– Вот это надобно запомнить, – сказал Петруха.
Герцог все утро пробыл в Виндавском порту, потом поехал обедать в свой здешний замок, что стоял на левом берегу реки, между городом и портом. А Петруха с Ивашкой опять разбежались, помня, что хрупкое перемирие нужно оберегать и не слишком надоедать друг дружке. Им еще предстояло вместе ехать обратно в Гольдинген и вместе сообщать Шумилову добытые сведения.
* * *
Они встретились в назначенном месте и пешком пошли туда, где их ждали два бахмата. Коней они оставили в корчме на пильтенской дороге, примерно в трех верстах от верфи. До Гольдингена было, по их соображению, с полсотни верст. Они рассудили так – если выехать засветло, можно к закату одолеть не меньше двадцати верст; потом дать себе и лошадям отдых, поспать, завернувшись в епанчи, а незадолго до рассвета, с третьими петухами, снова – в седло, и тогда уж без остановок – до Гольдингена.
Сколько можно было, они ехали пильтенской дорогой, миновали Пильтен и стали вспоминать, где была переправа через реку Виндаву. Когда двигались от Гольдингена к городу Виндаве, переправу нашли скоро – потому, что были знающие попутчики. А в вечернее время и спросить-то не у кого, дорога пустынна и темна. Разумеется, стали искать виновника этой беды; разумеется, поссорились. Кое-как уговорились ночевать на лесной опушке, а перед рассветом пуститься в путь, сельские жители встают рано и подскажут верное направление.
Они выбрали такой сложный путь, чтобы не слишком бросаться в глаза. Можно было доехать от Гольдингена до Виндавы и прямой дорогой, но прямая была многолюдной, и два бородатых парня в странных кафтанах слишком бы привлекали внимание. Пожалуй, кое-кто и принял бы их за поляков, каких в здешних краях бывало немало, опять же – по случаю войны в Курляндию пришли беженцы, но человек, водящий с поляками знакомство, уж не ошибся бы.
Ивашку разбудили петухи. Видимо, за рощицей была усадьба. Небо посветлело настолько, что уже можно было собираться в дорогу. Петруха никак не мог проснуться, и Ивашка решил не трогать его, пока не будет съедена горбушка серого хлеба, присыпанная серой же солью. А вот воды, чтобы запить, у него не было.
Ивашка, городской житель, не так уж часто ночевал в лесу, укрывшись епанчой. Под забором, в лопухах – бывало раньше по пьяному делу. Но, попав в Посольский приказ, он себе таких шалостей уже не позволял. Утренний лес с птичьей перекличкой был для него дивом дивным, а кустик земляники перед самым носом – радостью несказанной. Однако не только птицы перекликались – Ивашка уловил далекие голоса. Кто-то шастал по лесу, и Ивашка сперва заподозрил охотников, потом сообразил – охотники не орут, а дуют в рожки. Он недавно сопровождал Шумилова, который в свите боярина Тюфякина поехал на герцогскую охоту. Боярин сперва был рад – будет чем похвалиться в Москве, с самим герцогом охотился. Но день в седле, дело обычное для молодых курляндских баронов, дался ему с таким трудом, что еле довезли страдальца до шатра. Шумилов по этому поводу высказался среди своих:
– Дал Бог честь, так сумей ее снесть.
И даже не улыбнулся, чтобы подчеркнуть собственное ехидство.
Завтракал Ивашка, закутавшись в епанчу, так что одна рожа и рука с горбушкой торчали. Прислушиваясь к голосам, он вертел головой, как птица, и вдруг понял – это действительно охота, потому что сквозь кусты пробирается какой-то крупный зверь; статочно, кабан. И зверюга уже совсем близко.
Пистоли были в седельных ольстрах, а бахматы, не расседланные, лишь с ослабленными подпругами, паслись шагах в десяти от Ивашки. Он сам не понял, как, выпутавшись из тяжелой епанчи, мгновенно оказался у своего коня.
Держа двумя руками пистоль, Ивашка вглядывался в лес и слушал шорох. Одновременно он вспоминал, что рассказывали бывалые охотники про медвежью охоту: не бойся зверя, когда он на задних лапах, бойся, когда несется к тебе на всех четырех. Однако – водятся ли в этой части Курляндии медведи? Насчет кабанов Ивашка знал точно – имеются, и лось может выйти из чащобы, и волки наверняка где-то тут бродят…
Когда за листвой появилось что-то черное, у Ивашки хватило мужества не стрелять сразу.
Споткнувшись о корень, из кустов выпала черная фигура – явно человеческая.
– Монах? – сам себя спросил изумленный Ивашка. Кто бы еще мог слоняться по лесу в долгополой одежде?
Фигура приподнялась на локте, и он увидел безбородое лицо.
– Баба?!
– Спасите меня… – по-немецки прошептала женщина.
– Ты кто такова? – по-немецки же спросил Ивашка.
– Я монахиня ордена бегинок… За мной гонятся, хотят меня убить…
– За что?
– Они думают, что я убила человека. Ради Христа – спасите!
Отказать Ивашка не мог.
– Они далеко?
– Скоро будут здесь. Они – верхом, их шесть человек.
Думал Ивашка недолго.
– Ложитесь сюда, – велел он. И, накрыв женщину епанчой, сам сел ей на ноги.
Минуты не прошло, как на опушку выехал всадник – седой, всклокоченный, в тусклом железном шлеме и рыжем кожаном камзоле, который был чуть ли не под мышками опоясан широким красным шарфом.
– Вы кто такие? – спросил он Ивашку и проснувшегося Петруху.
– Мы московиты. Исполняли поручение нашего господина… – и Ивашка назвал князя Тюфякина.
– Поручение?
– Да, письмо его высочеству везли, теперь возвращаемся.
– Женщину не видели?
– Женщину, в лесу? Петер, ты женщину тут не видел? – спросил Ивашка Петруху.
– Только во сне, – отвечал Петруха.
– Точно ли не видели?
– Как Бог свят! – Петруха широко перекрестился.
– Увидите – постарайтесь задержать и доставить в Гольдинген, будет награда. Сразу ведите в замок. Она – преступница, мужчину убила. Ганс, тут ее нет! – вдруг заорал всадник. – Она может уйти вдоль реки, скачи к берегу!
Он развернул коня, и тот тяжело поскакал прочь от опушки.
– Баба у него сбежала? – спросил не совсем проснувшийся Петруха. – Ну и поделом дураку – мечется по лесу, спать не дает…
Ивашка похлопал по епанче – там, где, по его мнению, было плечо женщины.
– Вылезайте, сударыня, – сказал он и встал.
– Что?.. – Петруха вытаращил глазищи на монахиню. – Так она тут была? Ну и сволочь же ты, Ивашка! Я ж поручился, что ее тут нет!
– Вольно тебе было ручаться! Кто тебе велел?!
Началась обычная перебранка на чистом русском языке.
– Ты как знаешь, а я ее в замок отвезу! – наконец заявил Петруха. – Еще нам преступных баб недоставало!