Читать интересную книгу Реванш Сталина. Вернуть русские земли! - Игорь Пыхалов

В свою очередь, от русских войск требовали неукоснительного соблюдения дисциплины. Один из современников той войны приводит следующий рассказ русского солдата:

«А видим по островам финского скота шатается много без пастухов, и жителей в деревне нет, а брать его не велят, и от такова недовольствия в полках весьма больных умножилось, да и мрут, а главные наши командиры о довольствии нашем не стараются и в хорошие места не приводят… Если бы таким образом случилось шведам войти в наши российские места, то бы они по своей гордости и к нам зависти не только скот наш не пощадили, но и жён и детей наших мучительски обругали и церковь осквернили, как то в прежде бывшую войну от них в Малороссии было»[988].

Как был вынужден признать финляндский историк Ирьё-Коскинен, строгая военная дисциплина в русских войсках явилась величайшим благодеянием для его страны[989].

В феврале 1743 года императрица повелела русским вельможам подать свои мнения об условиях мира со Швецией. Большинство высказалось за присоединение к России всей Финляндии или, по крайней мере, большей её части. Так, фельдмаршалы князь Долгорукий и граф Ласси полагали, что Швеции можно вернуть только каменистую, отдалённую, нехлебородную Эстерботнию. Фельдмаршал князь Трубецкой и адмирал Головин придерживались мнения, что следует удержать за собой всю Финляндию. Этого требовали слава русского оружия, а также благополучие и безопасность Империи. Граница проходила слишком близко от Петербурга. Кроме того, уступить Финляндию означало опять иметь против себя финнов в следующей русско-шведской войне. Граф Михаил Бестужев советовал поступить по примеру Петра Великого: удержать Финляндию, уплатив за неё Швеции денежную компенсацию[990].

К сожалению, русская императрица проявила совершенно неуместное благородство. Дело в том, что поскольку старый и больной шведский король Фридрих I не имел детей, риксдаг должен был решить вопрос о престолонаследии. Надеясь вовлечь Швецию в орбиту русской политики, Елизавета Петровна активно поддержала кандидатуру голштинского герцога Адольфа Фридриха. В результате в обмен на его избрание наследником шведского престола Россия ограничилась более чем скромными территориальными приобретениями. Согласно подписанному 7(18) августа 1743 года Абоскому мирному договору Россия получила лишь небольшой клочок земли до реки Кюмени общей площадью в 226 квадратных миль, в то время как остальная часть Финляндии была возвращена Швеции[991].

Мало того. Не успели ещё высохнуть чернила под договором, как шведские представители попросили помощи у России. Швеции грозила войной Дания, а внутри королевства ожидались большие беспорядки и осложнения. В результате генерал Кейт получил приказание немедленно отправиться в Швецию с 10-тысячным корпусом войск. Наступала уже холодная осень. Переход через Балтийское море делался крайне затруднительным. Тем не менее, 30 ноября (11 декабря) 1743 года Ростовский и Казанский полки торжественно, с музыкой и распущенными знамёнами, вошли в столицу Швеции. Фридрих I был, разумеется, очень доволен оказанной ему поддержкой, заявив: «Я очень доволен, что прежде смерти имею счастие видеть перед собою и под своею командою войска столь могущественной и славной императрицы, и в случае нужды я никому не уступлю чести командовать ими». Русские войска и галеры расположились на зимних квартирах к югу от Стокгольма[992].

10(21) июля 1744 года Кейт получил приказание вернуться со своим отрядом в Россию, так как Швеция в его помощи больше не нуждалась[993]. С его уходом шведская политика резко изменилась не в нашу пользу. Государственный Совет Швеции не пожелал более следовать указаниям из Петербурга. Что же касается наследника шведского престола Адольфа Фридриха, то он оказался сторонником Пруссии и покровителем антирусских группировок шведской знати[994].

В 1788 году началась очередная русско-шведская война. В Стокгольме надеялись взять реванш за прошлые поражения. Момент для этого был выбран как нельзя более подходящий. Россия вела тяжёлую войну с Турцией (1787–1791). У западных границ поднимали голову поляки, униженные и оскорблённые недавней утратой украинских и белорусских земель. Не обошлось без «пятой колонны» и внутри страны. В России всё шире распространялось масонство. Особой популярностью у тогдашней русской аристократии пользовались масонские ложи шведской системы «строгого наблюдения».

