— Отлично, — улыбается Клара. — И всё же мне…
«… пора» так и не срывается с губ, потому что Марк настигает её в один шаг, мягко хватает за плечи и прижимает к стене для удобства.
Клара на мгновение теряется. Но её аккуратные тёмные брови очень быстро приподнимаются, а взгляд становится острее.
— Ещё одно движение, и я сочту это за покушение. И тогда разговор будет очень, очень коротким.
— Разве только что ты не сказала, что действительно осталась смешливой девочкой, желающей лишь играть в свои маленькие пакостливые игры?
— Я считаю до пяти, — произносит она это легко, словно считалочку, — один, два…
— Неужели ты не хочешь ничего у меня спросить? — говорит он, разглядывая её с внезапной… жадностью.
— Три…
— Разве не ты смотрела на меня из новенького окна?
— Четыре…
Он ведёт ладонью, на удивление, горячей, от её тонкой талии вниз, и Клара…
Глава 6. Лакричные гусеницы
— Дети? — доносится строгий голос Вельвета, и Марк медленно отстраняется, усмехнувшись напоследок.
Отец на него не смотрит, хотя и точно так же давно не видел.
Всё внимание отдано Кларе.
— Я ошиблась, — с полуулыбкой говорит она, отвечая на немой вопрос, — военная академия не выбила из него придурка. Возможно, даже всё усугубила. Но всё же я подарю тебе что-нибудь в честь приезда, братик.
— Я польщён, — улыбается Марк, провожая её взглядом.
Клара упрямо не оборачивается и не вслушивается в тихий, скупой разговор двух мужчин.
Хотя отчасти это продиктовано ударами сердца, до сих пор бухающими в ушах.
Она уже успела забыть, каким может быть напряжение между ней и Марком.
Не звенящим и острым, но неопасным, как в детстве. А таким… когда кончики пальцев покалывают и сложно отвести взгляд при всей, казалось бы, ненависти.
Таким был последний проведённый вместе год.
А потом он уехал.
— Выдыхай, — шепчет Клара сама себе.
Но она прекрасно помнит, каким был и самый последний день.
И даже тогда он не смотрел так, как несколько минут назад. Уверенно, властно, а за этим — отчаянно, стыло.
Клара должна будет спросить его, ничего ли не случилось…
Он, скорее всего, выставит её на посмешище.
Но она готова рискнуть.
Это и означает — повзрослеть.
За окном идёт снег. Будет славным знаком, если он продлится до Урахада. Клара окидывает взглядом слуг, что украшают холл и возятся с ящиками, улыбается кухонному мальчишке и спускается вниз.
Кухня большая и душная, из-за вечно бурлящих котлов. Окошки здесь маленькие и узкие под самым потолком, но глаза биад прекрасно приспособлены к темноте. Может быть, потому, что слуг, подобных им, издавна держали в подвалах и никогда не позволяли выходить. Отчасти из-за того, что их пребывание вне рабочего места считали невозможным и непозволительным. Отчасти потому что они — драгоценная редкость, которую лучше держать подальше от глаз недоброжелателей.
Но это было давно.
Сейчас Дора — одна из кровных слуг в Утёсе, принадлежащая к первому обручу. Она, как и её дочь Вайлет, принесла нерушимую клятву верности. Они одни из самых близких к семейству Харш слуг. Почти семья.
И, разумеется, никто не прячет их в подвале.
Впрочем, кухня до сих пор имеет славу места, где приличным людям нельзя находиться.
Но Клара не приличная, она — эрла Дагарда.
Ей можно всё, что пойдёт на пользу клану.
Сбить спесь с одного подросшего щенка, думается ей, будет как раз кстати.
— Я слышала, ты врезала нашему мальчику, — ухмыляется Дора, энергично взбивающая белки с сахаром венчиком, который застал лучшие времена. — Не боишься, что обидится?
Она высокая и крупная, кожа цвета кофейных зёрен, бархатная на ощупь и несмотря на тяжёлый труд, очень красивая. Никакой шевелюры нет, так что в тарелках никогда не бывает волосинок. Глаза красноватые, руки ловкие и сильные — все четыре.
— Марк не обижается, — замечает Клара мрачно, — он злится.
