– Вот как! – Виталий с обидой поднял брови. – А мне казалось, за это время ты могла бы привыкнуть к мысли, что рядом с тобой кто-то есть. Или ты жила со мной и меня не замечала? Я для тебя – пустое место?
– Нет, конечно. Извини. Просто ты ведь мне чужой…
– И я еще чужой?!
– Не в том смысле. Я хотела сказать, чужого рода… и я даже не знаю какого, ты был ничем со мной не связан и даже не знал, кто я. У тебя не было передо мной никаких обязательств, я это хотела сказать, а вовсе не чтобы тебя обидеть. – Девушка потерлась щекой об его давно не бритую щетину и ойкнула. – Какой же ты колючий!
– Тебе не нравится?
– Нравится. Ой… Щекотно! – Она тоже охотно отвлеклась от неприятной темы.
– Вот уж не думал, что ты боишься щекотки. – Просунув руку за ворот туники, молодой человек принялся ласкать возлюбленной грудь.
– В самом деле, щекотно!
– Только щекотно?
– Ну… не только…
А ушлый гладиатор уже задирал подол туники…
– Погоди, тут же люди кругом. Слышишь, голоса!
– И что с того? Ты взрослая женщина, и никто из них не вправе тебе указывать, как себя вести.
Алезия вздохнула и было помрачнела от этого намека на ее сиротство, но быстро прогнала печаль и, видимо, решила пользоваться преимуществами моральной свободы, которую в этом мире дает одиночество. И вот уже оба принялись тяжело дышать…
– Ах… дай-ка, поглажу журавлика… Не щекотно?
– Не-ет… не-ет… не-е-ет…
Жаркие губы… Горячая кожа, шелковая, гладкая, нежная… Жаль, не видно глаз… Зато слышны стоны… А кругом – нереальная тишина, уносящая к звездам.
Но это только так казалось. Едва Виталий пришел в себя и расслабленно вытянулся, как окружающий мир вернулся и загомонил за полотняными стенками шатра.
– Иди-ка, парень, сам. Что ты тут расселся?
– А то, что это мое место! Да и командир приказал за этими присматривать на всякий случай.
– Да чего за ними присматривать? Не слышишь, чем они там занимаются? Ой, а давай-ка и я с тобой здесь посижу. Больно уж интересно.
– Завидно тебе, а не интересно!
– А тебе, что ли, нет?
– Шел бы ты отсюда, а?
– Ладно, ладно, не кипятись, слушай себе дальше! Всю ночь будешь тут сидеть?
– Я в тебя сейчас чем-нибудь кину! Чем-нибудь тяжелым и тупым.
– Своей башкой, что ли?
Послышалась возня, крики, смех, звуки ударов, потом быстро удаляющиеся шаги.
– Ты что застыл-то? – Алезия повернулась.
– Так… слушаю. Похоже, жизнерадостный господин в строгом черном плаще приставил к нам соглядатая.
– Скорее слушателя. О-о-о, думаю, мы сегодня не дадим ему спать! Бедный парень!
– Звучит заманчиво. Для меня, конечно, не для него. Что ты смеешься? Опять щекотно, что ли?
– Нет-нет, не щекотно… ой!
И снова жар переплетенных тел, и вздохи, и хлынувшее через край неземное блаженство… Не видать покоя бедняге часовому, а ночь ведь еще только началась.
– Хочу попросить тебя помочь мне, – прошептал Виталий, когда наступила очередная передышка.
– В чем?
– Нет чтобы сразу сказать: конечно, помогу, милый.
– Конечно, я помогу тебе, милый… – поцеловав возлюбленного в щеку, послушно повторила девушка. – И не только потому, что ты помог мне. Что тебе нужно?
– Незаметно проникнуть в усадьбу Думнокара Римлянина.
– Она же разрушена! Чего тебе там нужно?
– Один мой друг когда-то там кое-что спрятал.
– Римские золотые монеты?! Понимаю… – Алезия усмехнулась. – Только не очень-то удобное ты выбрал время.
– Я сейчас не стану их забирать, просто хочу убедиться, что они на месте, перепрятать получше. Другого шанса может не выпасть, а ведь ходят тут всякие – то римляне, то галлы…
– Если мы больше сюда не попадем, то какая тебе разница, хорошо они будут спрятаны или плохо? Ты ведь все равно не сможешь их забрать!
– Глупая ты женщина! – с нежностью сказал Беторикс. – Хорошо спрятанным золотом хозяин сможет воспользоваться на том свете. А плохо спрятанного золота я не увижу ни в этой жизни, ни в той. Поняла теперь?
– У вас такие обычаи? Все-таки ты германец!
– Так ты поможешь мне?
– Помогу… – вздохнув, тихо промолвила девушка. – Но хочу, чтобы ты знал: я теперь очень опасная спутница.
– Я тоже не погулять вышел, – Беторикс ласково погладил возлюбленную по плечу.
