Читать интересную книгу Давай попробуем любить - Sofie Montero

в некоторых местах.

— Тебя это смущает? Или неприятно видеть?

Приподнял он одну бровь на гладком лбу, и я поспешила отрицательно помотать головой.

— Нет.

Больше он не задавал вопросов, а смотрел в кучу пепла в камине, мелкими глотками опустошая бокал.

Я же неосознанно вертела головой, пытаясь без особых резких движений увидеть побольше.

— Не ищи взглядом, его здесь нет. По крайней мере днём.

Сердце сжалось в груди и резко упало в ногах.

— И где же он днём?

Язык действовал быстрее мозга, и я не успела его прикусить. Поджав губы, я спешно добавила:

— Я о Бельяре.

— А я о Садэре. — парировал невозмутимо змей, протянувшись к стеклянному графину с красивой птицей на боку, достав колпачок из горлышка, он покрутил его в руках, а потом поставил на место.

— Давина, ты знаешь, какое самое страшное наказание на свете?

Я отрицательно помотала головой и осторожно спросила:

— Какое?

— Лишиться той, что затмило солнце. Той, что ходит под рукой с лунным светом и освещает путь ночью. Той, что заставила быть лучше. Той, что научила быть счастливым. И знать, что ты отдал ей сердце, а её нет. Уже нет.

Глубокая трагедия в его тоне заставила меня съежиться от холода и одиночества. Было чувство, что он говорил про себя, и от этого становилось жалко этого сильного и хорошего наага.

— Садэр чуть не потерял тебя. И теперь наказывает сам себя.

Я застыла на месте, медленно поднимая на него глаза.

— Как?

— Разыскивая свою смерть, — усмехнулся краем губ мужчина. — Но пока что, к глубокому сожалению тех, кто пытался осуществить мечту шаада, его слишком хорошо обучили воевать и уж тем более убивать. Так что ему придётся ещё немного повозиться.

Глава 22

" Не осуждайте влюблённых.

Ведь им свойственно ошибаться,

Не осуждайте влюблённых.

Потому что, легко влюбляется,

А любить оказывается — сложно

Но не осуждайте влюблённых!

Любовь — это возможно!"

— Пришёл..

Меланхоличный голос Фаарата звучал устало и с лёгким оттенком обречённости. Друг хмуро посмотрел на кровавые вперемешку с грязью следы, оставленные моими сапогами на гладком деревянном полу, и покачал головой, оставляя мой внешний вид без комментариев.

Не обращая на него внимания, я бросил ремень с кинжалами и меч у камина и стянул через голову пропитанную насквозь моим потом и чужой кровью рубашку.

Бросив её на пол, я тихо застонал, мышцы ныли и болели. И это ощущение назойливо давило на нервы. Хотелось зарычать от раздражения, ведь кожа зудела от тонкой корочки засохшей крови и грязи. Как и от порезов.

— Ополоснись в купальне, я за лекарствами.

Услышал я наага, который совсем бесшумно удалился на второй этаж. Для него эта картина была не в новинку.

На нетвёрдых ногах я побрёл в сторону купальни, даже не поднимая головы. За последние пару недель этот маршрут был мне хорошо знаком, как и невыносимое желание побыстрее избавиться от этой тянущейся, острой боли в груди и ненависти к самому себе.

Я дошёл до той точки, когда душевная боль давно заглушила физическую, когда хочется орать от того, что посмел сделать, но голос просто не поддаётся мне.

Я слышал на периферии мозга голоса друзей, их просьбы, слова утешения. Даже приказной тон командира в попытках встряхнуть меня, но ничего не получилось. Я застрял в этом болоте, и мне уже не выбраться отсюда самому.

Никому меня отсюда не достать, никому…

Раздеваюсь полностью и опускаюсь в большую каменную лохань с тёплой водой. Я знаю, что Аникей дал приказ прислуге сразу с закатом заполнить чаны и резервуары с горячей водой для всех бойцов, но именно эту лохань — лично для меня.

Но я бы хотел, чтобы вода была ледяной, чтобы она резала сознание, колола словно тысячу маленьких игл тело, скручивала мышцы и доставала до самых костей.

Я как будто пьян. Только не эйфория меня сейчас разрывает на миллионы кусочков, а горечь от сделанных ошибок.

Но вода, что бы там ни было, расслабляет. Обнимает, убаюкивает и уносит в мир иллюзии. Где я вижу её и чувствую её.

Мне мерещится сладкий голос, слегка хриплый, с мягким тембром, который успокаивает даже лесных зверей. Голос, который я не слышал уже, кажется, целую вечность.

Голос, который иссяк из-за меня, замолк в отчаянном крике и просьбе быть услышанной.

Я почти ощущаю нежность шелковистой кожи, к которой так хотелось прикасаться и ласкать. И на которой расцвели синие и бордовые уродливые цветы насилия, оставленные моими руками.

Я почти забываю блеск её серых глаз. Таких бездонных, как грозовое небо, ценных, как серебристая шаль луны, и уникальных, как и сама их обладательница.

Как жить дальше…

Об этом я не думал, потому что отпустить её после содеянного было правильно, но смертельно для меня. А держать возле себя и причинить тем самым боль — просто вечное мучение.

Радовало одно: пока Давина ещё приходила в себя после ожогов от магического отката. И будь я проклят, но глубоко внутри был рад, что у людей так медленно идёт процесс регенерации. Пускай это всего лишь краткое мгновение, и тем не менее я обманываю себя, лишь бы урвать кусочек времени и быть рядом с ней.

Мне мерещится аромат ночных фиалок, и я просыпаюсь от лёгкой дремы, уже находясь под толщей воды. Тело, пользуясь многолетней реакцией, которая передаётся каждому шааду от отца не иначе, быстро тянется вверх к желанному кислороду.

Тяжело дыша, я с силой бью по воде руками и сглатываю ругательства.

Горло першит, и мышцы снова ломит от усталости, но я хватаюсь пальцами за каменные бортики и выбираюсь из лохани, оставляя за собой лужу воды, что стекает с тела вниз. Я нервно вытираюсь полотенцем и натягиваю штаны, выхожу через другую дверь.