Вздохнув, она развернулась, чтобы уйти. Пора было возвращаться в свою палатку: она вполне могла положиться на старого слугу Гарольда в том, что он присмотрит за товарами, но продать он все-таки не сумеет. Вокруг кипела жизнь, суетились многочисленные представители рода человеческого, и она не отдавала себе отчета в том, что ее светлые волосы выделяются в толпе, как золотая нить в тусклой пряже.
Пройдя половину лужайки, она почувствовала это. Беда шла за ней по пятам.
Она не боялась. Это входило в плату, которую приходилось отдавать за возможность называться купцом в прибыльной торговле шерстью. Обычно ей удавалось легко, с помощью пары слов, справиться с возможными неприятностями. Всего несколько раз ей пришлось воспользоваться более грозным оружием.
Вчера, например, таким оружием стали королевские каперские свидетельства, которые она представила брызгающему слюной испанскому капитану. Она все еще не могла прийти в себя от той легкости, с которой ей удалось задуманное. Заполучить письма оказалось достаточно просто благодаря прославленному имени де Монфор и той невинности с широко раскрытыми глазами, которую Лине умела изображать, когда ей приходилось иметь дело с королевскими чиновниками. И она почувствовала себя отомщенной, стоя на палубе того испанского корабля и отдавая Гарольду распоряжение снести бочонки с вином. Естественно, и колени у нее перестали дрожать.
В конце концов, старый добрый английский закон стал на ее защиту. Справедливость восторжествовала. Как только факт наличия долга был засвидетельствован королевской печатью, возместить его оказалось достаточно легко.
А то, что она вылила вино, сделало месть более сладкой. На самом деле она не нуждалась в денежной компенсации. В этом сезоне она уже получила такую прибыль, которая с лихвой возместила ей потерю шерсти в прошлом году.
Нет, месть стала данью памяти отцу, а также гарантом того, что больше ни один негодяй не рискнет повторить ошибку и снова доставить неудобства де Монфорам.
Тем не менее сегодня беда следовала за ней по пятам. Какой-то незнакомец повторял все ее маневры, пока она пробиралась сквозь толпу к своей палатке.
Он не очень-то и скрывался. В общем-то, человеку столь высокого роста и крепкого телосложения трудно оставаться незамеченным. Его неряшливая одежда с чужого плеча выдавала в нем цыгана. Он быстро шагал за ней, низко надвинув на лоб шляпу с большими полями, а залатанный плащ развевался за спиной подобно парусу. Лине мельком отметила его черную бороду и злобные глаза. Ускорив шаг, она принялась репетировать речь, которую уже произносила несчетное количество раз.
Я, скажет она ему совершенно недвусмысленно, не какая-нибудь крепостная дурочка, с которой можно шутки шутить. Я — дочь лорда. В моих жилах течет кровь де Монфоров. «Правда, — подумала она, пробираясь сквозь толпу с той легкостью, с какой испанская иголка пронзает шелк, — кровь де Монфоров была сильно разбавлена мириадами других, не столь знаменитых родственников». Но упоминать об этом она не собиралась. Ее знаменитое имя представляло собой единственную связь с благородным сословием, было тонкой нитью, дававшей право на высокое положение в мире грубых манер, возводя стену, защищавшую ее от низших классов.
Успокаивая себя, Лине гордо вздернула подбородок и продолжила путь, настолько сосредоточившись на цыгане, что не заметила еще двоих мужчин, которые тоже преследовали ее.
Дункан негромко выругался и размашистым шагом направился за неприятной парочкой. В плаще цветов де Ваэров его обычно окружали мальчишки, выкрикивая его имя и цепляясь за одежду, а также служанки, томно опускавшие глаза при виде старшего сына их лорда. Но сегодня на него никто не обращал внимания. Сегодня он был бородатым цыганом, простолюдином, а люди низшего сословия, что ни говори, не вызывали на ярмарке к себе повышенного внимания.
Опасения Дункана оправдались. Действительно, этим утром на ярмарке крутилось слишком много подозрительных незнакомцев. И двое из них следили за его ангелом.
Его ангелом? Он покачал головой, совсем сбитый с толку. О чем он думал? Какой бы невинной она ни казалась, девушка отнюдь не была ангелом, учитывая то, что она заварила. И уж, конечно, она никак не была его.
Пока он ограничивался ролью наблюдателя, негодяи догнали девушку. Один из них окликнул ее, и она обернулась. Дункан еще ниже надвинул широкополую шляпу на лоб, чтобы остаться неузнанным и наблюдать за ними без помехи. Подойдя поближе, он сумел разглядеть ее.
Память не подвела его. Она выглядела потрясающе. Ее глаза, рассмотреть которые раньше он не имел возможности, были зелеными и сверкающими, как утренняя роса на лугу в летнюю пору. А волосы! Мужчина мог потерять голову в этом блестящем водопаде. Уголки губ дрогнули в одобрительной улыбке. Да, иногда его работа все-таки доставляла ему удовольствие.
Затем он опустил взгляд ниже. Девушка крепко прижимала к груди небольшой сверток, обходясь с ним с величайшей осторожностью. Он решил, что его ввели в заблуждение собственные инстинкты и один из мужчин, показавшийся ему подозрительным, являлся мужем девушки и отцом ребенка в свертке.
Он ощутил укол разочарования и даже позволил себе роскошь негромко вздохнуть. Почему людей всегда влечет к тому, что им недоступно? Он еще раз взглянул на нее, невольно задумавшись над тем, какие сокровища скрывались под этой красивой шерстяной накидкой.
Вообще-то, мрачно размышлял он, глядя на мирно беседующую троицу, когда он станет лордом, то сможет брать все, что ему заблагорассудится, включая пресловутое право первой ночи — то есть право уложить с собой в постель любую из жен своих вассалов.
При этих мыслях он горько ухмыльнулся. Он скорее отправится ночевать на конюшню, чем принудит к сожительству жену другого человека, особенно если учесть, что он никогда не испытывал недостатка в незамужних девицах. Он бросил последний оценивающий взгляд на эти прекрасные золотистые кудри и повернулся, чтобы уйти и оставить ее на попечение супруга.
Резкий, пронзительный, возмущенный женский крик заставил его повернуть голову. В царившем вокруг гуле ярмарки большинство посетителей не обратили на крик внимания. Но Дункану уже приходилось слышать, как кричит разгневанная женщина, поэтому он мгновенно распознал его.
Один из негодяев посмел дотронуться своими грязными лапами до его ангела. Другой схватил ее дитя, вырвав ребенка из материнских рук.
Дункана захлестнула волна ярости. Он начал протискиваться через толпу, сбив с ног какого-то несчастного купца. Пока он извинялся перед пострадавшим, разбойники бросились наутек.