Читать интересную книгу Великая Китайская стена - Джулия Ловелл

Главной причиной банкротства военной машины Минов оказалось то, что в государственном бюджете никогда не было средств, чтобы платить армии. Изначальный план основателя династии Мин, Хунъу, состоял в том, что армия должна находиться на самообеспечении: в качестве составляющей его проекта заселения и оживления земледельческой части Китая Хунъу передал большие куски временно разоренных, но тем не менее первоклассных сельскохозяйственных угодий армии. Он затем выделил каждой из семей наследственных военных до пятидесяти му (около семи акров) пахотной земли, с которой они должны были кормиться. Однако на протяжении пятнадцатого столетия, по мере того как минские императоры становились все более домашними и невоинственными, общественный престиж армии упал, а потомственная военная служба стала пустым, неработающим механизмом. Самые влиятельные армейские семьи превращали солдат в личных слуг, а предприимчивые офицеры извлекали солидную выгоду из «торговли свободой» со своими людьми: брали с них ежемесячную плату за освобождение от воинских обязанностей. Те, кто не мог себе позволить «свободу», просто дезертировали, оставались лишь те, кто был слишком слаб или не способен убежать. Хотя к концу XVI века на военной службе официально числились миллион двести тысяч солдат, многие гарнизоны довольствовались лишь двадцатью процентами своего списочного состава. Нигде упадок в армии Минов не был столь вопиющ, как в столичном гарнизоне в 1644 году. Когда Ли Цзычэн шел на столицу, смогли отыскать только десять или двадцать процентов солдат из официально числившихся под знаменами семисот тысяч. Большинство из них были преклонного возраста, слабые или голодающие.

Убедить людей сражаться можно было только адекватной платой и снабжением. Но и те небольшие деньги, которые официально числились в наличии, растворялись по пути к солдатам, остро в них нуждавшимся: когда император проследил за движением пятидесяти двух тысяч унций серебра, предназначенных для гарнизонов на северо-восточной границе, то обнаружил — все до последней монеты необъяснимым образом было потеряно по дороге к границе. Неудивительно поэтому, что минским военным не хватало ни физических сил, ни решимости встречать грудью врагов династии. «Когда стеганешь плеткой одного солдата, — сетовал один из минских генералов, — он встает, зато другой ложится». Полунаемная, полумобилизованная армия воплощала в себе худшие черты обеих военных систем: дорогостоящий сброд, состоявший по большей части из ни на что не способных людей. «Все, кто носит оружие, — писал Маттео Риччи, монах-иезуит, живший в Китае между 1583 и 1610 годами, — влачат жалкое существование, поскольку они занялись этой профессией не из любви к своей стране и преданности своему королю и не из стремления к чести и славе, а как слуги того, кто дает им работу».

Сундуки Минов пустовали по двум весьма простым причинам: слишком много денег уходило и недостаточно приходило в казну. С XV века, и особенно в XVI веке, императоры династии Мин швыряли деньги на проекты как личного, так и общественного характера — десять миллионов четыреста тысяч унций серебра потратили на могилу императора Ваньли, тридцать три миллиона восемьсот тысяч унций серебра пустили на войну в Корее в конце XVI века, и то и другое с промежутком в несколько лет. Непомерные траты на стеностроительство уже отмечались. Минские императоры почти никогда не отделяли общественное от личного, когда размещали бюджетные средства империи: в XVI веке императорские дворцы перестраивались по меньшей мере четыре раза после разрушений, причиненных неосторожным обращением с огнем. Только последняя перестройка обошлась в более чем семьсот тридцать тысяч унций серебра. И императоры подавали пример: если они не собирались ни в чем себя ограничивать, то так же вели себя и их родственники. В начале правления династии членам императорской семьи выделили огромные имения и щедрое содержание на безопасном расстоянии от столицы, рассчитывая нейтрализовать их как политическую угрозу императору. По мере существования династии и неизбежного разрастания клана цивильный лист распухал до тех пор, пока к концу XVII века содержание императорской семьи не стало съедать половину налоговых поступлений от двух крупных провинций, Шаньси и Хэнань. Правительство даже предпринимало отчаянные меры — приостанавливало выдачу принцессам разрешений на брак, — видимо, пытаясь притормозить вызывавшую тревогу скорость их размножения.