– Что надо делать? Наверняка ты уже все продумал.
Некоторое время Алезия слушала молча, потом воскликнула:
– Бедный мальчик! Я про часового. А в целом замечательно придумано. Никогда в жизни я так не веселилась, как с тобой! И все же чувствую, ты чужой. Не только мне – всем галлам. Да и римлянам. Ты какой-то совсем не такой, как мы. Ты думаешь и воспринимаешь мир совершенно иначе, у тебя в голове все перевернуто, будто ты пришел с того света, если не откуда-то дальше… Тсс!!! Идет кто-то!
– Наверное, часового меняют, нашего страдальца.
Снаружи послышался приглушенный смех, перешедший в откровенный гогот.
– Калидр, эй! Как там тебе стоится?
– Да идите вы…
– …в овечью задницу! – вспомнив римлян, смачным шепотом дополнил Виталий.
– Калидр, а Калидр, – продолжали хмыри у шатра: видать, очень им нравилось дразнить часового. – Ну, что они там делают? Расскажи нам, а то мы не слышали.
– А еще лучше, покажи.
– Мы поможем!
– Да идите вы! – завопил выведенный из себя часовой, и вновь поднялся шум потасовки, перемежаемой заливистым ржанием.
Идти нужно было под утро, едва рассветет, и столь же быстро вернуться. Виталий хотел одного: заглянуть в эргастул, то есть помещение для рабов, располагавшееся на том же месте, где на ферме в его времени стоял дровяной сарай. До усадьбы и полкилометра не будет, поэтому успеть туда и обратно можно было за полчаса. Боясь проспать рассвет, гладиатор почти не сомкнул глаз. А как только в шатер проник первый проблеск зари, толкнул Алезию.
– Да помню, я, помню, – спросонья отозвалась та. – Иди уж. Только поспешай, ладно?
Ужом выскользнув из шатра, Виталий откатился в кусточки и внимательно осмотрелся: у костра перед входом в шатер маячила унылая фигура отчаянно сонного часового. Вот прошелся, посматривая вокруг, остановился у полога, прислушиваясь… И, услыхав характерные стоны, отошел, снова уселся на плоский камень, подбросил в костер хворост. Галлы почти все такие, беспечность – их национальная черта. Непобедимые легионы проконсула Гая Юлия Цезаря висят на хвосте, а Верцингеторикс не особенно-то и спешит. Почему? Выказывает презрение противнику? Очень может быть, легионы-то на поверку оказались не такими уж и непобедимыми – Герговию взять не смогли, мало того – отступили. И если бы не беспечный галльский характер, если бы Верцингеторикс умело организовал преследование, кто знает, где бы сейчас был Цезарь? Дожил бы до мартовских ид?
Проскочив по оврагу, Тевтонский Лев выпрямился и побежал к орешнику, за которым в зыбком предутреннем тумане виднелись полуразрушенные стены усадьбы. По виду было весьма похоже на бывшую совхозную ферму, превратившуюся в развалины за смутные годы реформ. Битый кирпич, тут и там разбросанные камни, закопченные остатки колонн – для полноты впечатления не хватало только выцветшего плаката с лозунгом типа «Наша цель – коммунизм».
А вон и эргастул! Виталий устремился было к нему, но позади у оврага раздался некий шум, будто кто-то упал, неловко запнувшись за корягу. Или показалось? На всякий случай Беторикс бросился в траву и распластался за большим камнем, нервно вслушиваясь в предутреннюю тишину.
Вот прошелестел и стих чей-то злой шепот… Или просто ветер играет листвой? А вот цикады, и ранняя трель жаворонка… Спокойно все, мирно, и никого здесь нет, кроме Виталия Замятина, бывшего гладиатора и будущего кандидата наук. Если у него действительно будет то будущее, которое он себе было запланировал. Но, как говорится, если хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах.
Не в силах дальше терпеть неизвестность, Виталий поднялся, посмотрел в бледное небо с узенькой оранжевой полосой, размашисто перекрестился и решительно зашагал к эргастулу. Волнуясь, постоял, помял крапиву… И рванул дверь! А сердце так билось, что, казалось, вот-вот вырвется из груди и заживет своей отдельной жизнью.
Эргастул оказался совершенно пустым. Виталий грустно хмыкнул: интересно, а что он вообще тут надеялся увидеть? Или кого – Весту? Васюкина? Или участкового уполномоченного? Пожалуй, встреча с последним обрадовала бы Виталия сильнее всего.
Снова показалась, будто за спиной снаружи мелькнула быстрая тень. Беторикс вздрогнул и обернулся – никого. Это всего лишь тень от сосны, растущей за разрушенной оградой, ведь солнце уже взошло.
В это время первый утренний лучик, яркий, игривый и радостный, проник сквозь распахнутую дверь и упал на противоположную стену, осветив крупные яркие буквы: