Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У меня есть идиотская версия, – сказала Даша.
– Это что-то новое, – усмехнулся Галахов. – Версии обычно бывают только правильными либо неправильными…
– А у меня, боюсь, именно идиотская… Простите за нескромный вопрос, вы уверены, что ваш кабинет не прослушивается?
– Уверен. Проверили.
– Как вы отнесетесь к тому, что я скажу, будто в Шантарске готовится военный переворот? Классический сепаратистский мятеж? С провозглашением независимости, танками на улицах и прочими красивостями? Я имею в виду не шумковских идиотов, а людей на сто порядков посерьезнее…
Он слушал с непроницаемым лицом, катая в пальцах незажженную сигарету. Всего два раза прервал наводящими вопросами. Потом, когда понял, что Даше больше нечего сказать, прищурился:
– Вариантов тут три. Либо вы сошли с ума, либо сваляли грандиозного дурака, подогнав события под версию, либо правы. Первый вариант, пожалуй, отметем. Остаются два. Горите от желания узнать, как я ко всему этому отношусь? – Его глаза были цепкими и холодными. – А никак. Категории веры тут бессмысленны. Вот когда вы принесете неопровержимые доказательства, к этому можно будет относиться. И не раньше… Если это вас хоть немного утешит, могу сказать, что не вижу в подобной версии ничего невероятного. В наше время невероятного попросту не бывает, возможно все. Вы мне доказательства принесите… Полученные по возможности законным путем. Впрочем, я готов и на незаконные методы согласиться, если не будет трупов, не останется хвостов, а вот доказательства будут железные… Не очень-то педагогично с моей стороны такое заявлять, но жизнь в бюрократические формулы не всегда укладывается…
– Я постараюсь, – сказала Даша.
– Вы хоть понимаете, что вас постараются убрать, если версия и в самом деле не идиотская?
– Если захотят, никакая охрана не спасет. Такой вот фатализм. Я не бравирую, просто взвесила все…
Он усмехнулся:
– Если взвесили, я к вам чуть погодя пришлю Граника. Пусть его орлы переснимут все материалы. Иногда полезно иметь копии…
Даша с ним была полностью согласна. Совсем недавно по сводкам прошел симптоматичный примерчик: в столице соседней губернии глава администрации одного из районов нанял уголовничков, которые старательно подпалили районную прокуратуру, где хранилась неплохая подборочка компромата на этого самого главу. Исполнителей и заказчика уже повязали, но компромат превратился в пепел…
…На человека Беклемишева, приставленного для бережения дочки босса, жалко было смотреть – не человек, а замешанное на ужасе желе. Его напарник-милиционер выглядел малость непригляднее, но тоже был угнетен. Оба твердили одно, что ничуть не удивительно: им приходилось еще и надзирать друг за другом, так что практически не разлучались, словно верные влюбленные. Показания были бесхитростны: часов около десяти утра, когда врач стал делать обход, Женю никак не удалось разбудить, потом, когда врач присмотрелся, начался вселенский тарарам…
– Не переживайте, господа, – сказала Даша хмуро, понизив голос – в углу коридора толпились невеликим табунком любопытные медсестры. – Вы когда заступили?
– В восемь утра, сегодня, – сказал сержант.
– А меня часом позже сменили… – поведал преторианец Бека, белый как мел.
– Ну вот, – сказала она отрешенно. – А врач уверяет, что она умерла вчера, около семнадцати ноль-ноль, когда вас тут и не было, так и пролежала вечер воскресенья и всю ночь… Выше голову.
Ничто так не окрыляет человека, как приятное осознание того, что все твои неприятности вдруг переложили на плечи ближнего. Беклемишевский кадр расцвел в секунду, обнаглел даже до того, что спросил:
– А вы мне это на официальном бланке не напишете?
– Ваш босс и так со всеми документами должен будет ознакомиться, – безжалостно отмахнулась Даша.
Отвернувшись, прошла по сырому коридору и без приглашения вошла в уже знакомый крохотный кабинетик. Сергей Степанович, душка-психиатр, восседал за столом, как и в прошлый ее визит, вот только глаза у него сейчас были не профессионально отзывчивые, а прямо-таки мутные от ужаса. «Расклеился, дерьмо», – с легоньким презрением констатировала Даша. Впрочем, ничего странного – человек с живым воображением без труда представит рассвирепевшего Беклемишева, в особенности если сталкивался с ним уже и понимает, что против разъяренного купчины выглядит не более чем пылинкой…
– Хорошенькие дела… – сказала Даша, вытаскивая сигареты.
– Вы что-то уже знаете?