Однако минский Китай оставался большой страной, местами очень богатой, и должен был бы обеспечить правительство налоговыми поступлениями, потребными для финансирования его проектов. В период поздней династии Мин Китай, вероятно, был ведущим поставщиком в глобальной торговле предметами роскоши — особенно это касается керамики и тканей, фарфора и шелка, — привлекая в страну большое количество серебра из Нового Света и из Европы через португальцев, испанцев и голландцев, расположившихся по его окраинам. Хотя выгоды от такой торговли просачивались во все слои китайского общества — получение выносливых растений из Нового Света, особенно батата, часто становилось жизненно важным для тех, кто жил на беднейших, самых засушливых землях Китая, — именно меньшинство китайских городских торговцев больше всего наживалось на ней. По мере того как серебро все в большей степени становилось доминирующим средством платежей, делая ресурсы и рабочую силу гораздо мобильнее, сельское хозяйство — остававшееся прежним — уступало свои позиции городским промыслам и торговле. Поселки и города переживали бум, поскольку обеспеченные люди переводили свои капиталы из сельского хозяйства в промышленное производство: в ремесленное дело и переработку таких товарных культур, как сахарный тростник, хлопок и табак. Однако эта бурная и высокодоходная городская экономическая деятельность вела к серьезному обнищанию и дестабилизации сельского большинства Китая. Те, кто мог покинуть сельскую местность, так и делали: землевладельцев видели все реже, они переезжали в города; квалифицированные рабочие получали достойную заработную плату в городских мастерских; неквалифицированные ожидали найма на малооплачиваемую работу в промышленности. Почва уходила из-под ног китайских сельских общин, не способных перебраться в города: поскольку основные капиталы землевладельцев перемещались в крупные населенные пункты, их элита больше не вкладывала средства в такие общинные проекты, как ирригационные работы, крайне важные для выращивания риса. Для этой элиты сельские имения становились скорее дойной коровой — их крестьяне-арендаторы финансировали жизнь и деловые проекты в городах. Серебро, которое они производили, давало возможность богатеть финансовым посредникам вроде торговцев и ростовщиков, а не живой, работающей общине, поддерживавшей благосостояние каждого своего члена. Сельские доходы быстро падали: поскольку городская экономика процветала и цены росли, ценность сельских земель уменьшалась. По мере роста населения — чему способствовали завезенные из Нового Света культуры — сельские заработки тоже уменьшались.

Хоть это и пагубно сказывалось на простых людях, однако упадок сельских общин не обязательно вел к оскудению императорских закромов. В конечном счете денег в обороте было столько же (если не больше), как всегда, просто центр обогащения сместился из сельской местности в город. Между тем правительство не сумело должным образом приспособиться к новой реальности. Основатель династии Мин на своем горьком опыте познал ужасы сельской нищеты, потеряв всю свою родню во время голода и болезней. После того как он изгнал монголов, восстановление сельской экономики потребовало от него затраты значительных сил: ирригация, посадка лесов, заселение земель, подачки крестьянам в виде денежных поощрений и снижения налогового бремени (с 1371 по 1379 год площади обрабатываемых земель почти утроились). Однако китайские крестьяне в конечном итоге платили большую цену за прежнее сочувственное отношение к себе: внимание Хунъу к сельской экономике означало, что его преемники неизбежно станут смотреть на крестьян как на главный источник государственных доходов. В результате минская система налогообложения так и не смогла подстроиться к массированному уходу богатства в города и продолжала пытаться выжимать из сельской местности больше и больше: зерновые налоги и трудовая повинность для государственных проектов, или деньги, чтобы избежать трудовой мобилизации. Наиболее платежеспособные либо мигрировали в города, либо были освобождены от налогов. Правительство передало право пользования значительной частью доходов от освобождения от трудовой повинности местным ученым-землевладельцам — успешным соискателям государственных экзаменов на замещение должностей — и их окружению. Когда задача получения средств из сельской местности осложнилась из-за того, что и деньги, и люди уходили оттуда, государство стало направлять еще больше сил на изъятие своей доли налогов, перестав при этом уделять внимание другим важным, направленным на поддержку общины задачам, таким как общественные работы и правосудие.