случае.
– Что нужно, скажите?
– Хм. Свежие цветы разложить на пороге или повесить букетик сухих над входной дверью.
– Сделаем! Мы вас приглашаем, – радостно блеснул глазами мальчик. – Мало того, я стащу в магазине другую бритву. Как у папы, с тремя лезвиями. Безопасную.
– Безопасную? – потрясённо переспросил домовой.
– Да! И не бойтесь, если что. Когда вернутся папа и мама, мы им ничего не скажем. Они очень хорошие, и…
Мирон прервал мальчика. Две вещи, две вещи перевернули всё вверх тормашками. Сочетание «безопасная бритва» попросту не укладывалось в голове.
– Получается, ею тоже можно бриться? – уточнил он.
– Конечно. Борода вам, между прочим, не идёт.
– А раньше что говорил?
– То в сказках…
Домовой не стал развивать тему. Нужно было прояснить ещё одну вещь.
Сто лет назад он намотал хвост поводыря на руку и прошагал полземли, пока не нашёл подходящий дом и над дверью букетик сухих цветов. А теперь его приглашали сразу. По адресу. Это значит… это значит…
– Ты хочешь стать моим хозяином? – недоверчиво спросил он.
– Другом.
У Мирона закружилась голова.
* * *
Домовой решил уходить налегке. Пока он будет махать бритвой, чтобы пробить коридор, мальчику какое-то время наверняка придётся тащить сестру на себе.
Когда – вот был вопрос! Удобнее всего ночью или под утро, но бармалеи как раз в это время удваивали оцепление. Мирон тщательно изучил их рассредоточение и впал в уныние. Мышь не проскочит. Дисциплина железная. Стоят оловянными солдатиками на постах, не шелохнутся. Бесшумно укокошить минимум пятерых и улизнуть с детворой в безопасное место – это сплошной риск!
Нужно было срочно что-нибудь придумать, так как дела в городе подходили к финалу. Стрельба постепенно утихала. Изредка очень близко раздавались мощные взрывы – бармалеи, никуда не торопясь, ровняли город с землёй и уничтожали всех, даже гипотетических свидетелей их грандиозной аферы. Близился час, когда вода из разрушенной дамбы окончательно скроет следы.
Мирон постоянно торчал на улице: запоминал время смены караулов и прикидывал маршруты побега. Их осталось очень немного.
Домой не торопился. Там на него обиженно дулся Руслан. Мальчик никак не мог взять в толк, что невидимыми проносятся только неодушевлённые предметы. Еда, например. Возможности домового имеют границы.
– И погода установилась. Всё как на ладони видно, – глянув на яркие августовские звёзды и широкое бельмо луны, прошептал Мирон.
В этот момент за его спиной послышалось тихое бульканье и такой звук, словно опустили на землю мешок. Домовой обернулся.
– Черныш? Что ты?.. Как же…
У ног хохлика распластался труп бармалея из оцепления.
– Ну, здравствуй, Мирон.
– Почему не появлялся? Я тебя звал, звал… Ох, чем ты его? – похолодел домовой.
Черныш протянул к нему лапы. С неестественно длинных когтей капала кровь.
Перед глазами Мирона предстало видение.
…Маленький чертёнок пружинисто прыгает на спину бармалея, тянет его голову на себя, резко бросает и обеими лапами, выпустив страшные когти, слева и справа от кадыка рвёт тому глотку. А затем припадает к струе крови и блаженно пьёт, пьёт, пьёт…
– Что ты с собой сделал? – горестно простонал он.
– Как видишь.
– Возвращайся, а?! – упрямо мотнув головой, попросил Мирон. – Ты нужен. Нас пригласили в старый, полный звуков дом, и он нам обязательно споёт, помнишь, как раньше? Грязь месить летом на огороде будем, а зимой кататься с заснеженной крыши. Ну?! Мальчик и девочка. Они не хозяева – друзья. Это в Мироновке. Представь – Мирон и Мироновка!