– Кое-что, – сказала она холодно. – Беклемишев поднял на ноги всех профессоров, до каких мог дотянуться, вскрытие провели в таком темпе и с таким тщанием, каких мне в жизни не добиться бы: наша судмедэкспертиза, признаюсь вам по секрету, являет зрелище унылое, да и бастует второй день, остервенев без зарплаты… Острая сердечная недостаточность, представьте себе, – усмехнулась она одними губами. – Сергей Степанович, я бы на вашем месте не ликовала. Наоборот. Сердце у девчонки было, как у хорошего скакуна – пламенный мотор… Они там сейчас возятся с анализами, это затянется, но в любом случае жребий ваш горек.
– Но меня не было в выходные…
– А вы думаете, папа будет вдаваться в такие тонкости? Не говоря уж о том, что и я испытываю вполне определенные подозрения.
– Но не может же быть, чтобы насчет меня…
– А почему бы и нет? – безмятежно спросила она. – Какой-то роман так и называется: «Подозреваются все»… Ладно, не буду вас мучить. Все пойдет своим чередом, всех поголовно допросят, конечно, но вы со мной сейчас поговорите откровенно, как на исповеди. Иначе я могу рассвирепеть и еще до явления Беклемишева народу Карфагеном пройду по вашему заведению…
– Поверьте, я…
– Поговорим, а там будет видно, верю я или нет. Я немного разбираюсь в ваших делах, но нужно вникнуть глубже…
– Пожалуйста, я…
– Это нормально, что в выходные здесь не было ни единого врача? То есть – соответствует устоявшейся практике?
– Увы. Выходные, признаться, – мертвый сезон… Представляете, наверное, какая у нас нехватка людей? И как те, кто работает, живут впроголодь?
– Представляю, – сказала Даша. – Как везде, что же тут неясного. А уколы кто делает? Вам приходится?
– Нет. Врач никогда не делает уколов сам, даже в случаях, подобных… нынешнему. Есть медсестры, имеющие должную квалификацию и допуск…
– Так, – сказала Даша. – А эта ваша Фаина, симпатичная женщина в наколочках, подобный допуск имеет? Ну?
– Вообще-то нет…
– Да? – подняла брови Даша. – А мне наш человек докладывал, что именно она несколько раз ставила Беклемишевой уколы. Как вы сей феномен объясняете? Только давайте договоримся: отвечать без затяжек и раздумий. Я вас не пугаю, но сугубо от меня зависит, кто из вас тут останется на свободе, а кто будет задержан по подозрению…
Доктор страдальчески поморщился:
– Сплошь и рядом случается, что уколы ставят обычные санитарки. В конце концов, для этого нужен минимальный навык.
– То есть и это у вас – обычная практика?
– Обычнейшая, – признался он с вымученной усмешкой. – И не только у нас… Повсюду.
– Благо клиент все равно протестовать не может? Чтобы лишний раз по морде не получить?
– Дарья Андреевна, не я эти порядки вводил, и зарплату не я задерживаю, и не я ее устанавливал в виде сущих крох… Кто сюда пойдет на такие гроши? Держимся за каждого, кто пока не сбежал. Я согласен, внутривенные уколы требуют более серьезного подхода, но поставить внутримышечный или подкожный, в принципе, может любой после минимального натаскивания. Дело врача – подробно расписать, кому и что колоть, все остальное лежит на медсестрах.
– А медсестра может по дружбе попросить санитарку: «Зин, ты там за меня колони…»?
– Бывает. Выходные вообще – тяжелые дни.
– Ага, – понимающе сказала Даша. – И спят блаженненько, и водку иногда попивают, а то и трахаются на рабочем месте, коли до понедельника начальства не будет. Да и само начальство тоже люди. Словом, мы подходим к банальной истине: в том, что больная умерла вечером в воскресенье и пролежала до утра понедельника, нет ничего из ряда вон выходящего?
– Я бы не сказал, что это обычная вещь, но подобное то и дело случается. Без всякого злого умысла и заговоров.
– Пойдем дальше, – сказала Даша. – Давайте-ка все же проработаем вариант заговора – или, говоря не так пышно, того, что у нас в конторе именуется «преступным умыслом». Да не дергайтесь вы, вас лично я пока ни в чем таком не обвиняю… Предположим, я работаю у вас. Врачом, санитаркой, медсестрой… И мне позарез нужно вколоть Беклемишевой какую-то гадость, которую ей вовсе не прописывали, поскольку от этой гадости любой тут же загнется. Трудно мне будет подменить ампулу?
– Не особенно, – сказал он, отводя глаза.
– Все равно, медсестра я с допуском, санитарка или врач?