ЗИМА
Взметнулся лыжник и исчез, –И над двойным скользящим следомСомкнулся глухо белый лесКоралловым морозным бредом.
Но вот на синеватый наст,Сквозящий в солнце аметистом,С еловой лапы съехал пластИ развалился прахом льдистым;
И ель вздохнула глубоко,Упруго ветку разогнулаИ солнцу низкому легкоС приветом лапу протянула.
«Посмотри налево, посмотри направо…»
Посмотри налево, посмотри направо –Никого на дорожке, только елки одни, –Отломи от сугроба кусочек шершавыйИ с атласного склона столкни:По бороздке голубой,Обрастая сам собой,Быстро, в искрах, удаляясь,В ленту снежную мотаясь,Кувыркаясь круто, прытко,Докатился, лег, —Как усталая улитка,Снежный завиток.И никто не смотрел ниоткудаНа веселое чудо, —Только я, да синицы, да ели,Затаив дыханье, гляделиНа его полет.Но ведь мы не в счет?
«Лужи мягко подтаяли к полночи…»
Лужи мягко подтаяли к полночи,Утром снова ушли под кристалл, —На душе и в лесу было солнечно,Тихий, чистый мороз не мешал.
И на склоне под буками голымиРыжий лист посветлел и обсох —В нем шуршала ногами веселыми,Раскрывала оливковый мох…
И прозрачно синица чирикала,Легкий мусор роняя с ветвей.Эго были от жизни каникулы —От заботы моей. И твоей.
МОЕЙ ЕЛИ
В памяти горек и крепок —Просто забыть не могу —Запах оранжевых щепокВ сером зернистом снегу.
Запах встревоженной чащи,Свежих растоптанных хвой;Ствол, на поляне лежащий,Ствол опрокинутый твой…
Долго стояла, не веря,У опустевшего пня, —Словно любимого зверяКто-то убил у меня.
ЛАВИНА
Весь пестрый лес от солнца и от снега,От сумрака и от проталин черных…Из чащи треск испуганного бега —Быть может, коз, быть может, духов горных?
Оборвалась подмокшая лавинаИ, о стволы свой натиск разбивая,Вся в брызгах низвергается в долину,Скача, крутясь, пьянея, как живая…
И вот легла — крутой и пестрой грудой, —Вся в бурых листьях и в щетине хвойной, –А в мертвых льдинках солнечное чудоСияет влажно, весело и знойно.
«В Кайзертале синеют пролески…»
В Кайзертале синеют пролески,Воздух свежим теплом напоен,И кудрявится в солнечном блескеВесь от вереска розовый склон.
Все дела с их земною корыстьюПозабуду — и слышится мне:Шепчет ветер сквозь бурые листьяО желанной и близкой весне.
И том же, упавший с разбега,Ручеек над ущельем поет,И над серыми пятнами снегаПервой бабочки пьяный полет.
«Я в лесную часовню зашла помолиться…»
Я в лесную часовню зашла помолитьсяИ неловко присела на твердой скамье.В голых буках звенели весенние птицы,Бились хрупкие льдинки в холодном ручье.
Я сказать ничего не сумела Мадонне,Подошла — и забыла святые слова, —Но подснежник, что вянул на теплой ладони,Положила у гипсовых ног в кружева, —
Весь зеленый и белый, с оранжевым глазом,Удивленно расцветший над черным ручьем.Пусть заменит он Ей своим светлым рассказомНеумелую повесть о счастье моем.
ВСТРЕЧА
Оттаяла горная тропка,Но лес еще светел и пуст,Желтеет сережками робкоПрозрачный ореховый куст.
Крадусь — и боюсь оступиться,Глотаю взволнованный вздох:Как ярок под козьим копытцемНа солнце дымящийся мох!
Вот чуткая дрогнула шея,Глядит широко, не дыша…Чуть пепельных веток рыжее,Как горный цветок — хороша.
Мгновенье — метнулся летящийСтрелою из лука прыжок,Провеял по солнечной чащеТоченых копыт топоток…
Как взгляд ее теплый и дикийРаскрылся в смертельной игре.…Оглоданный кустик черники.Шерстинки на грубой коре.
«Клок облака в ущелье, на рассвете…»
Клок облака в ущелье, на рассветеИ розовое солнце поутру.Избушка над обрывом. Чистый ветер.И зыбкий блеск березок на ветру.
Здесь отдохну – на солнечном порогеЧужой избушки, и пойду опятьВо мшистом сумраке лесной дорогиМои грибы и песни собирать.
«Там, внизу, в городке счастливом…»
Там, внизу, в городке счастливомВ полдень молятся колокола…Здесь ползут по жарким обрывамСосен бронзовые тела,Извиваясь в змеиной хватке,Повисая над крутизной.Я на вересковой площадкеПод такую сижу сосной.Рядом – рыхлый и теплый конус –Муравейник под солнцем спит,Но тихонько рукой дотронусь –Словно шелком зашелестит;И, вскипая, как бисер черный,В битву ринутся муравьи —Побегут щекоткой проворнойИ вопьются в пальцы мои.Я разгневанных осторожноС пальцев на землю отряхну.Надо знать, под какую можноНа горе садиться соснуИ что в древнем лесном законеЧеловек — самый страшный зверь…Долго будут пахнуть ладониМуравьиным спиртом теперь.
ПОДБЕРЕЗОВИК
Там, где бурый пень, как медведица,На малинник теплый забрел,В низком ельнике нежно светитсяЧерновато-молочный ствол.
А из наста хвой смугло-розовых,Гладко слежанных зимним сном,Встал на цыпочки подберезовик,Словно пойманный солнцем гном.
ПО ГРИБЫ
После грозы, разразившейся днем,Чистая звездная ночь за окном.Капли, срываясь, лепечут в саду…Я по грибы на рассвете пойду, —Влажной тропинкой, в сырой тишине,С облаком, спящим на сизой сосне.Где у часовни под липой скамья,Весело встретимся — солнце и я.В первом тепле на скамье отдохну —Облако тихо покинет сосну,К легкой и новой плывя синеве.А на опушке, в блестящей траве,За ночь пробьется в зеленую брешьРыжик — молочно-оранжев и свеж.Капля во впадине шляпки легла —Так маслянисто и нежно кругла…Пальцы зарою в сырую траву —Ножку нащупаю, выну, сорвуИ приложу осторожно к губам,Солнцу смеясь, и земле, и грибам!
ГОРНЫЙ ДОЖДЬ
Весь лес дымится, капая, шурша,Сквозя струящимися облаками.Ручей, с горы навстречу мне спеша,Промыл тропинки выщербленный камень.
И грохотом сорвался водопад,Плеща по скалам влажной, белой пылью…Промокший лес так пасмурно-мохнат,Весь напоен грибной пахучей гнилью.
На перевале рвутся облака,И солнце льется в мир сырой и тесный,И в ветре — запах хвойного дымка,И горных трав, и свежести небесной.
Так нежно-жарок солнечный припек,Так ветерок тепло ласкает губы,Когда, присев на сохнущий порогПастушьего заброшенного сруба,
Я вниз смотрю, где облачная мглаКолеблется медлительно и вяло —Она лежит, сияюще-бела,Упавшим на долину покрывалом…
Внизу томится тленная тоскаИ словно тянет щупальца к вершине.Я счастлива так солнечно и сине —Я ж хочу спускаться в облака.
«Лес рубили – и всё зверье…»