– Поздно.
– Нет! Не всё потеряно! Я же чувствую, что ты ещё живой! Ох, прости, прости… Виноват, недоглядел…
– Помоги мне, – оборвал его хохлик, – избавь. Сил уже нет. Кусок не по себе откусил. Разрывает изнутри, жжёт… Не хочу нежитью шастать и кровь пить. Упокой. Доставай опасную бритву, пока не поздно, и режь. Только ты способен меня прикончить. А потом быстро выводи детей через этот переулок. Я всех бармалеев из оцепления зачистил…
– У тебя получилось? – изумился домовой.
– Я свободен. Ничего не держит, – сухо отрезал хохлик, помолчал и добавил: – Дамбу обойдёшь стороной. Там все местные мертвы. Завтра город будет затоплен.
В глазах Мирона закипели слёзы.
– И сам уходи с детворой, – продолжил Черныш. – Завидую. Повезло тебе. Спал, спал – и дождался. Останешься дальше доброй нечистью. А я не смог. Воля не для таких маленьких чертят, как я. Чего медлишь?
– Не могу.
– Хочешь, чтобы я хлебнул детской крови?
Мирон и не заметил, как опасная бритва оказалась в руке… Молниеносный взмах… Хохлик, словно предчувствуя направление, подставил тщедушную грудь… Сталь разрубила беднягу почти напополам…
– Знал же, чем меня пронять, – глядя на жалкий трупик Черныша, горько произнёс домовой.
* * *
Едва начались сборы, Света быстро пришла в себя и устроила полный разгром жилища. Мирон привёл детвору в магазин, откуда таскал для них полезную еду, и велел немножко подождать.
– Мне нужно закончить кое-какие дела, – сказал им и вернулся обратно.
Он встал посреди комнаты, вытащил из кармана бритву и, как мусор, недрогнувшей рукой швырнул в дальний угол.
– Кончено, – пробормотал и обвёл глазами помещение.
На топчане, чинно сложив хвост, сидел кот.
– Гордей, – с надеждой спросил он у него, – а ты пойдёшь со мной?
Тот таинственно таращил глазищи.
– Эх, характер! Понимаешь, детворе теперь без родителей туго придётся. Помогать надо… В новом доме кота нет, слышишь? Я буду ждать.
Голос Мирона дрогнул. Гордей спрыгнул, подошёл и мягко потёрся о его ногу.
– Я буду ждать, – повторил домовой и решительно вышел.
* * *
К восходу солнца им удалось беспрепятственно покинуть город. Руслан шёл слева, Света справа. Они держали за руки пустоту и оживлённо с ней переговаривались. Мирон в восторге от безопасной бритвы с тремя лезвиями позабыл снять невидимость.
За ними на почтительном расстоянии крался полосатый кот.
По законам эльфийского времени
Екатерина Кользун
В таверне было накурено. В клубах ароматного дыма носились шныри в кожаных противогазах с амфорами наперевес и подливали Золотистое Кубанское в чарки пограничников, не дожидаясь, пока кто-то из гостей громко позвонит в настольный колокол. Хозяин таверны, престарелый гоблин Кунжут, держал марку и обслуживал ВИП-гостей по высшему разряду. Недаром его заведение называлось «Атха-Шачалай», что по-гоблински значило «Бездонный Стакан».
Зазвучали ситары, и толпа молодых эльфов-лучников кинулась на танцпол, подсвеченный разноцветными фонариками. Выше фонарей крутился «Глаз Единорога» – огромный стальной перфорированный шар с запертым огнехвостом внутри. Существо бесновалось и вспыхивало разноцветными огнями, от чего пол и стены вокруг озарялись бегущими пятнами всех цветов радуги.
Молодые пограничники плясали, улюлюкали, целовали друг друга в щёки и стреляли в потолок