Помимо пышных ритуалов, необходимости для членства в ложе непременно иметь дворянское происхождение и прочей мишуры, у этой системы имелись две интересных особенности. Во-первых, масоны низших степеней были обязаны беспрекословно повиноваться своим высокопоставленным «братьям». Во-вторых, во главе этой масонской иерархии стоял не кто иной, как король Швеции Густав III, носивший одновременно титул Великого правящего мастера шведского масонства[995]. Когда летом 1777 года Густав III посетил Петербург, российские масоны устроили ему торжественное чествование в ложе «Аполлона», причём произошло это 27 июня (8 июля) — в день, когда все порядочные русские люди отмечали очередную годовщину победы при Полтаве[996].

В феврале 1778 года в Петербурге был открыт так называемый «Капитул Феникса», игравший роль тайного масонского правления для лож шведской системы в России. В свою очередь, вся деятельность «Капитула» направлялась и контролировалась из Стокгольма[997] — сперва непосредственно шведским королём, а с 1780 года — его братом, герцогом Карлом Зюдерманландским, которому Густав III передал должность Великого мастера[998].

Таким образом, сложилась явно ненормальная ситуация, когда целый ряд знатных вельмож Екатерины II оказался в подчинении у брата шведского короля. Хотя и с оговоркой, что они должны ему повиноваться, если это не противоречит их долгу в отношении собственного монарха. Вступавшие в масоны приносили клятву: «Повиноваться ему (Карлу Зюдерманландскому — И.П.) во всём, что не противно верности, повиновению и покорности, которыми я обязан моим законным государям и как светским, так и церковным законам этой Империи»[999]'.

Мало того, согласно некоторым источникам, примерно в это же время состоялось посвящение в масоны наследника русского престола Павла Петровича[1000].

Нетрудно догадаться, что Екатерину II подобное положение дел не устраивало: «Её Величество почла весьма непристойным столь тесный союз подданных своих с принцем крови шведской. И надлежит признаться, что она имела весьма справедливые причины беспокоиться о сём»[1001].

К сожалению, русская императрица отличалась излишней гуманностью и мягкосердечием по отношению к внутренним врагам Империи. Как писал в 1790 году Екатерине II московский генерал-губернатор князь А.А. Прозоровский: «Нам прислано было на заведение оного (т. е. масонства — И.П.) из Швеции 500 червонных, о чём и до сведения Вашего величества дошло, и Вы принять сие изволили с гневом, но наконец сие осталось в забвении»[1002].

Среди контролировавшихся шведами российских масонских структур особого внимания заслуживает основанная 12(23) сентября 1779 года кронштадтская ложа «Нептуна к надежде»[1003]. Возглавлял её адмирал Самуил Карлович Грейг, англичанин по национальности, перешедший в 1764 году на русскую службу из британского флота и с 1775 года занимавший должность главного командира Кронштадтского порта[1004]. Общее число её членов составляло 86 человек, в основном это были морские офицеры[1005].

План Густава III основывался на неожиданном нападении, дабы не дать России подготовиться к отпору. Однако по действовавшим тогда основным законам Швеции, король не имел права начать наступательную войну без согласия риксдага. Таким образом, следовало представить Россию зачинщицей войны.

5 июня 1788 года Густав III отправил письмо своему другу Г.М. Армфельту, в котором говорилось: «Примите все меры предосторожности, чтобы никто не мог нам приписывать вину открытия военных действий. Лишь бы один стог сена сожжён был русскими в шведской Финляндии, и этого достаточно, чтобы назвать императрицу начавшей войну, и государственный совет в Дании не будет считать себя обязанным исполнить обещание договора. Ваш дядя (командующий шведскими войсками барон Карл Густав Армфельт — И.П.) может выставить пограничные форпосты на спорной территории; тогда и того довольно, чтобы какой-нибудь задорный русский офицер затеял спор; тогда наши форпосты отступили бы, так что русские последовали бы за ними и перешли бы через границу в шведскую Финляндию; последнее можно бы считать объявлением войны со стороны России… Всё зависит от того, чтобы русские перешли границу, лучше всего, нападая на какой-либо пограничный форпост; но только, чтобы то, что должно случиться, случилось поскорее»[1006]. 13 июня шведский король повторяет свой приказ: «Теперь уже время стараться начать войну, nota bene заставить русских начать спор на границе»[1007].