Он затянулся своим «Кэмелом», закашлялся, и вместе с табачным дымом изо рта его вылетели крошечные капельки крови. Он продолжал смотреть на меня.
— В мои обязанности не входит давать советы тем, кто снимает здесь служебное помещение, мистер Амни, но я, пожалуй, все-таки дам вам совет, поскольку это последняя неделя моей работы здесь и все такое. Может быть, вам следует посоветоваться с врачом. С таким, который показывает вам чернильные пятна и спрашивает, что они вам напоминают.
— Ты не должен уходить на пенсию, Берн. — Мое сердце билось чаще, чем когда-либо раньше, но я заставил себя говорить спокойно. — Ты просто не можешь.
— Неужели? — Он вынул сигарету изо рта — свежая кровь уже пропитала ее фильтр — и затем посмотрел на меня. Его улыбка была страшной. — Мне кажется, мистер Амни, у меня просто нет выбора.
3. О малярах и песо
Запах свежей краски ударил мне нос, заглушив запах табачного дыма Вернона и все еще не позабытую вонь от подмышек Билла Таггла. Рабочие в комбинезонах сейчас занимались окраской стены недалеко от двери моего офиса. Сначала они укладывали вдоль стены длинный кусок брезента, чтобы не капать на пол, и вдоль него расставляли свои банки с краской, кисти и скипидар. Тут же стояли и две стремянки, ограничивая фронт их работ, как потрепанные книжные корешки. У меня появилось желание побежать по коридору, разбрасывая пинками все, что там было. Какое они имеют право красить эти старые темные стены кощунственно сверкающей белой краской?
Однако вместо этого я подошел к тому маляру, который выглядел так, будто его коэффициент интеллектуальности измерялся двузначной цифрой, и вежливо спросил, чем заняты они с приятелем. Он оглянулся на меня.
— Здорово выглядит, правда? Я грунтую цветом «мисс Америка», а Чик вон там добавляет румянчика с пупочков Бетти Грэбл.
С меня было достаточно. Достаточно маляров, достаточно всего остального. Я протянул руки, схватил остряка под мышки и кончиками пальцев нажал на особенно чувствительный нерв, скрывающийся там. Он завопил и выронил кисть. Белая краска забрызгала его ботинки. Его напарник посмотрел на меня робким взглядом лани и сделал шаг назад.
— Если ты попробуешь сбежать раньше, чем я отпущу тебя, — зарычал я, — то увидишь, что ручка твоей кисти воткнута в твою задницу так глубоко, что понадобится мощный зажим, чтобы зацепить щетину на ней. Хочешь попробовать, чтобы убедиться, что я не лгу?
Он перестал двигаться и замер на краю брезента, поглядывая по сторонам в надежде на помощь. Помощи не было. Я чуть ли не ожидал, что Кэнди откроет дверь и выглянет в коридор, чтобы посмотреть, что за шум, но дверь была плотно закрыта. Я снова обратил внимание на остряка, которого держал под мышки.
— У меня к тебе простой вопрос, приятель: чем ты здесь занимаешься, черт побери? Ты готов ответить или требуется дополнительное убеждение?
Я шевельнул пальцами у него под мышками, чтобы освежить его память, и услышал ответный вопль.
— Крашу коридор! Господи, разве ты сам не видишь?!
Я отлично видел и, даже если бы был слепым, почувствовал по запаху. Меня раздражало то, что говорили мне оба органа чувств. Коридор не следовало красить, особенно в этот сверкающий, отражающий свет белый цвет. Коридор должен быть мрачным и темным, он должен пахнуть пылью и старыми воспоминаниями. То, что началось с непривычной тишины в квартире Деммиков, становилось все хуже и хуже. Я был страшно рассержен, как убедился в этом несчастный маляр. Но в то же время я был испуган, хотя это чувство удается хорошо скрывать, когда зарабатываешь на жизнь с пистолетом в кобуре.
— Кто послал вас сюда?
— Наш босс, — ответил маляр, глядя так, словно у меня поехала крыша. — Мы работаем в фирме «Чаллискастэм пейнтерс» на улице Ван-Несс. Хозяин фирмы Хэп Корриган. Если вы хотите выяснить, кто нанял нашу компанию, то…
— Нас нанял владелец, — тихо произнес второй маляр, — Владелец здания. Его зовут Самюэль Ландри.
Я покопался в памяти, пытаясь совместить имя Самюэля Ландри с тем, что мне было известно о Фулуайлдер-билдинге, и потерпел неудачу. Более того, я не мог связать имя Самюэля Ландри с чем бы то ни было.., и все-таки оно звенело у меня в голове, словно церковный колокол, который слышишь за несколько миль туманным утром.
— Врешь, — сказал я, но без особой уверенности. Мне просто нужно было что-то сказать.
— Позвоните боссу, — предложил второй маляр. Внешность бывает обманчива; судя по всему, он был умнее своего напарника. Он сунул руку внутрь грязного, запятнанного комбинезона и достал маленькую карточку.
Внезапно почувствовав усталость, я отмахнулся.
— Боже милосердный, и кому только пришло в голову красить этот коридор?
Не то чтобы я спрашивал маляров, но тот из них, что протянул мне карточку с телефоном, все-таки ответил:
— Видите ли, коридор станет более светлым, — и осторожно добавил: — Вы ведь не будете отрицать?
— Сынок, — я сделал шаг к нему, — у твоей матери были живые нормальные дети или только выкидыши вроде тебя?
— Эй, спокойно, спокойно, — ответил он, отступая назад. Я увидел, что он смотрит на мои сжатые кулаки, и заставил их разжаться. На его лице не отрешилось явного облегчения, и, говоря по правде, я не стал бы обвинять его. — Тебе это не нравится — я отлично тебя понимаю. Но мне приходится делать то, что приказывает босс, верно? Я хочу сказать, черт побери, мы ведь живем в Америке.
Он взглянул на своего напарника, потом посмотрел на меня. Что-то промелькнуло у него в глазах, но при моей профессии я видел подобные взгляды много раз и всегда разгадывал их. Он хотел им сказать своему напарнику: не связывайся с этим типом. Не заводи его, он настоящий динамит.
— Я хочу сказать, ведь у меня жена и маленький ребенок, которых надо кормить, — продолжал он. — А ведь сейчас кризис, понимаешь?
Меня охватило замешательство, погасившее мою ярость подобно тому, как ливень гасит начавшую гореть сухую траву. Неужели в Америке кризис? Неужели?
— Я знаю, — кивнул я, не зная об этом ничего. — Давай забудем то, что произошло, ладно?
— Конечно, — с готовностью согласились маляры. Их голоса звучали, будто полуквартет парикмахеров. Тот, которого я по ошибке счел более или менее умным, глубоко засунул свою левую руку под правую подмышку, стараясь успокоить разбушевавшийся там нерв. Я мог бы сказать ему, что это растянется не меньше чем на час, а может быть, и дольше, но больше говорить с малярами мне не хотелось. Мне не хотелось ни говорить с кем-либо, ни видеть кого-то — даже обольстительную Кэнди Кейн, чьи призывные взгляды и округлые формы, какие встречаются лишь в субтропиках, не раз ставили на колени даже отчаянных уличных хулиганов. Единственное, чего мне хотелось, так это пройти через приемную и скрыться во внутреннем кабинете. Там у меня в нижнем левом ящике стола была спрятана бутылка хлебной водки, а это было именно то, в чем я сейчас больше всего нуждался.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});