— А откуда он должен был лететь?
— Из Питтсбурга, кажется.
— А как его зовут? — охрипшим голосом спросила она.
— Хофман. Доктор Энтони Хофман.
Глава 3
Напряженно застыв, Ким сидела на кушетке и ждала. Телевизор был выключен, и комнату заливал жутковатый тусклый свет от лампы, вмонтированной в пол рядом с кушеткой. Было уже почти одиннадцать часов, а она все еще не виделась с доктором Энтони Хофманом. Она встала и подошла к стеклянным дверям, разделяющим комнату для посетителей и коридор. Ким положила руку на стекло и, прижавшись к нему, всмотрелась в конец коридора. «Господи, — взмолилась она, — сделай так, чтобы хирург наконец приехал. Пожалуйста!»
Она вернулась к кушетке и заставила себя снова сесть. Бессмысленным взглядом уставилась на разбросанную на кофейном столике мозаику. Теперь ей было понятно, зачем в этой комнате держат детскую мозаику. Это практически единственное, чем можно заняться, когда все твое тело сковывает непрекращающаяся тупая боль.
— Ким?
Она подняла глаза. В дверях появился доктор Гаркави. Рядом с ним стоял молодой человек, которого она видела в питтсбургском аэропорту. Только сейчас вместо джинсов и яркой рубашки на нем был голубой больничный костюм. По его виду она заключила, что у него даже не было времени заехать домой и побриться.
— Это доктор Хофман. Он будет делать операцию вашему отцу.
Ким кивнула, ожидая, что сейчас он скажет: «Привет? Я вас узнал: вы та самая девушка, которая пыталась разжалобить меня, чтобы выманить билет».
— Здравствуйте, Ким, — сказал он и пожал ей руку. — Меня зовут Тони Хофман. Я подумал, что у вас могут быть какие-то вопросы.
Ким обратила внимание на то, как он представился, — Тони. Она предпочитала называть врача доктором. Тем не менее девушка оценила, что он не упомянул про инцидент с билетом. Во всяком случае, пока.
— Спасибо вам… спасибо, что прервали свой отпуск и…
— Ну конечно, — сказал он, освобождая ее от дальнейших выражений благодарности.
Вместе с доктором Гаркави он смотрел на нее, ожидая вопросов.
— Хм, — сказала она. В голове не было ни одной мысли. — Как долго продлится операция?
— Около семи часов. Нам нужно добраться до сердца, потом остановить его, провести операцию как таковую и снова запустить сердце.
— Вам придется останавливать сердце? — Ким с беспокойством посмотрела на доктора Гаркави.
Тот кивнул:
— Кровь будет разгоняться по телу механическим способом.
Тони ободряюще улыбнулся ей и взглянул на часы. После короткой паузы он сказал:
— Если у вас больше нет вопросов, я, пожалуй, пойду.
Ким кивнула, все еще сомневаясь, тот ли это человек, с которым она столкнулась в аэропорту. Может быть, он и в самом деле один из лучших хирургов в стране, но только, глядя на него, в это трудно поверить.
— Ваш отец обязательно поправится, — сказал Тони, чтобы как-то утешить ее.
Ей вдруг стало трудно дышать. Должно быть, она неважно выглядела, потому что Тони сказал:
— Здесь есть комнаты, где вы могли бы прилечь.
Ким покачала головой:
— Я буду ждать здесь.
— Хорошо, — согласился Тони. — Я зайду к вам, когда операция закончится.
Он ушел, и Ким посмотрела на доктора Гаркави.
— Я представляла себе доктора Хофмана совсем другим, — призналась она.
Доктор Гаркави улыбнулся:
— У него нетипичная внешность для хирурга, однако, уверяю вас, он один из лучших специалистов в этой области, если не самый лучший.
Ким кивнула, но лицо ее по-прежнему выражало сомнение.
— Обещаю вам, он все сделает как надо, — добавил он.
* * *
Ким ходила по комнате, то и дело поглядывая на часы.
Несколько раз она варила себе кофе, хотя знала, что и без того не сможет уснуть. Каждый раз, когда кто-нибудь проходил мимо комнаты ожидания, она вскакивала, уверенная, что идут к ней с известиями об отце. И каждый раз готовилась к худшему.
Она снова заставила себя сконцентрировать внимание на мозаике. В половине пятого утра, допивая пятую чашку кофе, Ким услышала свое имя. Она повернула голову и увидела в проеме дверей доктора Хофмана. Со страхом ожидая его приговора, девушка напряглась. Он вошел в комнату и сел рядом.
— Все прошло хорошо, — сказал он. — Ваш отец держался молодцом.
Ким облегченно выдохнула, и слезы побежали по ее лицу.
— Спасибо.
— Сейчас он отдыхает. Я думаю, завтра утром вы сможете его навестить.
Ким незаметно вытерла слезы указательным пальцем.
— Я так волновалась, — сказала она. — Когда я поняла, что это из-за меня вы не смогли прилететь вовремя…
— Это не имело большого значения, — тихо сказал он. — Не терзайтесь понапрасну. Вы были совершенно правы. Вам необходимо было находиться рядом с ним. Я все равно не смог бы ничего сделать до тех пор, пока его состояние не стабилизировалось, а для этого ему требовалось ваше присутствие. Я думаю, это ваша заслуга. Вы дали ему силы, которых ему так не хватало.
Слезы высохли на ее лице.
— Правда? Но он был без сознания, когда я приехала.
— Это не важно, он ощущал ваше присутствие. Так что все случилось именно так, как должно было случиться. К тому моменту, как я прибыл, его состояние стабилизировалось. — Он улыбнулся. У него была хорошая улыбка. Успокаивающая.
— Все равно, мне очень жаль.
— И совершенно напрасно. — Он опять улыбнулся. Ким посмотрела в его дымчато-зеленые глаза. Глядя в такие глаза, можно забыть обо всех печалях. — Давайте я провожу вас в комнату для родственников тяжелобольных, — предложил он. — Это в соседнем здании. Там вы сможете немного поспать.
Она покачала головой:
— Нет. Я останусь здесь.
— Ну хорошо. Тогда до завтра. — Он снова ободряюще улыбнулся.
Какой внимательный мужчина, подумала Ким после его ухода. Он проявил искреннее внимание не только к своему пациенту, но и к его дочери.
Ким доплелась да, кровати. Оглядев пустую комнату, вспомнила первую встречу с доктором Хофманом. Она была благодарна ему за то, что он не стал упоминать инцидент с билетом в присутствии доктора Гаркави. Более того, он был с ней очень вежлив и посоветовал не терзаться угрызениями совести. И это несмотря на все неудобства, которые она ему причинила.
Ким улыбнулась, вспомнив, как отзывалась о хирургах всего несколько часов назад. И надо же такому случиться, что здесь, за тысячи миль от Флориды, врачи оказались ее единственными друзьями. И может быть… но только может быть, она ошибалась в своем суждении относительно людей, выбирающих эту трудную, ответственную профессию. Возможно, не все они такие, как ее отец.