Робертино, а ты заходи.
Поближе познакомимся. Ты мне нравишься^ понял? И меня... все пацаны, кто знает, очень даже любят! — Денис Петрович широко улыбнулся.
Они медленно спускались по деревянной шаткой лестнице. Милка — впереди, за ней Гаврош, последним — Робка. Молчали. Один раз Милка оглянулась, пытаясь увидеть Робку, но встретила глаза Гавроша.
- Давай, давай, топай... — хищно усмехнулся он. — Без оглядки.
Вышли во двор, так же медленно направились к подворотне. Гаврош шел рядом с Милкой, а Робка плелся сзади в двух шагах от них, проклиная себя. В подворотне Гаврош резко обернулся, схватил Робку за отвороты куртки и сильно ударил об стену, прижал к ней, задышал в самое лицо, обдавая сильным запахом перегара:
- Я тебе сказал, что она моя? Сказал или нет? — В другой руке у него блеснуло лезвие ножа, и острие больно вонзилось Робке в живот.
Робка задохнулся, ощущая, как острие все сильнее врезается в него. Другой рукой Гаврош стягивал у горла отвороты куртки. Милка втиснулась между ними, быстро спрашивала:
- А ты что, купил меня, да? За сколько купил? Гаврош отшвырнул ее, процедил угрожающе:
- Милка... Напросишься…
- В магазин опоздаешь, Гаврошик... — через силу улыбнулась Милка и опять втиснулась между ними, погладила ладонью по щеке, улыбнулась. — Кончай, Витенька. Ну что ты как маленький... Денис Петрович рассердится.
- Пусть он уйдет! — потребовал Гаврош. — Или я его угроблю! — Он отвел руку с ножом для удара, глаза заволокла пьяная бесшабашная муть — в такие минуты
Гаврош делался страшным. Рука, стягивающая отвороты куртки, ослабла, и Робка вырвался, отступил на шаг.
- А братан его вернется, что делать будешь? — по-прежнему ласково спросила Милка.
- С братаном мы дотолкуемся, будь спок! Он не такой, как этот... фраер дешевый. — И Гаврош презрительно сплюнул.
- Успокойся, Витюша, не надо... — Милка опять погладила его по щеке, взяла за руку. — Я ж с тобой... все нормально... Пойдем, пойдем в магазин.
- Слышал, ты?! — крикнул Гаврош. — Че ты ходишь как хвост? Бесплатное приложение к журналу «Крокодил»! Ты мужик или дерьмо на палочке? Надо бы уйти, повернуться и уйти, но Робка стоял словно пригвожденный. Стоял, опустив голову, ощущая звон в ушах. Нету у тебя никакой гордости, Робка, тебе в лицо плюют, а ты утираешься и молчишь…
Гаврош взял Милку за руку, и они пошли из подворотни на улицу. Робка как привязанный двинулся за ними. Гаврош оглянулся, покачал головой:
- Вот гад, а? Идет, хоть бы хны!
Они прошли по улице до перекрестка. Гаврош остановился, глянул на Робку и покачал рукой:
- Тебе туда, Роба. Будь здоров.
- Он меня проводит, — вдруг сказала Милка, отступив на шаг.
- А плохо ему не будет? — спросил Гаврош, и снова нож блеснул у него в руке.
- Только попробуй тронь его! — Милка тоже сорвалась, голос зазвенел до крика. — Только попробуй!
- И что будет? — двинувшись на Робку, спросил с усмешкой Гаврош.
- Я тебе... глаза выцарапаю!
- Ух ты-и... — Гаврош остановился. — Жуткое дело…
- До свидания, Мила, — сказал Робка. — Ты извини... — и он свернул в переулок, быстро пошел не оглядываясь. Был вечер, было тепло, со дворов, укрытых кронами тополей и кленов, слышалась разная музыка, встречались редкие прохожие, и не было им никакого дела до страданий Робки, вообще до него не было никакого дела — жив он или помер, голоден или сыт, плохо ему или хорошо…
А Милка и Гаврош шли по улице. Гаврош прикурил папиросу, покосился на Милку, спросил:
- Ты че это, серьезно?
- Ты про что? — думая о своем, спросила, в свою очередь, Милка.
- Что глаза из-за этого... выцарапаешь?
- Выцарапаю... — кивнула Милка.
- Как это, Милка? — опешил Гаврош. — Я тебе кто?
- Никто…
- Ты не права, Милка, — нахмурился Гаврош и повторил, подумав: — Ты не права, гадом буду.
- Никто, — твердо повторила Милка, не глядя на него.
- Э-эх ты-ы, шалава... Думаешь, я тебя не люблю? Думаешь, я просто так с тобой, да?
- Никто... — в третий раз проговорила Милка. — И ты мне не нужен.
- А кто тебе нужен? Этот... Робертино сопливый?
- Никто мне не нужен.
- Врешь... Бабе всегда мужик нужен. Только настоящий мужик, а не какое-нибудь барахло.
- Ты, конечно, настоящий? — усмехнулась Милка.
- А какой же? Ну говори, чего хочешь, — все сделаю, Милка, законно говорю! Сдохну, в натуре, а сделаю! Они в это время подошли к гастроному, остановились у дверей. Милка глянула на большие часы, висевшие на ржавом железном кронштейне у входа:
- Беги, десять минут осталось.
Гаврош юркнул в магазин. Зал был большой, светлый. Сквозь стеклянную витрину была видна Милка на улице. Гаврош огляделся — покупателей никого.
И в винном отделе не видно продавца.
- Эй, бабы! Вы че, все ушли на фронт? — позвал Гаврош и, опять оглядевшись, вдруг увидел, что в кассе тоже никого нет. Он шагнул поближе, заглянул через стекло. Кассовый ящик был наполовину выдвинут, и в ячейках лежали пачки банкнот разного достоинства: десятки, четвертные, полсотенные и сотенные с Кремлем на набережной. Гавроша будто током ударило. Он опять оглянулся по сторонам, задержал взгляд на Милке, стоявшей на улице. Даже пот высту пил на лбу, и в голове сделалось пусто — только одна мысль ярко, будто молния, пронзила его: «Это деньги! Бери!!» Гаврош резко распахнул дверь кассы, начал хватать пачку за пачкой, совал их за пазуху. Одна пачка полсотенных упала на пол. Гаврош нагнулся, ударившись лбом о выдвинутый кассовый ящик, слетела кепка. Он глухо выматерился, схватил пачку, кепку, выпрямился, тяжело дыша. Прошло от силы минуты две-три. Зал магазина был по-прежнему пуст. Гаврош задвинул наполовину опустошенный ящик, выскочил из кассы, ринулся к дверям, потом опомнился, пошел медленнее. Вышел на улицу, позвал хриплым от волнения голосом:
- Пошли, Милка.
Милка подошла, взглянула на него и почуяла недоброе — вид у Гавроша был какой-то сконфуженный, на лбу заметно краснело пятно.
- Что это у тебя? — спросила она, указав на пятно, которое стало медленно превращаться в шишку.
- А, об дверь стукнулся, к тебе торопился, — криво усмехнулся он и заторопился по улице. — Пойдем, в другом магазине отоваримся.