– Кстати ты, Костя, почему машину не сменишь? Не надоело тебе на задрипанной «восьмерке» кататься?
– Я к ней привык. К тому же не всем везет как тебе. Не все – генеральные директора фирм. Скромному ветеринару хорошая машина не по карману.
Верников, конечно, говорил неправду. Он давно мог сменить машину, если бы поднатужился со средствами. Но не испытывал в этом необходимости. Как-то незаметно подступил возраст, когда модель и новизна автомобиля утратили свою ценность.
– А кредит?
– Какой кредит? Я же по сути частник. И ничем не обеспечен.
– А ты разве в клинике не числишься? – удивилась Ирина.
– Числюсь. Не только числюсь, но и работаю. Но платят три копейки. А главный доход – это кошки. Их я на выезде лечу. Почти круглосуточно.
– А зачем тогда в клинике? Если платят мало?
– Честно говоря – для интереса. Кошки кошками, а туда порой таких животных доставляют… Вот недавно бабка из деревни утку привезла. В корзинке. Со сломанной лапкой.
– И что? – спросила Ирина.
– Шину наложил, забинтовал. Сейчас, наверно, бегает – не угонишься.
– Но жить все-таки можно?
– Именно, что жить можно. Не больше. Не забывайте, мне еще алименты по первому браку платить.
– У тебя там сын? – уточнила она.
– Сын и дочь. Дурное дело нехитрое, – невесело усмехнулся Верников.
– И… И долго тебе еще платить?
– Лучше не спрашивай.
– Слушай, Костя, – вспомнил Сергей. – У тебя же, помнится, когда-то своя фирма была. «Кошки и собаки», или как там?
– Да. «Кот и пес». Очень давно. До кризиса. Когда недоумки в цепях напокупали заграничных собак за десять тысяч долларов. А кормили по-российски – объедками. И собаки стали болеть… Вот тогда в самом деле было золотое время. Тогда, кстати, мы с Леной и квартиру сумели купить. Но то давно прошло. После кризиса все рухнуло.
– Да… – задумчиво протянула Ирина.
– Кто-то обанкротился, кто-то просто исчез. А тысячедолларовые собаки вышли на помойки…
– Вот это выражение. Ну прямо Борхес!
– …И быстро превратились в обычных русских дворняг.
– А сейчас? Нельзя открыть новую фирму?
– Можно, конечно. Можно вообще все. Но ты сам прекрасно знаешь, что период начального рынка прошел. Капиталов у меня нет, а мелкий бизнес в России никогда не будет жизнеспособным. Азия-с… Вот и работаю в ветеринарной клинике при сельхозинституте. Можно было бы в какой-нибудь другой – но платят везде одинаковые гроши. А тут привычка – учился там, диссертацию защищал и все такое…
– У тебя и диссертация есть? – поразилась Ирина, точно они не дружили десять лет.
– Была.
– В смысле – «была»?
– В смысле, что сейчас от нее толку нет. Защищался я вообще по телятам.
Тогда казалось – перспективная зоотехническая тема. Потом деньги минимальные сделал на собаках. А сейчас выживаю на кошках. Вот такой расклад, – подытожил Верников, сделав большой глоток коньяку и зажевав душистой турецкой травкой.
– Слушай, Костя… – Ирина внимательно посмотрела на него. – Скажи…
Скажи, ты сильно жалеешь по тому времени? Докризисному?
– Сильно, – коротко ответил он. – Хотя бы потому, что тогда я был еще почти молодой. И ловил на себе женские взгляды…
– Да я серьезно, а ты все шутишь!
– Так и я серьезно… Деньги сейчас не те. И вообще все не то. Тогда…
Тогда впереди маячила неясная, но определенная надежда. А сейчас – только яма с… экскрементами. Которая с каждым днем становится все глубже…Но работа… Честно скажу, собак я не очень любил.
– Почему? Лечить сложно?
– Да нет, с кошками сложнее… Просто уж больно паскудные твари.
– Ну, доктор Верников, ты даешь! – захохотал Сергей. – Первый и лучший друг человека – паскудная тварь?
