шатаясь на ногах. – Что мы делаем?
Как оказалось, они занимались взломом и проникновением.
Дом, о котором шла речь, был уютным колониальным домиком из беленого кирпича и каменной брусчатки, с ухоженным садом, усеянным кустами, которые кто-то любовно прикрыл рогожей, чтобы уберечь от морозов. Подъездная дорожка была пуста. Отдельно стоящий гараж с закрытыми окнами и скатной крышей, пустые цветочные ящики, подготовленные к весне, тоже были пусты.
– Я не знаю, – сказал Делейн, глядя на него сверху.
– Сейчас не время для раздумий. – Колтон положил руку ей на поясницу и повел за собой по мощеной дорожке.
– Я просто не уверена, что мне удобно врываться в чей-то дом.
– Почему? – Они дошли до входной двери, и он дернул ручку, обнаружив, что дверь предсказуемо заперта. – Ты вломилась в мой.
– Я уже говорила тебе, – запротестовала она, пиная каменную жабу на ступеньках, – дверь была открыта.
– Нет, – сказал он и достал из кармана связку ключей. – Не была.
Он вставлял несколько ключей в замок, пока не нашел подходящий. Со скрипом дверь распахнулась. Колтон сделал небольшой магический взмах и поманил Лейн рукой.
– Я должна быть впечатлена? – Она уперлась каблуками. – У тебя все время был ключ. Чей это дом?
– Просто заходи, – сказал он. – Пока соседи не решили, что мы подозрительно себя ведем.
В тесном фойе с ковровым покрытием она оказалась лицом к лицу с огромным ассортиментом животных из граненого стекла. Они сидели в стеклянных витринах, улыбаясь антропоморфными стеклянными улыбками, подмигивая в свете позднего утра. Она передвигалась по помещению на носочках, чувствуя, как по коже бегут мурашки, которые не имели ничего общего с декором. Это был запах. Антисептическое жжение. Восковой свечной расплав.
А под ним стойкий запах чего-то гнилого.
– Чей, ты сказал, это дом? – спросила она, осматривая картину на стене. Это была аккуратная картина в пастельных тонах, на которой были изображены три чешуйчатые наяды, загорающие в мелком озерце.
Ответ Колтона раздался с середины лестницы:
– Я не говорил, – сказал он. – Хватит бездельничать, у нас мало времени.
Наверху холл был застелен таким же ковром, а стены отделаны панелями из темного дерева, устаревшими на несколько десятилетий. Колтон провел ее мимо комнат с закрытыми дверьми, подбадривая наставлениями, произнесенными шепотом. За третьей дверью раздался одиночный стук. Отчетливо слышался скрежет ногтей по дереву.
– Что это было? – Делейн резко обернулась.
Колтон, казалось, ничего не заметил.
– Ты худший вор всех времен и народов. – Он ткнул ее пальцем в бок. – Иди к последней двери слева.
Она подумала, что, должно быть, ослышалась, когда в коридоре позади них раздалось хихиканье, низкое и задорное. Волоски поднялись у нее на шее. Оглянувшись на Колтона, она прошептала:
– Я больше никогда никуда с тобой не пойду.
– Ты это не серьезно. Сюда.
Он поторопил ее, уводя в широкий, хорошо освещенный кабинет. Помещение было скудно обставлено, за исключением двух выдающихся элементов. Один письменный стол стоял на месте перед широким эркером, в котором не было ничего, кроме одинокой колыбели Ньютона. В центре комнаты возвышался единственный белый постамент.
– На столе кое-какой предмет. – Колтон попятился назад, зависнув на пороге. – Я хочу, чтобы ты взяла его.
– И что ты собираешься делать? Стоять там, как Дракула? – Она хмуро посмотрела на него.
– Мне нельзя входить. – Это было признание, пусть и туманное. Признание, пусть и небольшое. В его глазах появилось что-то широко раскрытое и отчаянное. – Делейн, пожалуйста. Просто возьми это.
– Хорошо, – сказала она. – Хорошо, я иду. – Она осторожно ступала, под ее ногами скрипело старое твердое дерево. Опора стола была из цельного дуба, сверху увенчанная витриной из прозрачного стекла. Внутри витрины лежала подушка из мятого черного бархата.
И там, в центре, лежал один-единственный осколок кости. Она в замешательстве посмотрела на него.
– Что это?
Делейн ожидала, что ее встретит молчание. Вместо этого Колтон сделал еще одно неохотное признание:
– Ты написала слово на стене дома. Sequestrum.
При этом воспоминании ее пробрала дрожь.
– Что оно означает?
– Это разновидность некроза, – сказал он. – Современный латинский термин для обозначения куска мертвой кости, отделенной от чего-то живого.
– Мерзость. – Она придвинулась ближе, ее дыхание веером пронеслось над футляром. – И я думала, что коллекция стекла внизу была жуткой. Откуда эта кость взялась?
– Это моя.
Пораженная, она подняла на него глаза. Делейн увидела, что он проверяет свои часы, его палец отбивал такт, отсчитывая секунды.
– Давай поторопимся, – сказал он. – У нас мало времени.
Она осторожно подняла стекло с вершины опоры. Оно оказалось тяжелее, чем она ожидала, и Лейн чуть не уронила его. Отложив его в сторону, она обратила внимание на осколок кости. Он был длиной с мизинец и изогнут, как разделочный нож, а его кончик был достаточно острым, чтобы резать. Осколок раскололся, как дерево под топором.
Взгляд Колтона буравил ее, пока она отрывала кость от маленькой подушки. И тут же ощущение от нее отозвалось в ее коже веселым, призрачным пульсом. Она оглянулась на Колтона и увидела, что он тяжело дышит, а его глаза потемнели. Где-то в доме что-то начало топать ногами. Все быстрее и быстрее, звук был тоскливым и ликующим.
«Убирайся, – прозвучал в ее голове голос, громкий и близкий. – Убирайся сейчас же».
– Колтон?
Он моргнул, взгляд прояснился, дыхание выровнялось. Его глаза нашли ее.
– Пойдем, – сказал он.
Они были на полпути домой, деревья проносились мимо окон в прожилках темноты, когда Колтон наконец заговорил. Она сидела на пассажирском сиденье, сложив руки на коленях, с забавным осколком кости в раскрытой ладони. Он гудел в ее коже. Он гудел во всей ее душе.
– Оставь себе, – сказал Колтон, испугав ее.
– Что? Почему?
– Потому что я не могу, – объяснил он, – и кто-то должен забрать его. Кто-то, кому я могу доверять. Кто-то, кого я… – Его горло сжалось в комок. – Оставь себе, – повторил он.
Делейн смотрела на него через салон. Она подумала о ямочке на его ребре, о немыслимой расщелине вдоль изгиба его кости.
– Чей это был дом, Колтон?
Костяшки его пальцев побелели на рулевом колесе.
– Того, кто больше не контролирует меня.
38
– Тебе придется спросить меня об этом еще раз.
Голос Маккензи звучал из динамика телефона Делейн. Лейн сидела в спальне Колтона; стены были выкрашены в желтый цвет раннего утра. Из кухни доносился запах заварного кофе.
Сегодня был четверг, и в определенные дни, как она узнала, Колтон выходил на пробежку. Он уходил до солнца и возвращался через несколько часов весь в поту, неся на своих плечах бодрый октябрьский воздух.