Читать интересную книгу Исповедь - Юра Мариненков

хорошо.

Она произносила это, стараясь не пересекаться взглядом с отцом Михаилом. Её голос говорил это, словно зная, что сзади в её владельца целится заряженный автомат, способный выстрелить ровно после того, как входная дверь вновь захлопнется и эти двое бесследно уйдут.

– Ну ладно, – сказал отец. – А дети? Чего дети то такие испуганные?

– Погоды, наверное, боятся, – произнесла Марта, – Вы же сами видите, что там происходит.

– Ну да, – неожиданно произнес тот, будто бы смиряясь с этой очевидной ложью.

– Ну ладно, дорогая, мы пойдем тогда, раз у вас здесь всё хорошо, – сказал отче и неожиданно для всех развернулся в сторону лестницы, собираясь уходить.

– Подождите, – почти тут же произнесла она. – Не могли бы вы Тасеньке нашей помочь. Она болеет… Уже третий день.

– Да, конечно, – произнес отец и сразу же направился вперед всех. – Где она у вас тут?

Таисия была младшей дочерью Марты, которая появилась на свет уже после того, что произошло. Для большинства людей, такие события теперь были чем-то невероятным, как казалось Роме, но только не для её мужа. Этот поросенок, на которого он и смотреть не мог, лишь сидел у ржавого камина, разглядывая в своих руках уже до смерти затрепанный журнал «Playboy», который он, видимо, достал где-то в заброшенных домах. У него абсолютно не было никакой реакции на отца а уж тем более на Рому. У него даже не было никакой реакции на Марту. С сожалением приходилось представлять, как он относится к детям и знать, как относится к ней.

Рома не пошел за отцом Михаилом и остался стоять возле лестницы, недовольно прожигая взглядом этого мужичка. Смотря на него, он больше всего думал о боге и о смирении. Его нутро пыталось успокоить себя тем, что господь всё видит и все получат по праву, в особенности этот человек, но даже в таких мыслях его моментами покоряло угнетение совести за всё прошлое, что он не смог совершить и за будущее, которое предстояло терпеть Марте и её детям.

Отец Михаил примерно через пару минут уже выходил из соседней комнаты и было ясно, что пора уходить. Марта, шедшая сзади, теперь выглядела чуточку лучше. Её глаза не были такими потерянными, а улыбка имела хоть небольшую истину. Она ещё раз поблагодарила их за то, что они пришли и теперь, поймав этот диковинный лучик добра, легко смотрела на Рому, говоря ему – «до встречи», заставляя этого молчуна немного краснеть.

Они шли с отцом Михаилом обратно в монастырь, так как уже наступала ночь. Тот планировал сегодня посетить ещё несколько семей, но из-за погоды это было бы теперь довольно рискованно. Рома даже был где-то в глубине даже рад этому. Это было его настоящее, ощущаемое спасение.

Обратно они шагали быстрее, чтобы не обморозить свои конечности. Через несколько десятков минут после того, как исчезал последний луч солнца, добирающийся сквозь серое небо, обычно наступала такая мерзлота, что руки переставали быть даже просто холодными уже через пять, шесть глубоких, тяжелых вдохов. Это был страшный холод.

Когда наступило всё это, люди забыли, что есть солнце, что такое простой дождь и что значит лето? Небо стало вечно серым со своими густо нависшими облаками, давая солнцу пробиваться лишь иногда и всего на несколько часов. Остальное же время был либо вечер, либо ночь. Холода со своими северными ветрами сумели воцарить на земле, словно гигантское, размером с материк, нашествие саранчи. Они были даже чем-то хуже, ведь саранча ещё никогда не могла добраться до солнца, убивая и его. Но самым страшным, что удалось обнаружить только спустя примерно полгода – повышенный уровень радиации. В некоторых местах приборы показывали не просто максимум, а что-то гораздо больше. Сломанных дозиметров у них в подземелье было примерно столько же, сколько и сломанных радиовещателей.

– И чего ты промолчал? – неожиданно спросил отец Рому.

Для него это был уже второй неожиданный вопрос за сегодня, который вводил его во всё тоже полное небытие. Но на этот раз он и не сразу понял, что тот имеет в виду на самом деле, ну или попытался не понять.

– Вы о чем, отче?

– О том самом, брат мой, – немного тише и повернув голову против ветра, чтобы ему было легче услышать, проговорил он. – Думаешь, я не знаю ничего?

К счастью, Ромино недоумение скрывал сейчас сильный ветер и серый снег. Хоть сейчас такая погода могла принести что-то полезное для него. Первые несколько секунд он молчал. В его тишине, очевидно, было понятно, что он уже сообразил, о чем идет речь, но никак не хотел в это верить.

– Я надеялся, что ты поговоришь с её мужем. Что, может быть, попытаешься его хоть немного переубедить в этой жизни. Хотя бы ради детей.

Уже не имело смысла прикидываться дураком и как-то увиливать от разговора, находясь в плену сразу двух стихий: отца и погоды.

– Он вызывает у меня такое отвращение, что я даже смотреть на него нормально не могу.

– Ясно, – тихо проговорил отец Михаил. – Но всё-таки нужно было попробовать.

Рома лишь немного приспустил итак уже опущенную голову и старался лишь идти дальше. Старался не думать обо всём, что итак не давало ему покоя на протяжении, наверное, всей жизни в этом монастыре.

Слово – Марта, для него было не простым звуком. Это имя обычно вызывало у него смешанные чувства витающих, одновременно в пустоте, страха и любви. Рома увидел её почти сразу же, как только приехал служить в этот монастырь. Тогда ещё, она часто стояла на утренних богослужениях по выходным, видимо, имея в голове хоть какие-то спорные мысли на счет всего. Ему, мягко сказать, нравилось, когда она была в храме. Он испытывал хотя бы малейшее чувство полезности и отдачи. Любил помогать ей, оставаясь после службы и беседуя с ней по несколько часов. Казалось, мог тогда помочь ей всем, в чем она нуждалась: когда была нужна помощь с университетом, с выбором работы и даже с принятием семейной жизни. Её последняя просьба была для него, конечно, самой тяжкой. Когда человек просит у тебя совета о том, как полюбить того, кого не любишь, сразу кажется, что ты тащишь его вместе с собой в ад. А самое страшное, что этого человека, на самом деле, любишь ты. Да, для него это было большой и тяжелой ношей.

Марта случайно вышла замуж за парня из соседнего поселка. Так же обычно-случайно, как и происходило большинство браков в таких местах. Ему уже поздно было разбрасываться