всё так же тихо ответила я и втянула побольше воздуха. Тёмный пол кабинета вдруг резко поплыл у меня перед глазами из-за подступивших слёз.
— Я всё устрою. Завтра же пройдешь процедуру, — жесткая решительность в басистом голосе Бориса сейчас резала слух особенно больно.
— Неужели… Неужели иначе никак нельзя? — немного помолчав, всё же спросила я, с усилием проглатывая ком в горле.
— Нельзя, — Борис встал из-за стола и подошел к окну. Руки, как всегда, были сомкнуты за спиной.
— А что будет потом? — задала я следующий вопрос и снова опустила взгляд в пол.
— Когда всё станет тихо, ты сможешь свободно выбрать свой жизненный путь. Я удерживать тебя не стану, — голос Бориса внезапно прозвучал как-то безжизненно-глухо.
— А ты? — я подняла голову и посмотрел в спину Бабай. Она мне показалась слишком напряженной, особенно плечи. Создалось такое впечатление, что вся тяжесть атмосферы легла именно на них.
— Это не имеет значения.
Борис продолжил неподвижно стоять у затемнённого панорамного окна. Пальцы, стиснутые в замок, напрочь побелели.
— Я не хотела, чтобы всё так получилось. Для меня это тоже стало полной неожиданностью, — я тихо сглотнула, продолжая усердно бороться со слезами. Но они всё никак не хотели отступать.
— Верю, — коротко ответил Бабай. — И знаю, что ты таким образом никогда не стала мною манипулировать.
— Но мне всё равно очень тяжело, — я чувствовала, что должна выговориться. — А еще мне очень страшно. Я не смогу, Борь. Всё прекрасно понимаю, но… Господи, — я тихо выдохнула и спрятала лицо в руках.
— Ты не убийца, — отметил Борис. — Знаю.
Слёзы покатились по щекам. Увещевания здравого смысла оказались бессильны перед каким-то совершенно новым для меня инстинктом. Я. Не смогу. Сделать. Это. И пусть пока что во мне зрела лишь малюсенькая точка, вряд ли она была еще похожа на человека. Но это будущий человек. Мой ребенок. Наш.
— Я ведь даже Германна убить не смогла, — прошептала я искусанными от волнения губами. — Хотя он как никто другой заслуживает смерти. Я стояла перед ним. С ножом. И не смогла. А он… Наш будущий ребенок. Он же ни в чем не виноват, — я всхлипнула.
— Сейчас мы не можем поступить иначе, — Борис обернулся. — Ты знала о том, как я отношусь к детям.
— Знала, — эхом ответила я.
— Завтра уже не будет никакого эмбриона в тебе. Из двух зол — это меньшее.
Я рвано выдохнула. И хотелось бы кого-нибудь обвинить, чтобы стало проще, но некого. Я знала, что такое потерять всех, кого любишь. Знала, насколько это выворачивающее больно. Могла ли я обречь собственного ребенка на подобную участь? Нет. Могла ли я себя обречь на убийство? Но это меньшее из зол… Всё звучало чудовищно правильно, но каждая клетка моего тела восставала против такого решения.
Взглянув Борису в глаза, я наивно и глупо надеялась найти в них хоть какой-нибудь отклик. Но взгляд Реальности был неподвижным и холоднокровным.
Наш разговор оказался таким, каким я и предполагала. Но в левом подреберье всё равно невыносимо жгло и ныло.
Не чувствуя самой себя, я медленно поднялась и так же медленно вышла из кабинета. В голове было пусто. Никаких мыслей. Только вот эта жуткая необъятная боль в грудной клетке и слёзы. Много тихих и горячих слёз.
Я ушла к себе в спальню. Оставила сумочку на столе. Даже переоделась. А затем просто рухнула на кровать и зарыдала прямо в подушку. Рыдала от безвыходности, от невозможности что-то изменить.
Что-то маленькое влажное и теплое ткнулось мне куда-то в руку. Послышался скулёж. Я перевернулась на бок и увидела Чипа. Он смотрел на меня и казалось, чувствует мою боль. Обнюхав мою руку, Чип подкрался чуть выше, прямо к подушке, на которой я лежала. Развалившись рядом, мопс уткнулся приплюснутой мордой мне в шею и снова заскулил. Я обняла его и подтянула колени к груди, словно пытаясь защитить и себя, и Чипа, и будущего малыша.
***
Борис слишком крепко сжал корпус смартфона, когда ожидал ответа от младшего брата. В другой руке медленно тлела сигарета. Бабай сделал лишь одну затяжку, а теперь молча наблюдал за тем, как вверх, к фильтру, пробирается пепел.
— Да? — послышался голос Вала в динамике.
— Нужно, чтобы ты завтра сопроводил Злату в клинику, — прямо заявил Борис.
— Что-то случилось? — тут же спросил Вал. В голосе послышались нотки тревоги.
— Злата беременна, — Бабай хотел сделать затяжку, но дыхания почему-то вдруг не хватило.
Повисла пауза. Тишина невыносимо зазвенела в ушах.
— Аборт? — бесцветным тоном спросил Вал, хотя и так прекрасно знал, каким окажется положительный ответ.
— Всё уже подготовлено, — Бабай еще раз взглянул на сигарету, а затем вдавил в пепельницу с такой силой, что остатки табака рассыпались по стеклянному дну.
— Брат, я…
— Просто проследи, чтобы всё прошло как надо, — перебил Борис, и сжал корпус смартфона еще сильней.
— За что ты меня так наказываешь? — после затянувшегося молчания обреченно спросил Вал.
— Ни за что, — честно ответил Бабай. — Кроме тебя я никому больше не могу доверять. Никому.
— Хорошо, — тяжело выдохнул Вал.
Борис завершил звонок и бросил телефон на стол. Рука потянулась за еще одной сигаретой. Бабай снова ее подкурил и снова не хватило сил сделать затяжку. Снова потушив сигарету, он опустил локти на край стола и скрестил руки.
За окном уже цвела ночь. Борис взглянул на черное бескрайнее небо из окна своего кабинета и тихо, едва различимо прошептал:
— Господи… Помоги.
Глава 39
Вал был за рулем. Я сидела рядом и апатично смотрела в окно. Тишина давила на виски, барабанные перепонки и грудную клетку. Пожалуй, это было впервые, чтобы я с Валом находилась в этой плотной и тяжелой беззвучности.
Он приехал за мной утром. Всю ночь я не спала, а плакала. Голова жутко болела, а под веками узорами разрасталось жжение из-за недосыпа. Но несмотря на всю мою внутреннюю разбитость, я не хотела казаться жертвой. Единственное, что еще удерживало меня от совершения безрассудных поступков — страх. Страх обречь собственного ребенка на тяжелую и чудовищную жизнь.
Вспоминая лицо Прокурора, я тут же вся сжималась. Этот подонок ни перед чем не остановится, чтобы достичь желаемого. Нужно будет убрать с дороги ребенка — уберет. У меня кровь леденела в жилах от одной этой страшной мысли. Очевидно, что ребенок Бабая может стать лакомой добычей, как только сделает свой первый вдох. Это сильный и действенный рычаг. Именно поэтому Борису было проще избавиться в зародыше от этого «рычага». Чтобы не давать