— Сударыня, я прошу вас… Подобное бесчестье…
Управляющий едва не плакал, но Филомена отвернулась к зеркалу в серебряной оправе, которое подала ей служанка. Девушка начала расчесывать ее золотистые волосы, и все внимание хозяйки дома мгновенно оказалось поглощено этим. Управляющий задержался было еще на несколько минут, но, когда Филомена принялась давать указания, как укладывать косы, поклонился и тихо вышел из комнаты.
Я прекрасно знала, что такое Комигорское соглашение. Сколько раз меня заставляли надеть самое строгое и неудобное платье, сесть рядом с матерью и Томасом и бесконечно скучать, пока отец собирает ренту. Церемония разыгрывалась, как тщательно отрепетированный танец. В первый день года — День соглашения — очередь арендаторов вытягивалась через весь главный зал, пересекала внутренний двор замка и продолжалась далеко за воротами. Один за другим они выступали вперед, и отец любезно приглашал очередного посетителя присесть с ним за небольшой столик, предлагая ему бокал вина, стоящий перед ним. Арендатор неизменно отказывался от угощения и вежливо интересовался здоровьем герцогской семьи. Мы всегда оказывались «совершенно здоровы», даже когда моя мать так ослабела от последней болезни, что вечером вверх по лестнице ее пришлось нести.
Затем мой отец спрашивал про здоровье жены и родителей арендатора, как растут дети — и каждого он называл по имени, спрашивал, не нужны ли ему новые инструменты или коза. После подобающего разговора человек вставал, кланялся и, словно только что, вспомнив, предлагал хозяину деньги. Мой отец желал арендатору доброго урожая и обращался к следующему. Танец начинался заново.
Когда мы с Томасом, устав, начинали обсуждать между собой несчастья, которые постигнут мир, если один из крестьян, в самом деле, выпьет вино, наша мать шептала, что мы ведем себя неуважительно. Долгие годы я считала, что она имела в виду «неуважительно по отношению к отцу». И это ужасное предположение немедленно вынуждало меня исправиться.
И только позже я поняла: наше поведение было неуважительным по отношению к арендаторам, которые кормили, одевали нас, позволяли нам существовать в комфорте за то, что они пользовались землями Комигора и защитой герцога.
Когда отец бывал в походе, за маленьким столиком располагалась мать, а мы с Томасом сидели рядом. Томас чувствовал себя неловко в первые годы после того, как вошел в возраст, когда мама умерла, а убитый горем отец бывал слишком пьян, чтобы исполнять свои обязанности. Однако со временем брат возмужал. До изгнания из Комигора я всегда сидела рядом с ним. Изменить ритуал казалось немыслимым.
Я вошла в покои невестки в некотором смятении чувств.
— Ты хорошо отдохнула, Филомена?
Тетка герцогини сердито укрылась за дальним углом кровати, наполовину спрятанная занавесями. Внимание герцогини было по-прежнему приковано к зеркалу.
— Не знаю, что на меня нашло нынче утром, Сериала, — сообщила она, поправляя прядь. — Мне следовало просить тебя немедленно уехать. Мой муж не желал видеть тебя здесь, и я тоже не желаю. Это ты утверждаешь, что он сам прислал тебя сюда.
— Можешь верить этому или нет, но твой сын имеет право знать, как погиб его отец, а больше некому ему об этом рассказать.
— Насколько мне известно, ты вполне могла сама убить Томаса, — заявила Филомена скорее в раздражении, нежели обвиняя. — Ты была замужем за чародеем и якшалась с предателями. Мой муж поймал тебя на этом и воззвал к правосудию. Вероятно, ты явилась сюда за отмщением.
— Говорю тебе, я не виню ни тебя, ни Герика. Томас никогда не узнает о моей мести, так что она не имеет цели. И ничто не вернет мне сына.
Я достала из кармана маленький мешочек серого шелка и положила на постель перед Филоменой.
— Я привезла это тебе. Ничего опасного.
Я улыбнулась пожилой даме, которая попятилась от кровати с таким видом, как будто в мешочке могла прятаться змея. Филомена вытащила из него прядь каштановых с рыжиной волос Томаса, перехваченных зеленой шелковой нитью, и задумчиво обернула ее вокруг пальцев.
— Давай заключим мир, — предложила я ей. — Даже если больше нет причин — так хотя бы ради того, что твой сын — герцог Комигорский. Я привезла ему перстень с печатью Комигора. У меня нет ребенка, который стал бы ему соперником, да и я ему не соперница. Это дом моего отца и тридцати поколений его предков. Я не хотела бы видеть его разрушенным бессмысленной местью.
— Думаю, что Томаса больше всего возмущало именно это, — произнесла Филомена. — Что ты творила свои злодеяния, рискуя превратить в руины эту ветхую груду камней. И мне этого никогда не понять.
У меня не было веских доказательств того, что Томас находился под властью зидов — древних врагов народа Кейрона, из магического мира за Мостом Д'Арната. Но я была готова жизнью в этом поклясться.
— Если бы Томасу позволили думать самому, он бы знал, что я никогда без нужды не пошла бы на такой риск. Он мог бы попытаться понять, что я говорила ему о своем муже и его народе. Как бы то ни было, думаю, он, в конце концов, поверил мне. Так ты позовешь сына?
Филомена бросила прядь волос на покрывало и взяла зеркало. Сперва она протерла его кружевным платком, а затем, кокетливо надув губки, принялась рассматривать свое прелестное личико.
— Он может не прийти. Герик был намного более милым в детстве, когда по вечерам кормилица приносила его к нам на часок. Мы с ним играли, а потом отсылали спать. А теперь он говорит такие гадкие вещи, когда злится, а злится он часто и безо всяких причин.
Филомена поджала губки, пощипала себя за щеки, разгладила кожу над бровями, но все-таки послала одну из горничных найти юного герцога и передать, что мама настоятельно просит его навестить ее.
Пока мы ждали, герцогиня продолжала заниматься собой, а я подошла к окну, раздумывая, как бы начать разговор о ренте. Управление Филоменой оказалось целой наукой, и я радовалась, что мне не придется иметь с ней дело дольше одного дня.
За окном, обрамленным тяжелыми занавесями, открывался успокаивающий своей красотой простор. К югу от Комигора простирались пшеничные поля; золотой океан, плещущийся у каменных стен, тянулся далеко, насколько хватало глаз.
Тут я услышала шипящий звук. Взгляд, брошенный через плечо, подтвердил, что источником его была тетушка Филомены, которая что-то настойчиво нашептывала на ухо герцогине. Та отвечала ей не столь тихо:
— Да никакая она не ведьма. Она просто вышла замуж за чародея…
Почувствовав на себе мой взгляд, старуха побледнела и отступила от кровати.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});