так и на людях. Вот это я понимаю.
— Ладно, Нюра, хватит болтать, — опомнилась Мила. — Поди-ка лучше извозчика попроси. Ехать пора.
Глава 4. Торжественный приëм
Вечерний Адамар походил на оживлëнный муравейник. Забитые припаркованными самоездами мощëнные улицы, просторные набережные и проспекты, Мессалийский тракт, утопающий в пробках днëм и ночью. И всюду самоезды, старомодные кареты с запряжëнными лошадьми и нескончаемые людские толпы. Всë шумело, ревело, гремело и замешивалось под соусом оглушительного гула. Слышались музыка и говор, крики чаек и гудки, стук копыт, ржание.
Мила наблюдала город через окно такси, пока извозчик с профессиональным спокойствием искал короткую дорогу. Мимо то приносились пëстрые вывески лавок и рестораций, то медленно проплывали помпезные дворцы аристократов. Вечернее освещение уже превратило белокаменные и бежевокирпичные здания в игрушечные и пряничные домики. А с наступлением темноты город и вовсе приобретëт сказочный облик, что не оставляет равнодушным ни одного приезжего.
На фоне старой части города высились башни небоскрëбов делового района. Построенные в виде изогнутых спиралей, они нависали над черепичными крышами Адамара зеркальными гигантами. Днëм блестели на южном солнце, а в моменты рассветов и закатов расцветали тёплыми пастельными красками.
Самоезд выехал на Девичий Холм — самое высокое место города. Отсюда открывался вид на широкую бухту, где на якоре стояли три торговые каравеллы и два исследовательских брига, между которых мельтешили грузовые судëнышки и рыбацкие лодки. А на горизонте виднелись очертания линкора «Благовест» и фрегата «Разящий», что сейчас стояли в дозоре.
С холма самоезд вывернул на дворцовую площадь к резиденции императорской семьи. Древний замок, увенчанный золотым гербом над въездом. За высоким кованным забором, за памятником пятисотлетию дома Соколовых, вырастал белокаменный дворец. Кровлю его придерживали мраморные фигуры богатырей, через широкие окна виднелись богато обставленные комнаты, залитые светом. А на углах крыши сторожили монарший покой скульптуры крылатых львов.
До площади Сердца, от которой начиналась улица Великанов, оставалось совсем немного, но Мила с ужасом посматривала на часы и понимала, что безбожно опоздала. Приëм должен был начаться вот уже час назад. Наверняка Фринн решил, что она не придëт, и обозлился. А потом будет мстить на каждом семинаре, на экзаменах.
Наконец позади остался Высокий Храм Дэва — главный храм империи, где лично император Василий Пятый принимал участие в празднованиях и литургиях. Величественный, с четырьмя башнями по периметру и прозрачным куполом. Спереди тот спускался до земли, замещая фасад, а в глубине храма упирался в каменную стену с барельефом. Просторный зал, рассчитанный на сотни знатных прихожан, был виден, как на ладони.
Здание Императорского Совета Искателей, к которому выстроилась вереница припаркованных самоездов, не выделялся особым изяществом. Простой жëлтый фасад с многочисленными окнами, простой вход через двойные двери. Слишком казëнное здание, чтобы запомниться.
К удивлению Милы люди только собирались. Они подъезжали и подходили, толпились у входа. Сразу было видно, кто искатель, кто чиновник, а кто знатный вельможа. И в отличии от дворцовых светских раутов, моде здесь не придавалось особое значение. Мила видела платья и по прошлогодней моде, и по моде десятилетней давности, да и совсем никогда в моду не входившие. Несколько дам из числа искателей вовсе пришли в мужиковатых просторных костюмах — рабочей одежде. И от такой разношëрстности все переживания о собственном наряде Милу покинули.
Мужчины же не отличались особым изыском. Конечно, аристократы всячески подчëркивали своë знатное происхождение: мундиры с всевозможными наградами на груди, ломпасами и аксельбантами. Но остальные предпочли строгие костюмы, а несколько человек, будто только с корабля, явились в повседневных рубашках и брюках.
Среди всех, кто уже собрался перед зданием совета, выделялся Фринн. В тëмно-синем костюме, что сидел на нëм идеально, высокий. Его обступили и всë о чëм-то спрашивали, а Фринн с благосклонной улыбкой отвечал. Поглядывал на самоезды, которые подъезжали каждые несколько минут.
Когда заметил такси, в которой сидела Мила, сразу вырвался из окружения и быстрыми шагами подошëл к двери извозчика.
Мила как раз собиралась расплатиться и выйти, но Фринн еë опередил:
— Сколько за поездку? — спросил он.
— Пятьдесят биршей.
Фринн без лишних слов достал бумажник, вытащил красную купюру.
— У меня сдачи с пятисотки не будет.
— В таком случае остальное вам на чай.
Извозчик на миг замер, будто сомневаясь, что это не шутка, а потом ловко выхватил купюру из рук Фринна и сунул себе за пазуху.
— Вы очень добры, господин. Благодарю.
Фринн открыл пассажирскую дверь и помог Миле выбраться из самоезда со словами:
— Вы очень вовремя, приëм начался пятнадцать минут назад.
— Не час назад? — удивилась Мила.
— Нет. Но давайте не будем об этом. Вы восхитительно выглядите! Уж поверьте, я редко говорю подобные комплименты, а сейчас боюсь, что не могу подобрать слов, насколько я поражëн вашей красотой.
Но Миле от такого неприкрытого флирта стало не по себе. Она высвободила руку и строго сказала:
— Господин профессор, я бы попросила вас воздержаться от таких эпитетов. Вы манипулятор и подлец, если думаете, что можете так поступать со студентами.
Упрëка Фринн как будто не заметил. Продолжал улыбаться, уверенный в своей неотразимости. Милу же это лишь раздражало.
— Ничего смешного тут нет! Ваше поведение тянет на преступление. Если сообщить об этом в ректорат, вас с позором исключат из профессорского состава. А ещё… Ну что? Вы можете прекратить улыбаться, когда я с вами разговариваю?!
— Могу, но не хочу, — спокойно ответил Фринн.
— Не понимаю, что вы задумали, но я так просто этого не оставлю.
— Почему же пришли, если вас это так задело?
— Уж точно не из-за вас.
— Даже не сомневаюсь.
Мила возмущëнно открыла рот, но не нашла, что сказать. Казалось, Фринн еë поддел, за что-то укорил, но за что? Уж не думает ли он, что так Мила хочет спасти свою курсовую?
— Это уже хамство, профессор! Как вы могли подумать обо мне такое?! Да что вы… Почему вы опять смеëтесь?!
Фринн запрокинул голову и откровенно хохотал. А когда просмеялся, утëр проступившую слезу и спросил:
— Неужели вы даже не допускаете, что я хочу помочь вам с поисками Афанасия Фëдоровича?
— Папы? — оторопела Мила. — Но откуда вы?.. Как вы?..
— Мила, прошу, не надо столько эмоций. Вы удивительно красива, но я не собираюсь ни коим образом покушаться ни на вашу честь, ни на ваше внимание.
— Надеюсь… — выдохнула Мила. — Но курсовую вы всë же заставили меня переписывать.
— О, святая простота! — воскликнул Фринн. — Можете успокоить вашего брата, работа написана блестяще.
Мила поджала губы и глянула на профессора глазами, искрящимися от негодования.
— Прошу, не