Когда бурая луна перестала распухать от ночи к ночи и стало очевидно, что орбита ее каким-то чудом стабилизировалась, когда приметный дом, одиноко рассекший льющийся над пустыней и руинами ветер, постепенно заполнился изможденными, иссохшими, подчас полубезумными людьми, друг музыканта репетировал уже по девять-десять часов в сутки. С автоматом на груди он сидел на вращающемся табурете, ревниво озирался на теснившихся поодаль новых и, как расплющенный честолюбивой матерью семилетний вундеркинд, долбя одни и те же гаммы, мечтал о том, что вечером, завтра, а может, хотя бы послезавтра, слегка усталый после очередной операции, но, как всегда, безукоризненно умытый и затянутый в чернь и серебро, придет его властный друг — возможно, вместе с другими офицерами, взглядом раздвинет подобострастную толпу и, то задумчиво, то нервно подрагивая розовым хвостом, будет слушать Рахманинова или Шопена.
Дочь, не щадя ни себя, ни будущего ребенка, который начинал уже нежно разминаться и потягиваться в ее набухшем, как луна, чреве, ночи напролет проводила в окрестных развалинах, едва ли не до кипения прокаленных свирепым дневным полыханием, и рылась в металлической рухляди, в человеческих останках, разыскивая для мужа, опасавшегося хоть на миг отойти от рояля, недострелянные обоймы. Ближе, чем на пять шагов, друг музыканта никого не подпускал к инструменту; даже случайные посягательства на невидимую границу он ощущал физически, как если бы кто-то явно враждебный неожиданно проводил в темноте холодной мокрой тряпкой по его коже, — и его тренированные пальцы в панике падали с белоснежных клавиш «Стейнвея» на спусковой крючок «инграма». По людям он стрелял без колебаний.
Василий Головачев
Беглец
Вертолет снизился до километра и, накренившись, пошел по кругу.
— Видите желтое пятно? — показал пилот. — Это и есть знаменитая Драконья пустошь. Посередине — Клык Дракона.
Клык представлял собой совершенно гладкий каменный палец диаметром около полусотни метров и высотой чуть выше двухсот. Палец был окружен обширным песчаным оазисом, который с трех сторон охватывала тайга, а с четвертой ограждали пологие, израненные фиолетово-синими тенями бока Салаирского горного кряжа.
— Давай вниз, — предложил Березин, — на макушку. Сядешь?
Пилот кивнул, отдал штурвал, и вертолет провалился вниз, взревев моторами у самой вершины скалы.
С двухсотсорокаметровой высоты Драконья пустошь казалась бесконечной пустыней, ровной и гладкой до удивления. Ни камня, ни кустика, ни бархана Березин на ней не заметил, несмотря на свой двенадцатикратный бинокль. Негреющий желток осеннего солнца над горизонтом и белесый пустой небосвод довершали картину мертвого спокойствия, царившего в природе. Ветер и тот стих, словно боясь вспугнуть тишину.
Березин ткнул ногой коричневый монолит, испещренный сеткой мелких трещин, вообразил себя со стороны и усмехнулся. Клык Дракона был отличным постаментом для памятника, он и сам казался монументом забытым эпохам горообразования, памятником времени, сгладившего бока, но не способного стереть его до основания…
Счетчик Гейгера и дублирующий дозиметр Березин включил еще в воздухе, но они молчали — повышенной радиации над Драконьей пустошью не было. Но что-то же было, если его, эксперта Центра по изучению быстропеременных явлений природы при АН СССР, послали сюда в командировку.
— Ты случайно не знаток местных легенд? — спросил Березин, подходя к краю площадки. — Больно место интересное, интригующее, предки не могли не украсить его легендой.
— Алтайцы говорят — дурная здесь земля. Зверь вокруг пустоши не живет, люди тоже не селятся с давних времен. По преданию, в этих краях обосновался дракон, дыханием своим иссушающий сердца людей.
— Поэтично… и загадочно. Радиоактивности нет, обычный фон, и это очень странно! Потому что два дня назад…
Два дня назад в районе Салаира разразилась магнитная буря с центром в зоне Драконьей пустоши, а спутники отметили здесь еще и источник радиации, появляющийся, как оказалось после анализа, и исчезающий примерно раз в год. Березин вылетел к Салаиру сразу же, как только в Центр пришла телеграмма из Бийска, но, выходит, пока он собирался, источник радиации снова исчез.
— Очень странно, — повторил Березин задумчиво.
Пилот выглянул из кабины, на лице его, хмуром от природы, отразилось вдруг беспокойство.
— Ничего не чуешь? Мне почему-то хочется смотаться отсюда, и побыстрей.
От этих слов Березину стало не по себе, пришло ощущение неуютности, и ему внезапно показалось, что в спину ему пристально смотрит кто-то чужой…
Впечатление было таким острым и реальным, что он невольно попятился, озираясь и чувствуя, как потеют ладони. На многие километры вокруг не было ни единой живой души, но ощущение взгляда не проходило, усиливалось и наконец стало непереносимым.
— А, ч-черт, поехали!
Березин ретировался под сомнительную защиту вертолета, влез в кабину и захлопнул дверцу.
— Ага! — пробормотал пилот. — Тоже проняло?
Вертолет взмыл в воздух, под ним мелькнули и ушли вниз отвесные бока скалы, затем они сменились желто-оранжевой, ровной как стол поверхностью песков. Клык Дракона отдалился…
— Сядем на песок? — спросил Березин, все еще глядя на таинственный каменный останец, странный каприз природы, воздвигшей идеальный обелиск в центре песчаного массива. Уж не работа ли это человеческих рук? Но — кто, когда и, главное, зачем?
Пилот отрицательно мотнул головой.
— На песок нельзя.
Спустя несколько минут вертолет завис над узкой полоской земли возле стены леса и спружинил на лапы.
Только теперь Березин обратил внимание, что лес, начинавшийся всего в полусотне метров, был какой-то странный — сухостой. Корявые стволы переплелись безлистыми ветвями, создавая мертвую серую полосу вдоль песчаного пляжа, насколько хватал глаз. Живой, зеленый лес начинался за этой полосой не сразу, а как бы с уменьшением той силы, что засушила его у опушки.
Березин с недоумением разглядывал колючую поросль высохшего кедрового стланика, подумал — не пролетала ли здесь недавно саранча. От этих мыслей его оторвал пилот, и он поспешил на зов.
— Смотри. — Пилот подобрал камень и забросил на недалекую песчаную гладь. Камень упал и исчез, словно нырнул не в песок, а в воду. Пилот кинул еще один — результат тот же.
— Зыбун.
— Зыбун? — удивился Березин. — То-то песок такой гладкий, ни барханов, ни ряби… зыбун! На все два десятка километров?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});