Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Егор Сазонов погиб в ноябре 1910 года, в протесте за своих товарищей по партии, над которыми по Зерентуйской каторжной традиции издевались забайкальские тюремщики. К этому времени десятки тысяч либералов, ставших революционерами, в тысячах экземплярах читали его «Исповедь», написанную на сибирской каторге:
«Что я мог сказать в объяснение своего преступления.
Меня обвиняют в том, что я принял участие в тайном сообществе Б.О.П.С.Р., которое поставило себе целью насильственное посягательство на установленный в России основными законами образ правления и ниспровержение существующего в Империи общественного строя, а также совершение убийств должностных лиц посредством разрывных снарядов, а также в том, что я убил министра внутренних дел Плеве, в видах осуществления указанных выше целей.
На это я могу ответить: да, я имел честь принадлежать к партии социалистов-революционеров и имел честь быть членом ее Боевой Организации, по поручению которой убил господина Плеве. Не признаю ни себя, ни Боевую Организацию виновными.
Задачи нашей партии слишком широки и многочисленны, чтобы их можно было уместить в формулу предъявленного мне обвинения. Одной из задач партии социалистов-революционеров, которую она выполняет террористическими актами своей Боевой Организации, является отвечать должным образом, то есть вооруженной рукой, там где произвол правительственных чиновников доходит до того, что не щадит не жизни, ни чести русских граждан, ни жизни, ни чести русских революционеров.
Наша партия принципиально враждебна всякого рода насилиям. Как идеалы партии, так и приемы борьбы за них отличаются мирным характером. Насколько мирны наши идеалы, это видно из того, что правительством допущены к всеобщему употреблению многие книги социалистического направления. Мы не возбуждаем в обществах междуклассовые раздоры. Они возникают помимо нашего участия, потому что не мы создали классы населения, потому что общество не представляет чего-то целого, связанного одним неделимым интересом. Сколько в обществе групп населения, отличающихся одна от другой способом добывания средств к жизни, столько же разнообразных и враждебных друг другу интересов. У крестьян и рабочих одни интересы, у их эксплуататоров, промышленников и помещиков, иные. Мы, социалисты, поддерживаем интересы трудовых классов населения. Нашей задачей является изучение нужд трудового народа и изучение путей, ведущих к их удовлетворению. Мы, социалисты, находим, что в обществе, не должно существовать эксплуатации одного класса другим. Для этого – все средства производства, фабрики и заводы с машинами, и земля должны принадлежать не отдельным лицам, а обществу, должны находиться под контролем и управлением общества. Таков наш конечный идеал, предвещающий мир на земле и в человеках благоволение. Все остальные наши задачи строго согласованы с ним, как с нашей путеводной звездой. Задачей дня мы ставим – добиваться, чтобы эксплуатация рабочих хозяевами и народа государством была наивозможно самая легкая. Мы идем к народу с нашими мирными идеалами, чтобы сделать его отношение к его собственным интересам сознательным, чтобы научить его наиболее разумным способам борьбы за них.
Без нас возникла на фабриках и заводах стачки и забастовки, сопровождавшиеся порчей машин. Без нас происходили аграрные волнения, во время которых избивали помещиков. Мы стремимся, насколько можем, удержать рабочих и крестьян от насилий, придать их борьбе за профессиональные интересы мирный характер. Насилия происходят не от того, что мы их преподаем народу, а потому что народ находится в совершенно иных условиях по отношению к закону, по сравнению с его хозяевами и эксплуататорами.
Эксплуатация поставлена под защиту закона, борьба с ней преследуется законом. Мы, социалисты, не навязываем народу наших идеалов, мы лишь хотим говорить ему правду о них. Мы ведем проповедь посредством слова и печати. Насилие мы ненавидим и презираем, мы уверены, что насилие бессильно против идеи. Как бы ее ни душили, как бы ни распинали, как бы ни стирали с лица земли ее носителей, – она всегда снова и снова воскреснет еще более обновленной и окрепшей. Наше отношение к государству в сущности безразлично, лишь бы народу было позволено свободно высказаться и бороться за свои интересы, лишь бы у нас, социалистов, не отнимали этого права. Там, где народ и социалисты обладают таким правом наравне с другими классами населения, – мир и благоденствие государства не потрясаются от социалистической пропаганды. Хотя и там, конечно, богачи и собственники вопят о насилиях и внутренних врагах отечества, но законы свободных государств гласят иное.
