Женщина растерянно озиралась по сторонам, все еще отказываясь поверить в реальность происшедшего. Привычный мир в мгновение ока перевернулся с ног на голову, отторгнув ее, и неожиданно для себя она оказалась в числе самой несчастной и отверженной категории граждан — пешеходов.
Женщина попыталась остановить две или три из проезжавших мимо машин, но те с вежливым равнодушием проехали мимо. Одна из них — открытый мустанг, в котором громко играло радио. Я бы с удовольствием добавил, что приемник был настроен на радиостанцию, крутившую старые хиты, и в тот момент оттуда доносились строки «Ну как ощущение? Ну как ощущение?». Но, наверно, тем самым я бы погрешил против истины. Даже в фантазии надо знать меру. В общем, приемник был настроен на радиостанцию, крутившую старые хиты, и в тот момент там звучала песня «Воскресная девушка» в исполнении «Блонди», что, в принципе, было не совсем уместно, потому что в тот день был четверг. Что ей оставалось делать?
Еще одно замечательно провернутое преступление. Еще один замечательный день в Городе Ангелов. И всего одна малюсенькая неправда.
Прошу меня извинить.
Глава 9
Если и есть в Англии более уродливая постройка, нежели Рантинг-Манор, значит, я ее еще не видел. Наверняка она запрятана куда-нибудь с глаз подальше — в отличие от Рантинг-Манора, который сидит себе посреди ста акров поросших лесом холмов. В прошлом поместье, занимавшее куда больше этих несчастных ста акров, являло собой гордость Оксфордшира, но несколько поколений сифилитических идиотов в их полной беспомощности довели его до нынешнего плачевного состояния: запущенный лес, поля и лужайки, перемежающиеся с результатами многочисленных попыток собрать средства на его содержание — вернее, результатами тех идей, что время от времени приходили в ту или иную умную голову. Здесь имелись и брошенные в полном забвении ярмарочные карусели, и некогда неплохой зоопарк, и — уже из более современной оперы — центр развития высоких технологий.
Единственной обитательницей последнего на сей момент была с горем пополам удерживающаяся на плаву компания по производству компьютерных игр, брошенная на произвол судьбы своими американскими партнерами и, по имеющимся сведениям, единственная во всем мире из производителей компьютерных игр, что умудрялась работать себе в убыток. А еще на территории Рантинг-Манора имелось даже месторождение нефти, с запасом черного золота никак не меньше миллиарда баррелей — кстати, можно было спокойно заключать пари, что через пару лет и оно начнет приносить убытки, так что для спасения любимого поместья его владельцам придется продавать семейные драгоценности.
От семейного серебра уже давно остались одни воспоминания, как, впрочем, и от самого семейства. Болезни, пьянство, наркотики, распутство и неисправные транспортные средства поодиночке и словно сговорившись сильно проредили ряды обитателей Рантинг-Манора, отчего число последних стремительно приблизилось к нулю.
Не хотите ли немного истории? Ну, самую малость? Само поместье ведет свою родословную с тринадцатого века, по крайней мере отдельные его части. Эти отдельные части представляют собой остатки монастыря, в котором на протяжении двух столетий усердно скрипели перьями представители ордена каллиграфов и педерастов. Но позднее на их владения наложил свою лапу Генрих Восьмой, передав то, что осталось от монастыря, одному придворному проходимцу по имени Джон Рантинг в качестве вознаграждения за грязные дела и верную службу.
Рантинг сровнял монастырь с землей и перестроил себе в удовольствие. Смею предположить, что новый дом действительно радовал глаз, — если судить по тому, к чему питали слабость архитекторы эпохи Тюдоров: здесь и мощные потолочные балки, и лепнина, и свинцовые стрельчатые окна — то есть все то, что сегодня так высоко ценим мы и что, к великому прискорбию, не слишком-то ценили потомки Джона Рантинга. И среди них в особенности викторианский магнат резиновой промышленности сэр Перси Рантинг. В 1860 году он почти все отправил на слом, а на месте старого особняка выстроил охотничий домик.
Эти викторианские «охотничьи домики» строились исключительно потому, что в то время считалось неприличным, когда богатые до противности торговцы той эпохи на людях щеголяли размерами своих пенисов. Именно по этой причине обширные пространства чистой и невинной сельской местности становились жертвами их непомерных эрекций. Внушительных размеров, рыжеватые и напыщенные, эти строения бывали украшены просторными залами для балов, огромными, величественными лестницами, бессчетным количеством башенок и зубчатых гребешков, которые сейчас можно встретить на презервативах.