— А по-моему он очень милый, — тянет Вайлет, шинкующая овощи. Она не родная дочь Доры, её привезли в Утёс совсем маленькую, но старшую кухарку это сделало самой счастливой женщиной Галады.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Клара любит болтать с биадами. Рядом с ними всегда пахнет вкусностями (сейчас особенно), никогда не бывает холодно, и грусти здесь будто не существует. Она растворяется в упорной работе и простых радостях.
— Ну да, милый, — кивает Дора, — помнишь-то, какие он тебе сапожки подарил перед отъездом? — её глаза сверкают в полутьме.
Клара отчего-то вспоминает бурную реакцию Марка на биад, когда он впервые их увидел…
Это был один из редких моментов её триумфа.
И хоть так сильно он больше ничего и никого не боялся, всё же она помнит о каждой его маленькой слабости.
— Тогда в старые сапоги он налил дёгтя. И заговаривал мне зубы так, что я надела оба, прежде чем поняла, что что-то не так.
— Ты клялась убить его, — Дора, сверкнув глазами, подбрасывает и ловко ловит топорик для мяса.
— Ему удалось меня разозлить…
— Но он ведь подарил другие, — напоминает Вайлет, — и ты носишь их до сих пор.
— Я рачительна, только и всего.
Обычно биады зациклены лишь на своём деле. Считается, что они рождены только для этого. Но со временем клан Харш стал относиться к ним так же, как к остальным слугам, и вскоре кухарки начали жить целым замком, а не одной лишь комнатой.
Все ящики уже расставлены у стеллажей, каравану полагается ужин и ночлег, ведь дорога их ждёт дальняя. Зашедший на кухню Орк должен заниматься этим сейчас, но он не упускает возможности перекинуться с Дорой парой тройкой фраз.
Клара наблюдает за ними, смешивая в медном тазике китовью воду и сироп из корней солодки.
У Марка специфический вкус.
Ему нравится лакрица.
Чёрная тягучая конфета, мерзкая на зуб Клары.
А трясучку у него вызывают гусеницы бонго. Жирные, размером с половину ладони. И чёрные. С поблёскивающими боками.
Клара приваривает чёрную жижу, усмехаясь тихонько, наблюдая за тем, как Орк мнёт шапку рядом с Дорой и тихо просит её хотя бы в этом году посмотреть на снегопад. Хоть в Урахад, ведь дело это почти священное.
— Да столько работы, что ты… — отзывается она умилительно и кажется сейчас такой хрупкой, хоть и выше его в два раза.
У Клары замирает сердце: как легко человек может измениться из-за любви.
Как легко она может всё вывернуть и показать с неожиданной стороны.
Вайлет хихикает, они переглядываются.
— А ну не смеяться там, а помогать матери! — Орк хмурится и передаёт Доре какой-то свёрток.
Она не замечает, продолжая упорно работать. Констебль подсовывает ей подарок и так и сяк, но всё без толку.
Кларе становится интересно, как далеко всё это может зайти. Она выливает уваренную жижу в формы. А когда заканчивает с этим, отвлекается на звук будто приглушённого чихания позади.
— О нет, снова?
На столе подпрыгивают мякишные зверьки. Небольшие, будто сделанные из хлеба они напоминают котят и крольчат и кажутся очаровательными.
— Уже третий раз на этой недели! — вздыхает Вайлет.
— Так дайте же им молока, пока не поздно! — Клара оглядывает столы в поисках бидона, но Дора мотает головой.
— Всё вылили, из деревни должны привезти скоро.
— Им лучше бы поспешить… Впрочем, в моей комнате остался стакан… Пойду, проверю. Поставьте гусениц в холодное место.
— Он не испугается конфет, — вставляет Вайлет.
— Я это знаю, — Клара улыбается с озорством и спешит к лестнице.
Мякишные зверьки появляются здесь редко, и они не помогают по хозяйству, как в странах, что находятся ближе к Патриаде. Местные мякиши просто мило чихают какое-то время и начинают пакостничать, если им не дать молока. Их не стоит недооценивать, и потому-то Клара так спешит в свою комнату.
Она пробегает мимо зала, где краем глаза замечает всё своё семейство — Марлен, Вельвета и Марка у камина.