действий вермахта о тех моментах, когда вермахту накладывали так, что из-за шиворота вываливалось, абсолютно ничего нет. Там только победы. Даже отступления у них описаны как победные схватки с ордами большевиков.
В реальности же события у Дубосеково нет никакой трудности восстановить чуть ли не в хронометрическом порядке. И, да — очерки корреспондента «Красной Звезды» Кривицкого — практически документальны. В них всё совпадает до малейших деталей со словами очевидцев и прямых участников боя. И всё это найти не составляет абсолютно никакого труда. Даже в архивы ходить не надо. Как это ни удивительно, но мы почти привыкли к тому, что у Дубосеково все погибли и поэтому точно неизвестно, что там произошло. Привыкли и к тому, что слова Клочкова «Отступать дальше некуда, за нами Москва» — красивая легенда, придуманная Кривицким. Удивительно, что почти дословно он именно такие слова и говорил! И это подтверждено перекрестным опросом свидетелей, слышавших эти слова.
И не с бухты-барахты, только на основании очерка корреспондента всем 28-ми присвоили звания Героев. Никто не присваивал в СССР при Сталине эти звания просто так. Каждый подвиг должен был быть подтвержден железобетонно. Малейшие сомнения — представление не проходило. Кстати, тем же героям-танкистам Колобанову и Лавриненко звания Героев присвоили уже в РФ. Даже насчет их были сомнения. Мизерные, но тем не менее. А с панфиловцами разбирались почти 6 месяцев. Только через 6 месяцев после публикации очерка о них было принято решение, выраженное Указом Президиума ВС СССР. Полгода шла проверка.
И первый бой эти 28 героев приняли еще 11 ноября у деревни Жданово. Точнее, они уже были не новичками на фронте. Просто эта группа, 30 человек тогда их было — добровольцы, отряд истребителей танков, она была скомплектована незадолго до событий у разъезда и ее сразу возглавил политрук Клочков. Если выражаться по-современному, оценивая их подготовку — псы войны. Терминаторы. У одного из них, бойца Шемякина, к тому времени на личном счету было уже 57 фрицев. Так под Жданово наступала немецкая полурота. 30 человек немцев остались лежать на поле, остальные убежали. У нас потерь не было. Когда кончились патроны, Клочков приказал отойти к деревне Красиково, там к этим терминаторам попала немецкая разведка, 5 гансов. Двоих взяли в плен, двоих кокнули, один убежал. И 13 числа заняли позиции у разъезда Дубосеково.
То, что произошло там, даже после всего, что мы знаем о войне, кажется почти неправдоподобным. Как Сталин выразился в речи 6 ноября: наши бойцы пролили потоки немецкой крови?! Именно!..
Рано утром 16 числа занявшим оборону у Дубосеково панфиловцам старшина привез зарплату, по очереди сходили получили, расписались в ведомостях. Почти сразу же после этого начался налет немецкой авиации, примерно 35 самолетов. Бомбили очень сильно, но потерь от бомбежки не было. Потом произошло то, что очень хорошо характеризует грамотное, в кавычках, немецкое командование и всю их хваленую тактику. Примерно в 7 утра на позиции панфиловцев пошла немецкая пехота, примерно рота. Одна пехота. Почему атака началась без танков — объяснения нет. Скорей всего, гансы решили, что там люфтваффе всё выбомбило и сильного сопротивления не ждали.
Сержант Добробабин распределил огневые точки, пехоту подпустили почти к самым окопам. И по сигналу, Добробабин свистнул, открыли огонь. Почти вся рота немцев на поле и осталась, насчитали примерно 80 трупов. Уже до начала главных событий того боя поле перед позициями панфиловцев было усеяно трупами немцев. Потерь среди панфиловцев у Дубосекова еще не было, а немцы уже потеряли почти в три раза больше людей, чем было оборонявшихся.
В это время фашисты начали атаку на левом фланге от позиций группы Клочкова.
Из стенограммы беседы с Джетпысбаевым Балтабеком, гвардии майором, командиром 3-го батальона 1073-го полка. Запись беседы сделана 2 января 1947 года в Алма-Ате.
«В ночь с 15 на 16 ноября сидели с Клочковым до 2-х часов ночи. Потом легли отдохнуть, готовиться к бою. Моя рота стояла метрах в 500 от Клочкова. Клочков стоял со своей ротой у самой железной дороги, я стоял левее. Малик Габдулин командовал ротой автоматчиков. С утра 16 ноября начали бой. К нам подошли 4 немецких танка. Два из них подбили, два вырвались. Два раза атака была. Атака была отбита. Большинство танков пошло в район разъезда Дубосеково, где Клочков погиб. Мы видели: поворачиваются и туда идут танки. Там шёл бой.»
Т. е., прощупывая нашу оброну, встретив отпор на левом фланге, гансы решили всей массой танков нанести удар по правому флангу, там, где были бойцы Клочкова. На разъезд пошли сразу 20 танков.
Илларион Романович Васильев 22 декабря 1941 года, когда с ним беседовали в госпитале, рассказал:
«Политрук Клочков заметил колонну танков. Говорит: „Движутся танки, придётся ещё схватку терпеть нам здесь“. Танков шло штук 20. Он говорит: „Танков много идёт, но нас больше. 20 штук танков, не попадёт на каждого брата по танку“. Мы все обучались в истребительном взводе. Ужаса сами себе не придавали такого, чтобы сразу в панику удариться. Мы в окопах сидели.
— Ничего, — говорит политрук: — сумеем отбить атаку танков: отступать некуда, позади Москва.
Стали на той почве, что не будем отступать и всё.»
Вот и весь «журналистский вымысел» насчет слов Клочкова. Корреспондент Кривицкий впервые эту фразу услышал от раненного Натарова, эта фраза ушла в первую публикацию о 28-ми панфиловцах. Ее же слово в слово повторил боец Васильев. Потом в 1942 году ее повторил Шемякин Григорий Мелентьевич, еще один выживший герой.
Немецкие танки в атаку шли без поддержки пехоты. Никто из свидетелей того боя о пехоте, следовавшей за танками, даже вскользь не упомянул. Скорей всего, та пехота, которая должна была сопровождать танки, осталась лежать мертвой на поле в начале боя, свежее усиление не успело подойти.
И, как следует из рассказов участников, нужно понимать, насколько страшно было немецким танкистам. Экипажи в танках сидели в мокрых памперсах. Поле перед окопами панфиловцев танкам проскочить можно было за считанные минуты, по танкам не велся огонь артиллерии. Но немцы боялись того, что ждет их перед окопами русской пехоты. Уже учеными были. Первая линия танков приблизилась к окопам и остановилась. Из башни одной машины показался немецкий офицер и начал кричать: «Рус, сдавайся!». Доорался, его пристрелили. Пристрелили и одного своего, 29-го, который выскочил на бруствер с поднятыми руками.
Здесь нужно отдать должное чрезвычайной деликатности советской пропаганды того времени, фамилия этого труса, конечно, была известна, но она