С точки зрения эстетики девятнадцатый век стал просто чудовищным для Рантинг-Манора, но не успел он закончиться, как тут как тут возник двадцатый, со всеми его заумными архитектурными теориями и двойным остеклением. Главными приобретениями этого периода в тридцатые годы стали огромная бильярдная (к таким еще питали немалую слабость нацисты) и в шестидесятые — крытый бассейн, выложенный желто-фиолетовой плиткой, которую со временем украсили разноцветные комки плесени.
А вместе все это разностилье связывает общее ощущение сырости и упадка, а также неотвязная мысль о том, что найдись смельчак, который поднесет к этому дряхлому монстру спичку, пожарной команде будет делать уже нечего. Что еще? Ах да, чуть не забыл: здесь, конечно, водятся привидения.
Но довольно о полуразвалившемся здании.
Около половины одиннадцатого вечера, то есть примерно в то самое время, когда на бульваре Сансет был украден голубой автомобиль, в ограде, скрипнув, открылась небольшая калитка. Главные ворота обычно надежно запирались на ночь, но калитки, как правило, оставались незапертыми. Чтобы отпугнуть потенциальных грабителей, было достаточно того, что место пользовалось дурной репутацией. Полувыцветшая табличка на главных воротах предупреждала: «Осторожно, злая собака». Под ней чьей-то рукой было накарябано: «Почему только собака?»
В боковую калитку проскользнули две фигуры — огромного пса и невысокого мужчины. И тот, и другой заметно прихрамывали. С единственной разницей, что собака хромала на левую переднюю лапу, а мужчина на правую ногу, или, если уж быть до конца точным, не на нее, потому что правой ноги у него не было вообще. Вернее, ниже колена. Дальше у него была деревяшка, причем как минимум на дюйм длиннее его левой ноги, отчего ходить ему было не просто трудно, а чертовски мучительно.
Ночь выдалась какая-то тусклая. Луна взошла, или по крайней мере половинка луны, но даже большая часть этой половины была скрыта за облаками. Две неясные фигуры продолжали ковылять по дорожке, издалека напоминая ребенка, который тащит за собой игрушку на колесиках, только вот у игрушки явно не хватает пары колес. Так они и брели по направлению к дому. Дорожка была извилистой, она то и дело огибала вышеупомянутые неудачные и неудавшиеся начинания по спасению усадьбы.
Пес то и дело скулил и ворчал, пока хозяин наконец не склонился к нему и не отцепил поводок. Почувствовав свободу, пес испустил радостный лай и бросился на пару шагов вперед, но затем вновь перешел на ковыляющую походку, примерно такую же, что и у хозяина, только тот теперь ковылял не рядом с ним, а чуть позади. Время от времени пес останавливался, кидая на хозяина вопросительный взгляд, словно желая убедиться, что тот никуда не пропал, что все идет так, как надо, и что ничто не выскочит из кустов, чтобы наброситься на них и покусать.
Так они и шли, не спеша следуя изгибам дорожки — мужчина, втянув голову в воротник длинного темного плаща, хотя вечер был довольно-таки теплый, и хромой пес.
Через несколько минут они миновали вход в зоопарк, содержать который было сущим разорением для обедневшего поместья. Животных в нем почти не осталось: пара коз, цыпленок и капибара, самый крупный представитель семейства грызунов. А еще в этот момент в зоопарке гостил один постоялец, которого поместили сюда, пока его постоянное место жительства в Чэтсфилдском зоопарке закрылось на ремонт. Десмонд — а постояльца этого звали Десмонд — прибыл сюда всего пару недель назад, однако его прибытие вызвало переполох в соседней деревушке Литтл-Рэнтинг. Впрочем, ничего удивительного.
Итак, человек и пес миновали вход в зоопарк. Пройдя мимо, они чуть приостановились, затем обернулись, затем вернулись к воротам и присмотрелись внимательнее. Низкие деревянные ворота, которые в это время суток по идее должны были быть крепко заперты, стояли нараспашку. Пес заскулил и принялся рыть землю, которая и без того казалась какой-то подозрительно рыхлой. Мужчина подковылял к воротам и принялся всматриваться в темноту.
Невысокие строения стояли погруженными в кромешную тьму. Огонек светился лишь в сторожке Роя Харрисона, смотрителя, прибывшего сюда из Чэтсфилдского зоопарка вместе со своим подопечным. Ни единого звука. Ничего подозрительного. Но почему тогда открыты ворота? Может, ничего особенного в этом нет. Кстати, о чем бы вы ни спросили мужчину, он бы наверняка вам ответил, что в том или ином нет ничего особенного. Тем не менее он негромко подозвал к себе пса, и оба проковыляли в ворота, после чего мужчина закрыл их за собой. Медленно, едва ли не на ощупь, они двинулись по гравийной дорожке к единственному источнику света — временному пристанищу Роя Харрисона.