Читать интересную книгу "Век Наполеона. История европейской цивилизации от 1789 г. до 1815 г. - Уильям Джеймс Дюрант"

можете посидеть в кафе под открытым небом, или под павильоном кафе де Фуа, или в кафе высокого класса, например, "Тортони" или "Фраскати", или последовать за туристами в ночные заведения, такие как "Каво", "Соваж" или "Авеугль" (где развлекались слепые музыканты). Вы можете пойти в клуб, чтобы почитать, поболтать или послушать политические дебаты. Вы могли посетить один из сложных и красочных фестивалей, организованных государством и украшенных знаменитыми художниками, такими как Давид. Если вы хотели попробовать новый танец - вальс, только что привезенный из Германии, - вы могли найти партнера в одном из трехсот общественных бальных залов Парижа Директории.44

Теперь (1795 г.), в годы затишья революции, некоторым эмигрантам разрешили вернуться; скрытые дворяне отважились покинуть свои защитные логова, а буржуазия демонстрировала свое богатство в дорогих домах и мебели, в украшенных драгоценностями женщинах и пышных развлечениях. Жители Парижа выходили из своих квартир и домиков, чтобы насладиться солнцем или вечерним воздухом в садах Тюильри, Люксембурга или на Елисейских полях. Женщины расцветали в своих безрассудно очаровательных нарядах, в своих живописных веерах, которые говорили больше, чем слова, в туфлях изящной формы, которые делали скрытые ноги соблазнительными. "Общество возродилось.

Но сотня или около того семей, которые теперь составляли его, не были родовитыми дворянами и всемирно известными философами, которые блистали в салонах до революции; в основном это были нувориши, нажившие состояние за счет церковной недвижимости, армейских контрактов, меркантильных монополий, финансовой ловкости или политических друзей. Некоторые разрозненные люди, оставшиеся со времен Бурбонов, приходили в дома госпожи де Жанлис или вдов Кондорсе и Гельвеция; но большинство салонов, открывшихся после смерти Робеспьера (за исключением круга госпожи де Сталь), не обладали талантом к блестящей беседе и не имели той легкости, которая в прежние времена возникала благодаря долгой обеспеченности земельными богатствами. Лучшим салоном теперь был тот, что собирался в уютных комнатах директора Барраса в Люксембургском дворце или в его замке Гросбуа; и его привлекали не философские изыскания, а красота и улыбки мадам Талльен и Жозефины де Бо. Тальен и Жозефины де Богарне.

Жозефина еще не была Бонапартом, а мадам Талльен уже не была женой Талльена. Выйдя за него замуж 26 декабря 1794 года и прославившись на некоторое время как "Нотр-Дам де Термидор", она вскоре покинула угасающего Террориста и стала любовницей Барраса. Некоторые журналисты осуждали ее нравы, но большинство из них отвечали ей улыбками, ведь в ее красоте не было ничего надменного, и она была известна своей добротой как к женщинам, так и к мужчинам. Позднее герцогиня д'Абрантес описывала ее как "Венеру Капитолийскую, но еще более прекрасную, чем работа Фидия; ибо в ней вы видели то же совершенство черт, ту же симметрию рук, кистей и ступней, и все это оживлялось благожелательным выражением лица".45*Одним из достоинств Барраса было то, что он был щедр к ней и к Жозефине, ценил их красоту не только в сексуальном смысле, делился ею на своих приемах с сотнями потенциальных соперников и благословил Наполеона на пленение Жозефины.

IV. МУЗЫКА И ДРАМА

Все виды музыки процветали. За монету можно было получить бис от уличного певца, или присоединиться к толпе и напугать буржуа "Карманьолой" или "Ча ира", или потрясти границы "Марсельезой", для которой Руже де Лисль написал все, кроме названия. В Концерте Фейдо можно было полюбоваться Домиником Гаратом, Карузо своего времени, чей голос мог вызывать трепет в сердцах и стропилах и славился на всю Европу своим диапазоном. Во время террора 1793 года Конвент открыл Национальный институт музыки, а два года спустя преобразовал его в Консерваторию музыки, выделив 240 000 ливров в год на бесплатное обучение шестисот студентов. В ночь, когда Робеспьер был застрелен, парижанин мог услышать "Армиду" в Опере или "Поля и Виржинию" в Опере-Комик.46

Во время революции опера процветала. В 1794 году Жан-Франсуа Лесюэр (1760-1837) не только положил на музыку идиллию Бернардена де Сен-Пьера, но и добился успеха в том же году, поставив "Телемак" Фенелона; он взбудоражил всю Францию шумом и ужасом "Каверны", получившей семьсот представлений; он продолжал работать во времена правления Наполеона и прожил достаточно долго, чтобы научить Берлиоза и Гуно. За гораздо более короткую жизнь Этьен Мегюль (1763-1817) написал более сорока опер для Оперы Комик, а его массивные хоралы - "Гимн разуму" (1793) и "Напев отступления" (1794) - сделали его музыкальным кумиром Революции.*

Величайшим музыкантом Франции времен революции была Мария Луиджи Карло Сальваторе Керубини. Он родился во Флоренции в 1760 году: "Я начал учиться музыке в шесть лет, а композиции - в девять".48 К шестнадцати годам он написал три мессы, Магнификат, Те Деум, ораторию и три кантаты. В 1777 году Леопольд, благосклонный великий герцог Тосканский, выделил ему пособие для обучения у Джузеппе Сарти в Болонье; за четыре года Керубини стал мастером контрапунктической композиции. В 1784 году его пригласили в Лондон, но дела его шли неважно, и в 1786 году он переехал в Париж, который, за исключением коротких промежутков времени, оставался его домом до самой смерти в 1842 году. В своей первой опере, "Димофон" (1788), он отказался от легкомысленного неаполитанского стиля, в котором сюжет и оркестр были подчинены ариям, и вслед за Глюком перешел к "большой опере", в которой арии отводилось место развитию темы, а также хоровой и оркестровой музыке. Наибольшего успеха в Париже времен революции добились "Лодойска" (1791) и "Медея" (1797). С еще более знаменитой оперы "Два дня" (1800) он начал беспокойную карьеру при Наполеоне. Мы можем вновь встретиться с ним под этой падающей звездой.

В революционном Париже было более тридцати театров, и почти все они были переполнены ночь за ночью, даже во время Террора. Актеры были освобождены революцией от ограничений, давно наложенных на них церковью; они могли улыбаться отлучению от церкви и исключению их трупов с христианских кладбищ. Но в 1790-95 годах они подверглись более жесткой цензуре: Конвент потребовал, чтобы ни одна комедия не содержала аристократических героев или чувств; театр стал инструментом правительственной пропаганды. Комедия опустилась на низкий уровень, а новые трагедии следовали как революционной линии, так и классическим единствам.

Как обычно, ведущие актеры были более известны, чем государственные деятели, а некоторые, как Франсуа-Жозеф Тальма, были гораздо более любимы. Его отец был камердинером, который стал дантистом, уехал в Лондон, преуспел и отправил сына во Францию для получения образования. После окончания учебы Франсуа вернулся и стал помощником отца. Он выучил английский язык, читал Шекспира, видел его выступления и присоединился к труппе французских