безумии даже не соображает, что было бы лучше для нее. Она сражается с «тираном» до последнего вздоха. Не думаю, что кто-то в аду может сохранить хотя бы частичное здравомыслие. Поэтому тварь выберет свое вечное мучительное бытие из одного только желания подольше источать из себя всякую ненависть.
В-четвертых, Писание нам не открыло, быть может, все тайны вечности. И, может быть, ад действительно исчезнет со всеми своими насельниками. Просто мы не знаем, как это может произойти. А все наставления Писания о вечных мучениях сохранят свой самый главный смысл: научить человека, что он способен прийти в состояние неисправимой злобы, из которого он никогда не найдет выхода, хотя бы и дать ему целую вечность.
И, наконец, у Бога может быть еще какое-то решение, неведомое нам. Во всяком случае, в нашей подсказке Он не нуждается.
В любом случае важны две истины, которые нам более или менее доступны.
С одной стороны, наше преставление к Богу должно открывать некоторый процесс восхождения души (или нисхождения) в нравственном смысле. Душа должна укрепиться в том, что полюбила на земле. Поэтому с земным странствием для нее ничего не кончается. Она идет в полосу нового испытания и возрастания.
С другой стороны, Бог сделает все возможное, чтобы уважить ее волю и свободу. Поможет любящим просветиться, поможет ненавидящим удалиться. Раем или адом станет для души ее посмертное изменение, но то и другое сделано милосердной рукой. Ад, в конце концов, это благодеяние для грешников, по той простой причине, что в раю, в присутствии Божием, врагам Его станет и вовсе невыносимо. Их болезнь внутренняя, адский огонь они носят в себе, жжет он их изнутри, но при виде Бога этот пламень вообще вздымается до небес, а в адском «теньке», куда не доходит Божий свет, не проницает Божия благодать, он все-таки воспринимается несколько легче.
Предел возрастания в добре и в зле (в качественном смысле) должен ознаменоваться воскресением мертвых и последним Судом.
Не убедить!
Читатель мог заметить, что в моем повествовании давно уже переплелись два ответа двум совершенно разным собеседникам. Первый – сторонник общего восстановления, тот, кому по выражению ев. Феофана Затворника «страсть, как хочется быть милосерднее Бога» или представить Бога еще милосерднее, чем Он есть. А другой, напротив, смертельный противник Бога, сражающийся с Ним и Его делами всеми силами разума и сердца. И я прекрасно знаю, что ни того, ни другого переубедить мне не удастся. Знаю по опыту, и по смыслу самих аргументов. Кто-то может спросить: кому же ты возражаешь? – Тем и другим, просто до некоторого момента аргументы переплелись, стали общими. Теперь же, кажется, пора определиться с адресатом.
Для начала ответим сознательному противнику Бога, точнее тем Машам, которые склоняются к его аргументации, видят, как жжет она их огнем ада, мучатся от этого, но не знают средства против этого здешнего душевного мучения, не знают выхода из ловушки.
Придется их разочаровать: логического выхода из ловушки адской логики, действительно, нет. Проверено опытом. Да и выше уже отчасти показано. Что возразить обвинителям Бога, для которых начальник всегда неправ? Что возразить этой глине, привыкшей ругать своего Горшечника?
Сказать ли вновь, что Бог не обязан отчитываться перед тварью? Что Он создал именно то, что называется счастьем, и предоставил его всем желающим? Напомнить ли, сколько дал им благодеяний? Показать ли, что любовь приносит отраду, а ненависть – сплошное мучение?
Но все их ответы сведутся к одному: если мы не чурки-табуретки, а свободные существа, то мы Его не любим
– за малую нашу свободу и за сам факт существования боли. А если мы не свободны, то и вообще не способны Его любить, не требуйте с нас невозможного. Насильно Он нам мил не будет, и свободно – тоже. Коль скоро Он – первый и последний, то, значит, и крайний. Он виноват всегда и во всем.
Так говорят они про библейского Бога. И сей же час, чтобы с тоски не удавиться, добавляют: вот это и служит прекрасным доказательством, что Бог Библии – выдумка. И тогда либо вообще никакого Бога нет, либо сама природа – бог, либо настоящий Бог выше библейского, как у гностиков, либо еще пара-тройка специфических вариантов.
В нашем мире есть разумный замысел – это можно научно показать. Есть какие-то свидетельства человеческого «посмертия», существования души за гробом. Есть неплохие основания истинности евангельских событий. Это – знания, доступные беспристрастному анализу. Но все эти знания лежат этажом ниже, чем рассматриваемые нами проблемы. Никогда еще противников теизма (то есть существования Бога личностного) мне не удавалось убедить логически и с помощью научных и исторических данных. Они всегда в самом факте свободы человека найдут массу противоречий.
Неплох для Маши, пожалуй, только один аргумент из ее же письма:
– Нашла истину? Выудила ее, как говоришь из «догматического христианства»? А на самом-то деле – у его противников! Ну, и радуйся такому хорошему приобретению!
Никогда христианство не учило, будто Бог зол и жесток, хотя и ад не отрицается. Но вот бунт против такого Бога, воспринятый Машиной душою, точно сам в себе несет адский кошмар. Уж этого она не знать не может.
Тут уместно ей предложить: примирись с Богом, прости Бога, постаравшись Его понять!
Но это не больше, чем дружеское предложение. Маша остается с дарованной Богом свободой. Небеса молчат. Никто Машу не принуждает. «Ловушка»? «Нет выхода»? Нет, Маша, не ловушка. Выход есть. Сейчас покажу. Нет только насильственного выволакивания вас за волосы из той ловушки, которую вы создали сами себе, с помощью непрошеных учителей, противников Бога.
А выход – только верою!
Итак, противление Богу, жесткий спор с Ним, ожесточенное неверие Его слову, нежелание Его понять, привели женщину на грань сумасшествия и самоубийства. Она сама это сознает. Но интеллектуального выхода из такого места, действительно, нет. Здесь нужен подвиг веры.
Зачем?
Потому что любовь – обоюдная штука. Бог со своей стороны принес в нее что-то Свое: создал нас и нашу свободу, даровал нам этот мир, наделил нас способностью радоваться и любить, дал образы этой любви в наших близких, снабдил нас, наконец, своим словом – в Писании. Мы сами должны же что-то привнести и со своей стороны?!
А мы и не можем принести ничего соответствующего. Мы не можем смастерить Богу подарок. Наш подарок Ему мы можем найти только в собственном сердце и больше нигде. И начинается он с веры.
В Новом Завете не раз