… Вот я выписал вам санкции… Дальше, двое ваших подчиненных так и останутся при вас. В главной конюшне полицейского управления вы получите экипаж. Начинайте прямо с завтрашнего утра. Многие малые сады осматривайте через ограды, и предупреждаю вас, следует искать не красное марево, а чаще всего зеленые или сохлые головки на тонких стеблях, и еще, нужно всегда смотреть на самую землю, от маков всегда остается стерня. Вообще-то, как вы знаете, маки сеят небольшими участками, но только не думайте, что опийные маки это тоже самое, что на булках и в присказке: «Сто лет Бог мака не родил, никто с голоду не помирал», Опийный мак имеет свои отличия. С гербарием ознакомитесь потом, а пока садитесь-ка, ознакомтесь с делом Картуша, иначе, если вы не ознакомитесь с «практикой» этого типа вы никогда не сможете даже встать у него на пути.
Рыдван в коем находились Саидка, Дармаглот и Картуш остановили неподалеку от кафе де Пари, нельзя сказать, что в темном месте, так как то была улица Елисейские поля, полностью залитая светом, и в частности светом знаменитого вышеупомянутого кафе, в котором собирался цвет золотой молодежи и вообще высшего дворянства.
Саидка и Дармаглот были уже приодеты; а их шеф остался сидеть и наблюдал за ними из смотрового оконца.
Свет, музыка, разговоры, танцы, сцена – вот что собой представляло преуспевающее в то время кафе.
Войдя первым, Дармаглот возвестил:
– Индийский факир Ибн-Саид.
Все взоры поворотились и обратились на вошедшего в восточном одеянии Саидку. Подходя ближе к сцене, а значит к публике, Дармаглот стал разворачивать рулон бумаги.
– Может ли быть такое? – спросил он.
– Убирайся отсюда, шарлатан несчастный, – крикнул кто-то из зала, – Пусть сегодня царит кан-кан!
Конечно, на хорошеньких девушек пляшущих с подниманием ног, а значит и с возможным задиранием юбок, смотреть было куда веселее, но разрядка нужна и веселью, тем более что циркачи предложили такой номер, от которого захватило дух, и затихла музыка, которая предоставила тишине быть аккопаннементом представлению.
Дармаглот продолжал:
– Можем даже дать посидеть на животе. Только просьба ногами не раскачивать, я ужасно этого не переношу!!!
– Такое не может быть, – проговорило несколько голосов.
– Такое будет… но, господа, – не за просто так. Раз уж кафе это Пари, то и давайте заключим пари. Пять тысяч с каждой стороны. От нашей мы ставим это бриллиантовое кольцо с перстнем… о-о, с камнем.
– Идет! Идет! – закричали восторженные голоса, желавшие в этом скучном разнообразном мире хоть один раз увидеть чудо, вовсе не думая о кольце с поддельным бриллиантом.
Дармаглот уже направлялся им навстречу с колпаком-цилиндром твердого картона, быть может, раннего прообраза христоматийного головного убора буржуазии.
Из гущи зала вылетел тугой кошелек и точно влепился в отверстие цилиндра, чуть не выбив его из руки держащего. Впрочем, Дармаглот был готов к приему и даже немного подставил; иначе старому подвыпившему барону Монморанси не заоплодировали бы со всех сторон за такую меткость в такие годы, а главное за молодецкие замашки.
В подражание ему в Дармаглота полетели еще два кошелька, но только первый был с трудом, но пойман цилиндром, как сачком, другой же пришлось поднимать с пола, поднимая этим всеобщий смех.
Более никто не кидал, и Дармаглот, как прозрачная тень пошел по столам самым настоящим образом побираться, всем своим видом, а также и протянутой рукой с цилиндром, вымогая деньги, в которых ему никто не мог отказать, дабы не впасть в неловкое положение. Впрочем, большое исключение составляли дамы, в обыкновении которых никогда не входило платить на ветер и не платить когда рядом могут заплатить мужчины. Глядя на дамское платье, невозможно подумать, что у ее обладательницы могут быть деньги.
Поэтому, подумай Дармаглот о том, что можно протянуть свой цилиндр даме, он бы сам очень удивился этой своей мысли, как чему-то не совместимому. Он даже и не замечал присутствия самих дам, замечая лишь наряды.
Переходя от столика к столику Дармаглот на глазах наполнял цилиндр благородным металлом, и казалось, чем больше собиралось золота, тем с большим удовольствием накидывали еще.
Перейдя к следующему столику, Дармаглот неожиданно обнаружил перед собой герцога Орлеанского, сидевшего в окружении барона Монморанси и графа д`Олона, от которых он попятился в нижайшем поклоне и тем более нижайшем для него самого, оттого что низко нагинался он без всякой на то привычки. На общество его судьба забросила впервые в жизни.
Саидка стоял как каменный на сцене и с беспристрастностью восточного мага взирал на все происходящее, заложив руку за руку. Номер его программы назывался человек-лавка, о чем свидетельствовала надпись на развернутом рулоне бумаги.
В кафе оказалось много богатых и щедрых посетителей, поэтому Дармаглот вернулся с чуть ли не полным цилиндром собранного.
Цилиндр был если и не убран, то поставлен от глаз как можно дальше, дабы не дразнил.
– А теперь, сиятельные господа, смотрите! Человек-лавка!
Принесенные ранее два стула были раставлены друг от друга на расстояние роста Дармаглота.
В течение следующего времени зрители воочию убедились, что такое возможно: Дармаглот загипнотизированный Саидкой, опираясь на спинки стульев лишь ступнями и краешком головы, тем не менее находился в горизонтальном положении, даже когда на него посадили мальчика пажа.
Номер состоялся, но чудо – нет.
Стоявшие у стекол кафе кучера и прочие слуги, после просмотра программы в большинстве своем отошли подальше, не отошел лишь Рено, внимательно приглядывавшийся к человеку, свершившему таинство, а в особенности к тому, кто только что встал на пол.
Мальчишка-паж в своей роскошной ливрее был также воодружен и оставлен в висячем положении. Он восторгов вызвал больше может быть потому что от него не ожидалось обмана, и еще потому что закостенев, мальчишка побелел и был похож на покойника. Саидка после требования посадить на него кого-нибудь и после требования «не надо», выхватил одну из танцовщиц и несмотря на ее визг подвел к месту действия.
– Не хочу на костяного! – артистично закричала она снова, когда Дармаглот, залепив ватными тампонами уши мальчику-лавке, отошел в сторону.
Из-за столика раздался более неуместный и даже пошляцкий выкрик возбудившегося франта, своим привставанием перекосившего многих.
– Женить их!
Еще более повторный дурной крик танцовщицы.
– Не хочу за костяного!…
…Вызвал бурю хохота даже на улице, и в частности у Рено.
Когда же танцовщицу все-таки усадили, то недолго просидев она свалилась с бедным мальчиком на пол.
– Верим! – не унимался нализавшийся франт, несший заплетающимся языком все что приходило на ум. – Такая и на бревне бы не усидела…
Пока все слушали говорящего, Саидка и Дармаглот вместе с цилиндром незаметно исчезли с поля зрения. Рено, отпрянул от стекол, направился в одному ему ведомую сторону.
У рыдвана шарлатанов поджидал Картуш.
– Шеф, прошу вас, – взмолился Дармаглот, – вам только пять.
– А тебе нечего волноваться. Успокойся, – говорил Картуш, забирая цилиндр «буржуа». Сколько получишь столько и получишь. Отваливай. К тетке Карконте!
Подсчет «навара» велся здесь же в рыдване при свете фонаря и во время качки.