не поверил своим глазам – бледный мутноватый луч нащупал в нижней части лаза, в трёх-четырёх метрах от него, смутно видневшийся чёрный провал! Димон, чаще задышав от волнения и ощутив прилив мгновенно вспыхнувшей надежды, зафиксировал пучок света на нежданно-негаданно представшем перед его взором ещё одном отверстии – очевидно, боковом ответвлении тоннеля, по которому они уже так долго и так безуспешно ползли. Правда, этот новый ход, по всей видимости, вёл вниз, в глубь земли, то есть совсем не туда, где стремились оказаться измученные, полумёртвые спутники, уже почти не чувствовавшие своих онемелых, затёкших тел. Но всё же это было кое-что, хоть какой-то новый путь. А любой новый путь – это новая надежда. Осуществится она или нет – неизвестно, но даже эта минутная её вспышка, пусть даже обманчивая, – это всё-таки лучше, чем лютое, мертвящее отчаяние, владевшее им только что. И, как знать, может быть, этот внезапно возникший перед ними сторонний лаз, вроде бы ведший вниз, в конце концов каким-то необыкновенным образом выведет их наверх, на поверхность земли? Туда, где светит солнце и веет ветер, где шумит листва, поют птицы и со всех сторон несутся обильные, многообразные звуки жизни. Где нет этой угнетающей, давящей могильной тишины, от которой недолго сойти с ума. Где можно дышать полной грудью и не бояться, что следующий вздох может стать последним. Где можно жить… просто жить…
Хаотичные, скученные мысли и чувства, нахлынувшие на Димона вместе с нежданной надеждой на спасение, были прерваны какими-то странными звуками, вдруг донёсшимися из глубины тоннеля. Это было не то рычание, не то чавканье, не то клацанье зубов. А вернее, всё это разом. Могло показаться, что там, в расстилавшейся поблизости непроглядной тьме, притаился неведомый подземный зверь, почуявший приближавшуюся к нему добычу и выражающий по этому поводу бурную голодную радость.
Впрочем, Димон в первое мгновение ещё не хотел верить в это. Это было слишком страшно. Переход от мимолётной, призрачно блеснувшей надежды к новому неимоверному ужасу был чересчур резок. Димон поднял глаза и с замиранием сердца вгляделся в застывшую впереди чернильную темень.
И содрогнулся от дикого, облившего душу страха. Из мрака на него взглянули чьи-то круглые огненно-красные глаза, мрачно сверкнувшие хищным плотоядным огнём. И почти одновременно снова, на этот раз более явственно, лязгнули зубы неизвестного подземного существа.
Димон раздумывал совсем недолго, считанные мгновения, – он знал, что у него не было времени на размышления, на обдумывание ситуации и поиск выхода из неё. Ему некуда было бежать – он был стиснут со всех сторон плотной осыпающейся землёй. Путь назад тоже был отрезан – там точно так же был заключён в тесном земляном плену его полуживой, задыхающийся товарищ, ещё ничего не знавший о нависшей над ними новой смертельной угрозе. Он был в западне. Путь был только один – добраться, если получится, до только что обнаруженного им, черневшего впереди провала и, отдавшись на волю случая, прыгнуть туда. Шансы на удачу невелики – ведь при этом ему придётся практически вплотную сблизиться с загадочным врагом, который тоже наверняка не будет сидеть на месте, – но выбора всё равно не было. Или попытаться в отчаянном порыве спастись, или спустя несколько секунд, вероятнее всего, быть разорванным рычащей красноглазой тварью.
Димон сосредоточился, напрягся, как пружина, метнул острый, казалось, пронзавший тьму взгляд на горевшие в ней пунцовые, очевидно налитые кровью глазищи и рявкнул что было сил:
– Миша, за мной!!!
И, так и не решившись направить свет фонаря на таившегося в подземном мраке монстра, ринулся вперёд и, в мгновение ока достигнув темневшей в нескольких метрах от него округлой ямы, очертя голову низринулся в неё.
Что касается Миши, то он действительно ни о чём не подозревал. Он не мог видеть то, что узрел и чего до смерти испугался ползший перед ним и загораживавший для него обзор спутник. А потому он очнулся от начинавшего сковывать его душного забытья, лишь услыхав истошный Димонов крик и заметив, что приятель после долгой неподвижности вдруг резко задвигался, устремился вперёд и внезапно исчез. И, ничего не понимая и не пытаясь понять, а просто автоматически подчиняясь призыву напарника и следуя его примеру, Миша тоже зашевелился, задвигал окостенелыми членами и, вздыхая и охая, пополз по проторённой Димоном дорожке, не представляя, куда и зачем он ползёт.
Не без труда одолев несколько метров, он очутился у края довольно обширной ямы, внезапно перегородившей ему дорогу. Поневоле остановившись, он изумлёнными, округлившимися глазами осмотрел её неровные, обрывающиеся края, чуть обозначенные притушенным отсветом валявшегося рядом фонаря. Потом заглянул в её непроницаемую тёмную глубину, в которой уже ничего нельзя было разобрать. И, наконец, вдруг уловив поблизости какие-то неясные звуки, в ещё большем недоумении поднял глаза…
И задохнулся от смятения и ужаса. По другую сторону провала сидело на корточках, ссутулившись и чуть пригнув голову, какое-то невообразимое, безобразное чудище, частью покрытое редкой свалявшейся шерстью, клочками торчавшей в разные стороны, частью сероватыми проплешинами, похожими на лишай, обнажавшими сморщенную ноздреватую кожу, свисавшую дряблыми мешочками. У существа были широкая, лишённая растительности грудь, угловатые, чуть покатые плечи, длинные худые руки, оканчивавшиеся тонкими костлявыми пальцами с острыми загибающимися когтями, вонзившимися в землю и ковырявшими её.
Но всё это Миша заметил лишь мельком, краем глаза. Прежде всего в глаза ему бросилась голова чудовища – массивная, шишковидная, заросшая косматым беловатым пухом, с узким морщинистым лбом и удлинёнными, заострёнными на концах ушами. Носа не было; вместо него чернело бесформенное углубление с двумя вывороченными ноздрями. Лицо – если это можно было назвать лицом – кривилось в злобной змеиной ухмылке, искажавшей и без того отвратительные черты, особенно крупный безгубый рот, усеянный частыми, острыми, как иглы, зубами, с которых капала мутная вязкая слюна. И по-прежнему неугасимым багровым огнём горели большие, широко расставленные глаза, сверлившие Мишу пронзительным, заглатывающим взглядом.
Несколько мгновений они, не отрываясь, смотрели друг на друга. Оцепенелый, обездвиженный, остолбеневший и помертвелый от невыразимого, дремучего страха человек и неописуемое, ни на что не похожее нечто, жуткое и омерзительное, выбравшееся, казалось, из самой преисподней. После чего Миша, теряя сознание, пошатнулся, бессильно взмахнул руками и, не издав ни звука, рухнул в разверзшуюся перед ним чёрную бездну, в которой незадолго до этого исчез его приятель.
XVIII
Очнувшись спустя какое-то время, друзья долго не могли понять, где они и что с ними. Свежие воспоминания продолжали роиться в их головах, затемняя сознание и сбивая с толку. То им казалось, что они по-прежнему сидят