Наша ли вина, что мы, русские социалисты, силою обстоятельств становимся революционерами? Все наши попытки к мирной деятельности встречают беспощадное гонение со стороны государства. Было время, в 90-х годах, когда некоторые русские социалистические фракции избегали говорить рабочим о какой-либо политике. Эти «экономисты» за свою деятельность также объявлялись государственными преступниками. Русские социалисты каждодневно на опыте убеждались, что свободное высказывание мнения, свободная мирная борьба за интересы – в русском государстве невозможна. Поэтому в число других задач русские социалисты включили еще задачу – добиваться такого порядка в государстве, при котором станет возможно говорить и писать согласно убеждению. Такое право дорого не для одних нас, социалистов, но дорого для всей России.
Нас, социалистов, могло бы и не быть, а потребность свободы слова оставалась бы одинаково насущной. Общественное мнение в России не имеет законных способов для высказывания. Свободно, даже слишком, до нахальства свободно, может говорить только печать одного лагеря. Русское общественное мнение громко кричит по тем вопросам, по которым печати вовсе запрещено высказываться. Оно громко кричит в тех случаях, когда газеты испещряются цензурными чернилами, когда они приостанавливаются, когда подвергаются выговорам и закрытиям. Русское общественное мнение громко кричит, когда председатели земских, городских и других собраний запрещают говорить ораторам, в соответствии с их взглядами и убеждениями. Русское общественное мнение свободно тогда, когда сковано.
Поэтому мы, русские социалисты и революционеры, считаем себя нравственно вправе утверждать, что в России правительство не дает высказываться мнению большинства населения, не знает этого мнения и идет против потребностей и желаний этого большинства населения, не знает этого мнения и идет против потребностей и желаний этого большинства, то есть не исполняет своего назначения. Об этом мы принуждены заявлять народу, мы принуждены распространять идею о необходимости изменения существующего в России порядка.
Мы проповедуем, что народу необходимо: право свободно высказывать свое мнение с помощью печати, собраний и сходок, право участия в обсуждении и издании законов, право контроля над государственными доходами и расходами.
Да, мы, социалисты-революционеры, проповедуем это, и значит, проповедуем строй иной, чем существует теперь в Российской империи. Но ведь пока мы только проповедуем. Наше орудие – слово, печать. Где же тут насильственное ниспровержение существующего режима? Кто оказывает насилие?
Слово наше не успеет раздаться, а нам уже зажимают рот и томят нас за слово в тюрьмах и ссылках. Наша печать считается «нелегальной», авторы наших писаний, даже наши простые типографщики на опыте познают всю сладость жизни в сибирских тундрах. Простое чтение наших брошюр считается государственным преступлением.
Нас преследуют, как государственных преступников и подвергают наказаниям за участие в кружках и сходках, на которых обсуждаются наши задачи. Нас подвергают унизительным телесным наказаниям, бьют нагайками, топчут конями и расстреливают, когда мы решаемся толпой выйти на улицу, чтобы заявить там публично о наших желаниях и требованиях.
Мы лишены покровительства закона, мы объявлены внутренними врагами народа и политическими преступниками, хотя это не одно и то же. Да, тут много насилия, слишком много, даже по горло, так что захлебнуться можно. Но с чьей стороны насилие? С нашей ли? Или уж русский народ такой несчастный, что на его языке понятие «слово» равнозначаще с насилием?
Поэтому пусть не говорят, что Партия социалистов-революционеров стремиться насильственным путем сделать что-то. Ни в задачах партии, ни в ее приемах деятельности и борьбы пока нет ничего похожего на насилие.
Может быть, обвинение партии эсеров в посягательстве на насильственное ниспровержение чего-то означает, что партия произведет когда-нибудь сначала политический переворот в России, а затем социальный? Партия не предрешает вопроса о том, каким путем сменяется тот или другой строй на желанные. О социальной революции замечу, что о переустройстве общественного строя в империи на началах социализма даже говорить серьезно нельзя. Стремление к такому «переустройству» было бы не делом серьезной партии, а ребяческой забавой. Перестроить общественный строй в империи на началах социализма, – этого не могла бы сделать даже наша всесильная бюрократия. Как просто иной раз понимаются задачи нашей партии, и при таком понимании нас, членов партии, отсылают на эшафот.
- Падение царского режима. Том 3 - Павел Щёголев - Прочая документальная литература
- Инки. Быт, религия, культура - Энн Кенделл - Прочая документальная литература
- Тюремная энциклопедия - Александр Кучинский - Прочая документальная литература
- «Жажду бури…» Воспоминания, дневник. Том 2 - Василий Васильевич Водовозов - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература
- Автобиография - Борис Горбатов - Прочая документальная литература