– Вот именно. Собака слишком давно приручена и впала в сильную зависимость от человека. И в общем утратила черты самостоятельного вида. Бездомная кошка возвращается к дикому состоянию в первом поколении потомства. А любую бродячую собаку помани колбасой – она подбежит и руку тебе оближет. В доме она полностью перенимает черты хозяина и становится похожей на человека. Поэтому я собак и не люблю.
– Не любишь за то, что похожа на человека? Странно… – сказала Ирина.
– Да, – жестко ответил Верников. – Потому что я не очень люблю людей. Точнее сказать, я их очень не люблю.
– Смелое заявление, – откомментировал Анохин.
– Именно так. Человек – «венец творения» – самое поганое из существ.
Мерзкое и подлое, к тому же наделенное саморазрушающим сознанием. Рождающим иллюзию необоснованного превосходства над остальным животным миром. И так далее…
– Господи, Костя… – Ирина прижала руки к щекам. – Что ты такое говоришь…
– Говорю, что есть. Если бы я любил людей – стал бы простым врачом.
Я в ветеринары пошел не из-за того, что не смог поступить в нормальный мединститут, и так далее. А по убеждению. Лечить животных – благороднее, чем людей.
– Но христианский долг…
– Я не христианин, – отрезал Верников. – Я не верю в бога. Но мне не хочется сейчас об этом говорить. После обеда на сытый желудок портить кровь разговорами о боге… Да пошел он к черту…
– Это точно, – сказал Сергей. – Что-то мне не удается официанта позвать.
Схожу-ка я сам за пивом…
Он поднялся, отдуваясь после обильной еды, и ушел к бару.
– Ты очень хорошо выглядишь, – сказал Верников, чтобы сгладить резкость последних слов. – На тебе красивое платье… Ни у кого такого нет.
Он не врал. Длинное вечернее платье из тонкого, золотисто-коричневого шелка мягко струилось по телу Ирины, подчеркивая достоинства и скрывая недостатки. Завершая ансамбль, руку украшал браслет из непонятного материала такого же цвета. Рыжие густые волосы поражали идеальной укладкой, словно час назад она и не плескалась в море.
– И вообще ты сама красивая женщина в этом отеле.
– Спасибо, Костя. – Ирина нежно коснулась его руки. – Тем более, ты единственный мужчина, который это заметил.
Верников хотел возразить, но вернулся Анохин с двумя бокалами пива и обед продолжился уже без серьезных разговоров.
6
После ужина он немного прогулялся с друзьями по крошечной территории отеля.
На вечер, как обычно, Верников взял из бара полную рюмку коньяка. Двухсот граммов ему хватало.
В номере, охлажденном с помощью заблокированной электросистемы, было прохладно и комфортно. Верников в шестой или седьмой раз за день принял душ, разделся догола и лег поверх простыни. Мягкого света бра хватало для чтения. Тем более – ему, близорукому с детства, в последнее время привыкшему снимать очки и подносить книгу к самым глазам.
Он читал Цезаря с наслаждением, не торопясь открывать следующую страницу.
Когда глаза устали, Верников поднялся, отпил коньяку. Потом вышел на балкон. Прямо в плотный вечерний жар.
Задвинув дверь, он через стекло пультом включил кондиционер: экономные турки спрятали выключатель где-то в косяке, и стоило открыть балкон, как охлаждение переставало работать.
Снизу раздавался ноющий вой, виднелись огни аварийной сигнализации. Верников перегнулся через перила, пытаясь понять, что происходит. Под балконами ехал пикап с распылителем, гоня в воздух струю какой-то аэрозоли.
От местных мошек, – догадался Верников.
Машина объехала корпус и скрылась за углом. Стало совсем тихо: ему попался хороший номер, выходящий в степь и загороженный от дискотек соседних отелей.
Сейчас в далекой темноте разгорались огоньки строений. Чуть выше прочих сиял подсвеченный минарет мечети. Над всей землей в густо-синем, слегка прозрачном у горизонта небе всходил наклонный мусульманский полумесяц.
Конец ознакомительного фрагмента.