Принцевы острова, лето 1919
Все беженцы, прибывшие из Одессы в Константинополь на пароходе «Кавказ», были расселены на острове Халки, На голом холме, на который вела каменистая дорога, помещалось большое каменное здание, которое называли «семинарией». В нем разместились все военные чины, которых было довольно много: несколько генералов, офицеры и юнкера. Они занимали большие пустые залы с кафельным полом и высокими потолками. Спали на полу, на шинелях. Никакой мебели не было.
У подножья холма находилась единственная на острове гостиница «Гранд-отель» из белого камня и с террасами, с которых было видно Мраморное море, неподвижная стеклянная гладь воды, а на горизонте — Константинополь. Справа от него в голубоватой дымке тянулась узкая полоска берега. Мама показывала туда рукой и говорила:
— Там Тигр и Евфрат. Там был рай.
В «Гранд-отеле» жила семья Цейтлиных. Для нас это было слишком дорого. Мы снимали одну комнату на втором этаже в доме одной турчанки. В комнате стояли рядом две широкие кровати, на которых спали, по порядку: Алексей Николаевич, мама, Никита и Юлия Ивановна. Я занимал узкий и короткий диванчик у окна.
Почти каждый день отчим уезжал в Константинополь в поисках какого-нибудь заработка. Утром мы с мамой провожали его на пристань. Спускались по кривой узкой улочке. Мимо парикмахерской, в дверях которой в белом грязном халате стоял парикмахер, зевающий от безделья. Здесь же была маленькая кофейня, в которую мы заходили иногда съесть простоквашу с корицей. С потолка свешивались ленты липкой бумаги, усеянные мухами.
Возвращался отчим с вечерним пароходом. Усталый и угрюмый. В бурлящем, пестром, накаленном солнцем Константинополе никому не был нужен молодой русский писатель, не знающий к тому же ни одного языка, кроме русского. Однажды мелькнула надежда: какой-то англичанин искал преподавателя русского языка. Но и эта надежда, как и все предыдущие, не оправдалась.
Чтобы заработать хоть сколько-нибудь лир, было решено устроить для русских эмигрантов чтение пьесы отчима «Любовь — книга золотая», написанной в Одессе. К этому мероприятию все тщательно готовились. Мне было поручено нарисовать и расклеить афиши. На четвертушке тетрадного листа я писал печатными буквами: «Такого-то числа в 5 часов дня, в помещении ресторана «Гранд-отеля» писатель граф Алексей Ник. Толстой прочтет свою новую пьесу «Любовь — книга золотая». Вход — столько-то пиастров». Отчим очень рассердился, увидев мои маленькие афишки, похожие на объявления о сдаче комнаты или о продаже какого-либо имущества. Он разорвал мои бумажки и сам написал несколько афиш акварельными красками на больших листах бумаги. Потом я расклеивал эти афиши: на дверях «Гранд-отеля», на пристани, в кофейне, в «семинарии» и в других местах.
Настал долгожданный день. В ресторане «Гранд-отеля» вокруг столика было расставлено несколько рядов стульев. Я ходил по террасе, звоня колокольчиком, и продавал билеты: перенумерованные листки блокнотика. Много билетов купили Цейтлины. Еще несколько человек. Никто из военных чинов из «семинарии» не пожаловал. Собралось в общей сложности человек пятнадцать. Отчим, как всегда, читал блестяще. Какие-то иностранцы, проживающие в «Гранд-отеле», проходя мимо, с любопытством заглядывали в стеклянную дверь ресторана. Кто-то из жильцов гостиницы пил чай в другом углу ресторана, не обращая никакого внимания на отчима и на группку людей, его слушающих. Мероприятие явно провалилось. Было собрано ничтожное количество денег. Отчим опять помрачнел.
Мама написала дяде Сереже в Париж: просила выхлопотать нам визы для въезда во Францию. Дядя Сережа — Сергей Аполлонович Скирмунт, ближайший и давний друг семьи Крандиевских. В свое время с ним произошла потрясающая фантасмагория: он получил наследство в два миллиона рублей! На эти деньги было создано издательство. До сих пор можно встретить у букинистов книги с грифом «Издательство С. А. Скирмунта». Большие деньги текли от него через А. М. Горького, с которым он дружил, на всякие революционные дела. В связи с этим царское правительство выслало его из России еще до начала первой мировой войны. Он поселился в Париже. Сейчас никаких следов от этих двух миллионов уже не осталось. Он снимал скромную маленькую квартирку на первом этаже, служил в какой-то конторе. Мы ждали ответа от дяди Сережи.
Самым большим моим развлечением на Халки было путешествие верхом на ослике по дороге вокруг острова. Обычно собиралась компания из четырех-пяти русских мальчиков, нанимались уже оседланные ослики, дежурящие недалеко от нашего дома. Хозяину турку платилась весьма умеренная плата. И вот кавалькада отправлялась в путь. Рядом с нами бежал босой загорелый мальчишка, сын хозяина, подгонявший осликов. Для этого служила хворостина. Кроме того, у него в руках был странный предмет — банка из-под консервов, в которой бултыхался камешек. Мальчишка потряхивал этой банкой, камешек гремел, и от этого ослики ускоряли шаг.
Дорога, пройдя по заселенной части острова, удалялась затем в необитаемую зеленую чащу. Мы ехали по узкой пыльной тропинке. Слева заросли подымались вверх, справа они спускались вниз к морю. Встречались поляны с диковинными желтыми и красными цветами. Внизу блестело море. Иногда дорога спускалась к самой воде. Мы останавливались и купались. Неподвижная и прозрачная, как стекло, вода. Видны были водоросли на дне и рыбки, которые, вильнув хвостом, скрывались в водорослях, а затем вновь появлялись. Нигде кругом не было ни души. Это действительно был райский мир. С ослепительным солнцем, стоящим высоко над горизонтом.
В нашей компании обычно был мальчик Сережа, подтянутый, хорошо воспитанный, шаркающий ножкой и целовавший даме ручку, когда здоровался и прощался. Был еще один мальчик, молчаливый, завороженный всей этой окружающей нас красотой. Был мальчик Моня лет тринадцати с толстым носом. У него был вид человека, все испытавшего и ничему не удивляющегося. Турецкий мальчик, наш проводник, что-то лепетал на непонятном языке и показывал руками, что, мол, нам надо ехать дальше.
Однажды к мальчишеской компании решил присоединиться отчим, желавший посмотреть остров с другой стороны. Он грузно сел на ослика. Несмотря на хворостину, консервную банку с камешком и дикое гикание мальчишки-проводника, осел не двигался с места. Кончилось тем, что ослик сел, протянув вперед передние ноги, и Алексей Николаевич оказался стоящим на земле на растопыренных ногах. От прогулки на ослике отчиму пришлось отказаться.
Кроме развлечений у меня на острове Халки были и обязанности. Одна из генеральских жен решила, что нельзя допустить, чтобы дети русских беженцев забывали родину. Она организовала группу из нескольких мальчиков: преподавали русский язык, закон божий и историю России. Основным преподавателем была сама генеральша, но нашлись еще два-три добровольных преподавателя. Дело, конечно, осложнялось тем, что не было ни книг, ни учебников. Приходилось довольствоваться фантазией учителей. В группу входили только дети титулованных родителей (я в том числе) и высших воинских чинов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});