шли штурмовать какой-нибудь из театров, чтобы попасть на генеральную репетицию или премьеру и сесть хотя бы на раскладной стул. Если не удавалось, то мы прекрасно чувствовали себя и наступеньках лестницы, чембыли довольны. Для парня только что приехавшего в столицу, чтобы познакомиться с театральной жизнью города, да и вообще, тусоваться в библиотеке было действительно очень полезно. Именно там и сказал мне Сергей, что у них в студииконцерт Высоцкого и обещал как-нибудь протащить меня. И нам действительно пришлось прибегнуть к разного рода уловкам, чтобы как-топопасть в зал. Из библиотеки мы часто направлялись в дешёвую столовую на Пушкинской, где как и в ресторане, всегда стоял шум и царило веселье. Здесь начинающие актёры старались своей оригинальностью привлечь к себе внимание случайного зрителя. Это было своего рода тренировкой, к чему я был неготов. Такие эпатажные поступки на меня действовали весьма отрицательно, поэтому я часто уклонялся от пребывания в их компании. Я предпочитал бывать с такими людьми, которые не пытались утвердиться такими дешёвыми методами и не имели склонности к этому. Девочки и мальчики в возрасте от семнадцати до двадцати лет пытались найти себя, а заодно и своё место, чтобы закрепиться в этом огромном городе. Это и не было удивительным. Такие вещи особенно были нужны тем, кто приезжали в столицу из глубинки бескрайней империи, чтобы их заметили, увидели, выделили из массы и тем самым дали возможность остаться в Москве. Поэтому они своим одеянием, разговором и поведением всегда должны были быть в центре внимания. Это тоже было своего рода формой для самоутверждения и как считали многие из них, одним из главных оружий, для достижения этой цели были их скандальные выходки.
Стояла зима 1979 года, наверно месяц март. После январских катастрофических морозов, когда в течение двух недель мороз достигал сорока – сорока пяти градусов и не собирался отступать назад, пятнадцатиградусный мороз людям казался чуть ли не летом. Я чудом спасся, что не отморозил себе ноги в декабре на железнодорожном перроне в Подмосковье, но это совсем другая история. Вот мы с Сергеем, взяв с собой двух девушек, после концерта направились в кафе «Московская». В то время это кафе на улице Горького считалось богемным местом для молодёжи. Некоторые из наших общих знакомых были завсегдатаями этого заведения, и днём, и ночью. Я всё удивлялся, когда же они учились; но факт остаетсяфактом, они учились, во всяком случае, я так знал. В кафе мы нашли своё место. Наше приподнятое настроение мы хотели закрепить хорошим ужином и приятной беседой. Но всё это осталось лишь желанием.
Вскоре появился друг Сергея с таким шумом, что я тут же догадался, что этот вечер не сулил нам ничего хорошего. Он вошёл в зал в своей шинели нараспашку. За ним бежал администратор и просил его снять шинель, но от него так и не смог добиться этого, и оставил его в покое. Он был нашим ровесником, может быть года на два старше. Высокий блондин с рябыми глазами, прямыми чертами лица и, наверно, фотогеничной внешностью. Одетый в длинную шинель до пят времён гражданской войны, он был похож на сбежавшего с массовки съемочной площадки. Очень взволнованный, он говорил поставленным басистым голосом, который так не шёл его возрасту. Как видно, самым главным для него было привлечь к себе внимание и сделать так, чтобы находящиеся в зале, запомнили его. Не имело значения чем и как они могли его запомнить. Я его видел и раньше, но тогда мы не были знакомы. Сейчас он познакомился со мной, я точно не помню, как он назвался, то-ли Саша, то-ли Миша Уральский. Я запомнил лишь «ша» и Уральский, так как он мне не понравился с самого же начала, поэтому я и не пытался запомнить его имени. Потом он снял шинель, видимо, ему стало либо жарко, либо его одежда уже произвела первый эффект, поэтому он решил показать себя ещё чем-нибудь другим. Он повесил свою шинель на спинку свободного стула у соседнего столика так, что даже не спросил разрешения и к тому же сделал он это так, чтобы его все видели. Пока он сидел с нами, мы не смогли вставить ни одного слова, всё время говорил только он. Вообще-то, все любители эпатажа такие. Не успел он ещё сесть, как всем изрядно надоел. Но больше всего меня удивляло, что могло быть общего с этим типом у Сергея, который оставлял впечатление очень уравновешенного парня, к тому же, он был из замечательной семьи. Этот Саша или Миша на некоторое время оставил нас и пересел к другому столу. За нашим столом стало уютно и спокойно. Сергей сказал мне:
– Не удивляйся. Такой уж он тип, эпатажный, но очень способный, и то, что ты видишь, это лишь его маска.
– И рядом с тобой, твоему другу нужна маска?
– Нет, со мной не нужна, но с другими, видимо, нужна. Когда он видит нового человека, он, сам того не замечая, входит в роль.
– Мне кажется, что эго эпатажность граничит с наглостью и его такое поведение исходит не от того, что он играет роль, а от его психического расстройства.
– Нет, как для будущего актёра, его целью является поломать внутренние рамки и снять с себя психологические ограничения. Поэтому, это всего лишь путь к достижению своей цели.
Я был несогласен с ним и спросил его:
– Тебе нужен этот эпатаж и раскол этих рамок?
– Нет, мне не нужен. Я знаю, что и тебе не нужен, – ответил он за меня тоже.
– В том то и дело. Это скорее всего скачок из одной крайности в другую. Если он решил стать актёром, то с самого начала у него должны были быть другие данные и способности. Если ему мешали внутренние рамки и психологическая ограниченность, он и не должен был думать об этом. Расколоть эти рамки он сможет, а вот стать актёром…, хотя клоуном он уже стал. И к тому же, он гордится своей скандальностью так же, как и своим поставленным голосом. Поэтому, он уже ограничен новыми рамками и дальше этого он пойти не сможет. До цирковых клоунов он не дотянет, так как клоуны очень серьёзные люди и шалят лишь на арене.
Он не соглашался со мной, но я всё же продолжил и до конца высказал ему всё, что думал.
– Сергей, если ты внимательно присмотришься, то скоро увидишь, какое будущее будет у этого способного актёра. Он может показаться в «массовке» и это